Нумерология

Пифагор и его учение

Отрывок из книги Э. Шюре «Великие посвященные»

Пифагор сформулировал священную науку в книге, написанной его рукой и носившей название Hieros Logos Священное слово. Эта книга не дошла до нас, но позднейшие произведения пифагорейцев Филлолая, Архита и Гиероклеса, а также диалоги Платона и трактаты Аристотеля, Порфирия и Ямвлиха знакомят нас с ее принципами. И если принципы эти оставались до сих пор непонятными для современных философов, это произошло оттого, что смысл и значение их можно понять лишь путем сравнения всех эзотерических доктрин Востока.

Пифагор называл своих учеников «математиками» потому, что его обучение начиналось с учения о числах. Но эта священная математика или наука принципов была иная, чем та, которой владеют наши ученые и философы: она была одновременно и более трансцендентна и более жизненна и рассматривала число не как абстрактное количество, но как существенное и деятельное качество верховной Единицы, Бога, источника мировой гармонии. Наука чисел была наукой живых сил, божественных качеств в действии, как в мирах, так и в человеке, как в макрокосме, так и в микрокосме. Следовательно, проникая в свойства чисел, схватывая и объясняя их разнообразные сочетания, Пифагор создавал в сущности целую теогонию или основанную на разуме теологию.

Истинная теология должна заключать основы всех наук. И она может возвыситься до науки о Боге лишь тогда, когда ясно покажет единство и взаимную связь всех остальных наук, лишь тогда, когда станет синтезом, объединяющим их в одно целое.

Такую именно роль играла в древних египетских храмах наука Священного Глагола, и ее-то Пифагор и формулировал более точным образом под названием науки чисел. Она имела притязание обладать ключом жизни и сути бытия. Адепт, направляемый Учителем, начинал с созерцания ее начал в своем собственном разуме, прежде чем применять эти начала к концентрической необъятности развивающихся миров.

Современный поэт предчувствовал эту истину, когда заставлял Фауста спускаться к Матерям для того, чтобы возвратить жизнь призраку Елены. Фауст хватает магический ключ, земля разверзается под его ногами, он почти теряет сознание, он погружается в пустоту пространства. Наконец он достигает Матерей, которые бодрствуют над первозданными формами великого Целого. Эти Матери ничто иное, как числа Пифагора, божественные силы мира.

Поэт передает нам содрогание своей собственной мысли перед этим ввержением в бездну Неисповедимого. Для древнего посвященного, у которого духовное зрение пробуждалось постепенно как новое чувство восприятия, это внутреннее откровение являлось скорее вознесением в центр пламенеющего солнца Истины, откуда он созерцал все существа и формы, брошенные в водоворот жизни божественной эманацией.

Конечно, посвященный не сразу приходил к внутреннему обладанию истиной, к тому могучему сосредоточенью всех сил, которое дает постижение мировой жизни. Для достижения столь трудной гармонии между разумом и волей требовались годы упражнений. Прежде чем овладеть творческим словом, необходимо научиться складывать священный глагол, буквы за буквой, слог за слогом.

Пифагор имел обыкновение давать свои наставления в храме муз. Сенаторы Кротона построили его по плану и по личным указаниям Пифагора рядом с его собственным жилищем, среди деревьев окружающего сада. Только ученики второй степени проникали туда вместе с Учителем.

Внутри этого круглого храма виднелись девять мраморных муз; посередине стояла Гестия, закутанная в покрывало, торжественная и таинственная. Левой рукой она защищала пламя очага, правой рукой указывала на небо.

У греков, точно так же как и у римлян, Гестия, или Веста, была хранительницей божественного начала, которое скрыто во всех вещах. Представительница божественного огня имела свой алтарь в храме Дельфов, в пританеи Афин и при каждом домашнем очаге.

В святилище Пифагора она олицетворяла собою божественную науку, или теософию. Окружавшие ее эзотерические музы носили – кроме обычных своих мифологических имен – еще имена тех оккультных наук и священных искусств, которые находились под непосредственной охраной каждой из них.

Урания наблюдала за астрономией и астрологией; Полигимния владела наукой потусторонней жизни души и искусством прорицания; Мельпомена со своей трагической маской представляла науку жизни и смерти, трансформаций и перевоплощений. Эти три верховные музы, вместе взятые, олицетворяли собой всю космогонию, или небесную физику, Каллиопа, Клио и Эвтерпа являлись представительницами человеческой, или психологической, науки с соответствующими ей искусствами: медициной, магией и моралью.

Последняя группа – Терпсихора, Эрато и Талия заведовали земной физикой, наукой элементов, камней, растений и животных.

Таким образом перед учеником появлялись сразу все линии наук, начертанные на организме Вселенной и выраженные в лице муз, освещенных божественным пламенем.

Вступив со своими учениками в это тихое святилище, Пифагор раскрывал книгу Глагола и начинал свое эзотерическое обучение.

«Эти музы, – говорил он, – не более как земной образ божественных сил, духовную красоту которых вы будете созерцать внутри себя. Как они устремляют свои взоры на огонь Весты, из которого все они произошли и который дает им движение, ритм и мелодию, так же должны и вы погружаться в центральный Огонь Вселенной, в божественный Разум, чтобы вместе с Ним изливаться во все Его видимые проявления».

Затем Пифагор увлекал своих учеников из мира форм и видимостей, уничтожал время и пространство и с могучей силой уносил их с собой в великую Монаду, в самую суть несотворенного Бытия. Пифагор называл ее Единицей, заключающей в себе всю полноту гармонии, которая есть мужское начало всепроникающего Огня, самодвижущийся Разум, нераздельный и непроявленный, творящий преходящие миры, Единый, Вечный, Неизменный, скрытый под многообразием форм, которые приходят, уходят и изменяются.

«Суть вещей ускользает от человека, – говорит пифагореец Филлолай. – Он познает лишь явления этого Мира, в котором конечное сочетается с бесконечным. Как же может он узнать их? Только поскольку существует между ним и остальным миром гармония, единение, общее начало; а это общее начало дает вещам Единый, который вместе со Своей Сутью придает им меру и смысл. Он есть мера, определяющая отношение между объектом и субъектом, тот смысл вещей, посредством которого душа участвует в Разуме Единого».[1]

Но как приблизиться к Нему, Непознаваемому? Видел ли кто-либо руководителя времен, душу солнц, источник разумов? Нет; лишь сливаясь с Ним, можно проникнуть в Его сущность.

Он подобен невидимому огню, действующему из центра Вселенной, подвижное пламя которого протекает по всем мирам, приводя во вращение окружность.

Пифагор прибавлял к этому, что дело посвящения состоит в приближении к великому Существу, в уподоблении Ему, в возможном усовершенствовании, в господ-ствовании над всеми вещами посредством разума, в достижении той же активности, какой отличается тот невидимый огонь.

«Ваше собственное существо, ваша душа, не представляет ли из себя микрокосм, малую Вселенную? Она полна бурь и несогласий. И задача в том, чтобы осуществить в ней единство гармонии. И лишь тогда Бог проникнет в ваше сознание и лишь тогда вы разделите Его власть и создадите из вашей воли жертвенник очага, алтарь Весты и трон Юпитера!»

Бог, Неразделимая Сущность, имеет своим числом Единицу, которая содержит в себе Бесконечность, именем – имя Отца, Создателя, или Вечно-мужественное, знаком – живой огонь, символ Духа, в котором сущность всего. Вот первое из всех начал.

Но божественные способности подобны мистическому Лотосу, появляющемуся перед египетским посвященным, распростертым в своей гробнице, из темноты ночной. В начале это – лишь блестящая точка, затем она раскрывается подобно цветку, чья пламенная сердцевина распускается подобно светящейся розе о тысяче лепестков.

Пифагор говорил, что великая Монада действует посредством творческой Диады. С момента проявления Бог двойствен', неразделимая сущность и разделимая субстанция; начало мужеское, активное, животворящее, и начало женское, пассивное, или пластическая живая материя.

Диада представляет таким образом слияние Вечно-муже-ственного и Вечно-женственного в Боге, два основные божественные свойства. Орфей поэтически выразил эту мысль в стихе: «Юпитер одновременно и Супруг и божественная Супруга».

Все системы политеизма владели интуитивно этой идеей, изображая божество то в мужском образе, то в женском.

И эта Природа, вечная, одушевленная, эта великая Супруга Бога – не только та земная природа, которую мы видим, но и невидимая небесная природа, недоступная нашему плотскому зрению, Мировая Душа, первозданный Свет, поочередно – Майя, Исида или Цибелла, которая, вибрируя под божественным воздействием, содержит в себе сущность всех душ, идеальные типы всех существ.

Она же и Деметра, земля, проникнутая жизнью, со всеми заключенными в ней телами, в которые воплощаются все эти души. Она же и женщина, подруга мужчины.

В человечестве – женщина представляет собою природу, и совершенным подобием Бога является не человек, но мужчина и женщина. Отсюда – их непреодолимое, могучее и роковое влечение друг к другу; отсюда и упоение любви, в котором проносится мечта бесконечного творчества и темное предчувствие, что Вечно-мужественное и Вечно-женственное достигнут совершенного слияния лишь в недрах Бога.

«Отдадим же честь женщине на земле и на небесах, – говорил Пифагор вместе со всеми древними посвященными, – она дает нам понимание Великой Женщины – Природы. Да будет она ее освещенным образом и да поможет она нам постепенно подняться до великой Души, которая зарождает, сохраняет и обновляет; до божественной Цибеллы, которая в своей светотканной мантии влачит за собою бесчисленные сонмы душ».

Монада изображает сущность Бога. Диада – его производительное свойство. Последнее вызывает к жизни Вселенную, это – видимое раскрывание Бога в пространстве и во времени.

Проявленный мир – тройствен, ибо как человек состоит из трех различных элементов, сплавленных вместе, из тела, души и духа, так же и Вселенная делится на три концентрические сферы: мир естественный, мир человеческий и мир божественный. Таким образом, Триада, или закон троичности, есть образующий закон вещей и истинный ключ жизни. Ибо он снова и снова встречается на всех ступенях лестницы жизни, начиная с органической клетки, он проходит через физический строй животного тела через всю деятельность кровеносных сосудов и спинномозговой системы, до сверхфизической организации человека, Вселенной и самого Бога включительно.

Ключ этот раскрывает, как бы по волшебству, перед изумленным разумом внутреннее строение Вселенной; он же указывает и на бесконечные соотношения между макрокосмом и микрокосмом. Закон этот действует подобно свету, который, проходя через предметы, делает их прозрачными и заставляет все миры, и малые и великие, светиться подобно волшебным фонарям.

Попробуем выяснить этот закон путем аналогии между человеком и Вселенной.

Пифагор признавал, что человеческий дух в своей бессмертной невидимой и абсолютно деятельной природе происходит от Бога. Ибо дух есть то, что двигается само по себе. Пифагор называл тело его смертной, делимой и пассивной частью. Он полагал, что то, что мы называем душой, тесно связано с духом, но состоит из третьего посредствующего элемента, который происходит от космического флюида; поэтому душа подобна эфирному телу, которое дух ткет и образует для себя сам. Без этого эфирного тела материальное тело не могло бы развивать живых сил и было бы инертной массой без жизни[2].

Душа обладает формой, сходной с телом, которое она оживляет, переживая его после смерти и распадения. Она становится тогда – по выражению Пифагора и Платона – легкой колесницей, которая увлекает дух в божественные сферы или же низвергает его в мрачные области материи, смотря по ее свойствам, хорошим или дурным.

Организация и эволюция человека повторяются на всех ступенях жизни и во всех сферах бытия. Подобно тому, как человеческая Психея бьется между духом, который ее привлекает, и телом, которое ее задерживает, так и все человечество развивается между миром естественным и животным, в который оно погружено своими земными корнями, и божественным миром чистых духов, где скрывается истинный источник, к которому оно и стремится подняться.

И то, что происходит в человеке, повторяется и на всех планетах и во всех солнечных системах, лишь в различных соотношениях и в постоянно возобновляющихся различных видах.

Растяните круг до бесконечности, и постарайтесь охватить в едином понятии все безграничные миры. Что найдете вы в них? Творческую мысль, астральный флюид и миры в процессе эволюции: дух, душу и тело Бога. Приподнимая покров за покровом и измеряя свойства самого Бога, мы увидим в Нем Диаду и Триаду, которые облекаются в неисповедимые глубины Монады, подобно звездам, возникающим в безднах бесконечности.

Уже по этому краткому изложению можно судить, какое первенствующее значение придавал Пифагор закону троичности. Можно сказать, что закон этот представляет краеугольный камень всей эзотерической науки. Все великие создатели религий знали этот закон, все теософы предчувствовали его. Оракул Зороастра говорит:

Великая заслуга Пифагора состояла в том, что он сформулировал этот закон с ясностью греческого гения. Он сделал из него центр теогонии и основу всех наук.

Уже прикрытая покровом в экзотерических писаниях Платона и совершенно непонятая позднейшими философами, идея эта была постигнута в новейшие времена лишь немногими посвященными в оккультные науки[3].

Из всего сказанного ясно, какую широкую и прочную основу давал закон всеобщей троичности как для классификации наук, так и для построения космогонии и психологии.

Подобно тому, как мировая троичность сосредоточивается в единстве Бога, так и человеческая троичность сосредоточивается в самосознании и воле, в которых все способности тела, души и духа сливаются в одном живом единстве.

Человеческая и божественная троичность, заключенная в Монаде, образует священную Тетраду.

Но человек осуществляет свое единство лишь условным образом. Ибо его воля, влияющая на все его существо, не может действовать одновременно и совершенно во всех его трех проводниках, то есть в инстинкте, в душе и в интеллекте.

Вселенная и сам Бог представляются ему поочередно и последовательно отраженными в этих трех зеркалах. Во-первых, видимый через инстинкт и через калейдоскоп чувств Бог многообразен и бесконечен, как его проявления; отсюда – политеизм, в котором число богов неограничено. Во-вторых, отраженный в разумной душе, Бог – двойствен, то есть состоит из духа и материи; отсюда – дуализм Зороастра, манихеев и некоторых других религий. В-третьих, отраженный в чистом разуме, Бог – тройствен, то есть является духом, душой и телом во всех проявлениях Вселенной; отсюда культы Троицы в Индии (Брама, Вишну, Шива) и Св. Троицы в христианстве (Отец, Сын и Святой Дух).

И наконец, познанный волею, в которой сливается все, Бог является Единым и отсюда исходит герметический монотеизм Моисея во всей своей строгости. Здесь нет уже олицетворения, нет воплощения. Здесь мы выходим из пределов видимой Вселенной и вступаем в царство Абсолютного. Предвечный царствует один над миром, обращенным в прах.

Различие религий происходит от того, что человек постигает Бога лишь через призму своего собственного существа, условного и конечного, тогда как Бог неустанно осуществляет единство трех миров в общей гармонии Вселенной.

Это уже само по себе указывает на магическое значение Тетраграммы в порядке идей. В ней заключены не только основы наук, закон существ и способ их эволюции, но и источник различных религий и их верховного единства. В ней скрывался действительно всеобщий ключ. Отсюда – энтузиазм, с которым Лизис говорит о ней в Золотых стихах и в этом же можно видеть причину, почему пифагорейцы клялись этим великим символом:

Пифагор шел еще дальше в своем учении чисел. В каждом из них он определял тот или другой принцип, тот или другой закон, ту или другую активную силу Вселенной. Он говорил, что главные основы содержатся в четырех первых числах, ибо складывая или умножая их между собой, можно найти и все остальные числа.

Точно так же и бесконечное разнообразие существ, образующих Вселенную, происходит из сочетания трех первичных сил: материи, души и духа – под творческим импульсом божественного единства, которое их смешивает и дифференцирует, сосредоточивает и дает силу им.

Вместе с другими учителями эзотерической науки Пифагор придавал большую важность числам семь и десять. Состоя из трех и четырех, семь означает соединение человека с божеством: это – число адептов, великих посвященных, и так как оно выражает полное осуществление всего, проходящего через семь ступеней, то является изображением закона эволюции. Число десять, образуемое из сложения первых четырех чисел и заключающее в себе число семь, есть совершенное число, ибо оно выражает собою все начала Бога, сперва развивавшиеся, а затем – слившиеся в новом единстве.

Заканчивая преподавание своей теогонии, Пифагор показывал своим ученикам девять муз, олицетворяющих науки, сгруппированные по три вместе, – муз, соответствующих тройной троичности, проявленной в девяти мирах и образующих вместе с Вестой, хранительницей первичного Огня, священную Декаду.

Числа

Отрывок из книги А. Дебароля «Тайны руки»

Система чисел, которую объяснял Пифагор, заимствовавший, по-видимому, ее у египетских жрецов, была распространена его учениками.

«Божественная жидкость, – говорили они, – была недоступна чувствам, и мы употребим для ее характеристики язык не чувств, а ума; мы дадим разуму или деятельному началу Вселенной название монады или единицы, ибо оно всегда одинаково, а материи или началу страдательному название диады (двойственность) или размножения, ибо оно подвержено всяческим изменениям; наконец мир назовем мы триадой, – ибо он есть результат духа и материи».

Каков бы ни был способ выражения системы, это всегда будет Кетер, Бинах и Шокмах.

Это всегда борьба деятельного и страдательного начала, дающая движение – источник жизни.

Смысл Пифагоровых уроков о числах заключается в том, что числа содержат элементы всех вещей и даже всех наук. Пифагор приложил систему чисел к миру духов и решил проблемы, совершенно не известные в нашей действующей арифметике. Вот что было сказано по этому поводу одним ученым, жившим два века назад:

«Великая мировая система покоится на известных основаниях гармонии, бытие, форма и действия которых во всех вещах, как общих, так и специальных, суть естественное их последствие. Эти основания гармонии называются числами.

Тот, кому они известны, знает и законы существования природы и сравнения их соотношений, род и меру их действия, связь всех вещей и всех действий, физическое и механическое строение мира. Числа – невидимые сосуды существ, как тела их суть сосуды видимые. Это значит, что вещество имеет два свойства: видимое и невидимое. Первое есть видимая форма – тело; форма невидимая – число. И все появляющееся есть результат внутренней энергии, а эта энергия есть разлитие силы. Более или менее великие силы являются из вещественных чисел, а большая или меньшая энергия из виртуальных чисел.

Ясно, что существуют невидимые оболочки, ибо каждое существо имеет причину и форму, но причина и форма суть две противоположности, которые не могут соединиться без известных уз, скрепляющих их; в этом заключается функция числа. Как законы и качества существ написаны на их наружности, так законы и качества вещей невидимых написаны на невидимых числах, или так как впечатления получаются чувствительностью мысли посредством чувств, то точно так же ум наш получает ясные идеи через положение и невидимое назначение вещей тотчас же, как может их уловить, ибо идеал, подобно физическому, имеет число, меру и вес, познаваемые только разумом. Правда, истинные мировые числа бесконечны, но ход их правилен и прост, ибо все покоится на основных числах – от одного до десяти. Их бесконечность сама по себе основывается на бесконечном числе существ, тем более, что одинаковые существа имеют различные качества. Итак, есть числа для основания и субстанции существ, их действий, их долговечности и степени их прогресса (прогрессии). Все эти вещи столь же существуют от стояний, где останавливаются лучи божественного света и бросают назад отражения, иногда для представления своего изображения, иногда для того, чтоб излить в этом возвратном взоре новую жизнь, новую меру, новый вес. Есть также соединения числа для выражения различных отношений и различных положений существ: их действия и бытия. Также есть центральные числа и числа окружности; есть ложные и нечистые числа. Несмотря на их бесконечное соединение, идея их весьма проста, потому что восходит от первой основной цифры до десяти и простых чисел; эти же последние снова содержатся в четырех первых основных числах, соединение которых (сложение) даст 10, из чего блистательно вытекает бесценная сила катерны, которая кажется безумием людям нашего времени, потому что они ничего не могут в ней понять. Некоторым образом мы видим здесь, почему число 10 было так высоко чтимо пифагорейцами, это было их наиболее возвышенное число. Они клялись четырьмя, и клятва эта была более священна, чем можно вообразить. В нем были все симфонии и силы природы. Десять было мировым числом или абсолютным паном. Следуя Пифагору, числа суть основания высшего разума и единственное средство, посредством которого вещи выражаются сами собой; единение всех чисел соединяет миры или основание согласия существ и их действий, являет гармонию всего сущего. Вследствие этого Пифагор смотрел на астрологию и астрономию, как на ветви, прямо стремящиеся из одной науки»[4].