Юношу занимало все вокруг. Затерянный в горах кишлак, люди, которых не коснулась ни революция, ни современная цивилизация, – все это было таинственно и обещало массу неожиданностей. Он первый открыл этот кишлак. Будет о чем рассказать Максимову и Козубаю. А тут еще нефть, горючий сланец, а может быть, есть и золото.
– Может быть, у вас есть золотой песок? Я куплю, – сказал Ивашко и вынул деньги.
Муса перевел.
Джура с интересом тер пальцами бумажки. Он не понимал их значения. Аксакал отрицательно покачал головой. Джура отошел к проходу в стене и поманил Юрия пальцем. Ивашко пошел вслед за ним. По дороге Джура взял горящий светильник, и они вошли в пустую кибитку.
– Дай нож, – сказал Джура, показывая пальцем на охотничий нож Ивашко. – За него дам золото и камни.
Ивашко сразу понял, о чем речь, и немедленно согласился. Он плохо знал узбекский язык, но отдельные легкие фразы были ему уже понятны.
Джура вышел, сунув нож за пояс, и вскоре принес мешочек золотого песка и несколько рубинов.
– Не говори аксакалу, – предупредил он и пояснил это жестами.
– Хоп, хоп, – улыбаясь, ответил Ивашко.
– Сколько хочешь за твою винтовку? – спросил Джура, сначала сделав вид, что прицелился, а затем показав на камни и на свою пустую горсть.
Ивашко отрицательно покачал головой.
– Это все не мне, а для изучения, понимаешь? – сказал он, мешая русские и киргизские слова. – Понимаешь?
Но этого Джура не понимал.
– Я хочу выменять твое ружье, – повторял упрямо Джура. Ивашко отрицательно качал головой. Джура двинулся со светильником назад. Ивашко заметил, что стены излучают странный свет. Он взял светильник из рук Джуры и поднес его к стене, сложенной из камня.
– Молибденит! – закричал он, пытаясь выдернуть один камень из стены.
Джура, боясь, что завалится стена, отбросил его руку. Не понимая друг друга, они ссорились. Наконец Джура нашел в углу кусок молибденита и отдал его Юрию. Ивашко совершенно успокоился и весело поблагодарил. Джуру удивило, что пришелец положил в сумку простой камень вместе с дорогими.
– Зачем? – спросил Джура.
– Этот камень делает железо крепким, – так, не совсем точно попытался объяснить Юрий.
Подумав, Джура вышел и скоро вернулся с куском железной руды.
– Откуда? – спросил Ивашко.
Джура насмешливо сделал широкий жест.
Они возвратились к остальным.
– Я объяснил аксакалу, – сказал Муса Ивашко, – что мы преследовали басмачей, грабящих народ. А он все интересуется, как мы прошли через пропасть. Я говорю – по снежному мосту, а он уверяет, что никакого моста не было.
– Ты им скажи, – ответил Ивашко, – что мы преследовали бандита Тагая и что он погиб. Скажи ему, что, если у них когда-нибудь появятся басмачи, пусть расправятся с ними сами. Скажи, что басмачи – это те, кто помогает баям держать народ в темноте и невежестве, как рабов. Это те, кто приносит бедность, слезы и несчастья…
Муса говорил долго, но Джура не все понимал и не всему верил. Он давно знал из рассказов аксакала: раз человек с ружьем и не охотник – значит, это басмач, угоняет чужие табуны скота, грабит купцов. Эти пришельцы вооружены – значит, они басмачи и гонятся за другими басмачами. Первые награбили, вторые отбирают.
– Мы комсомольцы, – продолжал переводить Муса. – А в Коммунистический Союз молодежи вступают самые смелые из молодых. Они ничего не боятся – ни врагов, ни трудных дел. Комсомольцы хотят все знать и все уметь, чтобы сделать жизнь народа счастливой. А это нелегко, и коммунисты – старшие братья комсомольцев – направляют их на верный путь. Сейчас мы учимся и воюем с басмачами и помогаем отбирать у богачей земли и скот, чтобы ими сообща могли пользоваться трудящиеся. Кто не работает – тот не ест…
Последнее Джуре понравилось. Значит, аксакалу тоже надо будет работать и наравне со всеми есть гульджан.
– Это все хорошо, – сказал Джура, хитро прищурившись, – но почему гости одеты в простые овчины, а не в горностаевые или лисьи халаты? Плохие вы, наверно, джигиты, если не только бедным, но и себе не смогли достать хорошую одежду.
– Настоящий джигит не о себе думает, а обо всем народе. Когда весь народ одет – и он одет, когда весь народ сыт – и он сыт. А кто думает только о своем благополучии, тот мелкий человек. – Муса разошелся. – Хорошо за горами! Сядем в железную кибитку на колесах. Вы не знаете, что такое колесо? Это такая круглая штука, она катится… Не понимаете? – Он покатил по кошме пиалу. Присутствующие не поняли и недоверчиво засмеялись. – А еще есть другая вещь, называется кино. Придешь ночью в большую кибитку, в сто раз больше этой…
– В ханскую? – подсказал Кучак насмешливо.
– Правильно, в ханскую: мы отобрали у ханов кибитки. Так вот, смотришь на белую стену, а кругом большевистские светильники горят, огонь в них холодный, белый, и когда его тушат, так не дуют на огонь, а только нажимают пуговку в стене. Понимаете? А на стене, – продолжал Муса, – тени живых людей бегут, стреляют, по саду гуляют, пьют и едят.
– Вай, вай, вай! – закричали в испуге старухи. – Он чародей, он может вызывать тени умерших людей. Может быть, его подослали снежные люди?!
Джура сердился и исподлобья смотрел на пришельцев. В его душе боролись зависть и недоверие.
Аксакал беспокоился. Ему было не по душе, что на пришельцев обращено такое внимание всех жителей кишлака и что страна, откуда они приехали, может показаться лучше его родного кишлака Мин-Архар. Смутно он представлял себе опасность, которая таилась в словах комсомольца Мусы. Если Джура и Кучак захотят отправиться в другую страну и покинут родные горы, что будет делать он, дряхлый и беспомощный старик? Искандер, стараясь казаться равнодушным, кивал головой и приговаривал: «Знаем, знаем, нас не удивишь», – хотя о многом он слышал впервые.
Муса рассердился:
– Аксакал все знает, так пусть и расскажет.
Наступило молчание. Все с нетерпением ждали. Старик начал говорить:
– Нет молодца, который не тосковал бы о своей родине, равной в его глазах священной Каабе. Белый сокол в неволе грустит по своей стае, вспоминая, как парил в заоблачной синеве. Нет мужа, который не заботился бы о безопасности рода своего; нет птицы, которая не заботилась бы о гнезде своем.
Аксакал говорил неспроста: он хотел удержать молодежь от необдуманных поступков и поднять свой авторитет. Каждый может гнуть молодые деревья на свой лад, только старый согнутый ствол выпрямить нельзя. Аксакал рассказывал сказки о какой-то неведомой стране – так казалось обитателям кишлака. Но гости кивали головой в знак того, что все это им хорошо известно. Пятый раз Айше подливала в светильник нефти, а аксакал все говорил. В речах старика было много непонятного, но Джура поверил, что где-то наяву существует эта сказочная страна.
Все слушали затаив дыхание. Аксакал говорил о летающем железном ковре.
– Это аэроплан, – пояснил Муса.
– Есть плавающая кибитка… – продолжал аксакал.
– Пароход, – вмешался Муса.
– Только, – закончил аксакал, – это все далеко за горами, а глупые киргизы, которые прельстятся этими чудесами и бросят родной кишлак, пойдут туда, – поплатятся головой. Даже гости наши подтвердили, что я все знаю. А я знаю еще больше.
И он искоса посмотрел на Джуру.
– Отвечай, старик, – сказал Муса, – где ты видел все то, о чем рассказываешь? Почему ты убежал в эти безрадостные горы? Бай ты или мулла?
– Здесь я родился, здесь и умру. Ниоткуда я не бежал и никуда не убегу. А показали мне все это арвахи – духи…
– Давно это было? – спросил Муса.
– Много лет назад… – И, помолчав, старик добавил: – Был у нас Идыге. Батыр был. Такой батыр раз в сто, раз в триста лет родится. Однажды пошел на охоту. Очень далеко. В чужие горы забрел. Большой водопад увидел, пить захотел. Стал у водопада на колени, чтобы напиться, вдруг сверху вместе с водой упал зеленый плод. Полез Идыге наверх. Долго лез Идыге, чуть не пропал. Влез в гору и видит – глубоко внизу большой лес. Там людей с белым лицом встретил. Они его у себя оставляли, но не захотел Идыге. Домой пришел, сладких красно-зеленых плодов принес… Много рассказывал мне…
– Эх, аксакал, ты рассказываешь так, как будто видел все это собственными глазами! – опять усомнился Муса.
