– Я не могу это всерьез комментировать, – наконец выговорил он. – Вероятно, это происки моих врагов. Они не могут справиться со мной в честном бою и выдвигают бредовые обвинения.
– Иными словами, вы утверждаете, что ваши враги коррумпировали прокуратуру, и она выдвинула против вас заведомо ложное обвинение? – глаза ведущей были холодны, как сталь.
Сильвио снова засмеялся, впрочем, уже не так уверенно. Он хочет сказать, что все это только журналистская утка, фейк.
– Вряд ли это фейк, – заметила ведущая. – Вы понимаете, что вас обвинили в чрезвычайно серьезном преступлении?
Кровь плеснула ему в голову, и мозги начали медленно закипать. Спокойно, Сильвио, спокойно, это провокация, нельзя поддаваться. Однако в студии уже стоял гул, публика что-то выкрикивала. Капеллони расслышал даже слово «мафиозо». Он почувствовал, что сердце его забилось в груди гулко, как молот.
– Вы говорите – мафия? – он возвысил голос. – Кто-то тут назвал меня мафиозо. Пусть этот человек встанет во весь рост и повторит это обвинение мне в лицо.
Какой-то парень в растянутой черной водолазке поднялся со стула и крикнул:
– Я назвал вас мафиозо и готов повторить это обвинение следом за генеральным прокурором!
Сильвио побагровел от ярости. Он не ждал, что на вызов его откликнется какой-то хипстер, у которого молоко на губах не обсохло.
– Так значит, по-вашему, я – мафия, – медленно начал Сильвио. – Но что вы знаете о мафии? Все ваши знания об этом предмете исчерпываются голливудскими фильмами и итальянскими сериалами. Вы увидели Микеле Плачидо в роли комиссара Каттани и Аль Пачино в фильме «Крестный отец» и думаете, что узнали о мафии. Так я скажу вам вот что! Мафия – это воры, убийцы и насильники, мафия – это раковая опухоль в теле нашего государства. Она пустила свои метастазы везде, начиная от полиции и прокуратуры и кончая правительством. И я иду в политику именно затем, чтобы снести продажных чиновников и избавить мой народ от мафии раз и навсегда! Я законопослушный гражданин, я борец с коррупцией, а из меня лепят синьора Берлускони. Я благодарю Бога, что моя мать не дожила до этого страшного мига, когда продажные чиновники восстали против меня, чтобы погубить ростки свободы и справедливости, которые я несу моей родине. На моей стороне нет никого. Вы слышите – никого! Только простые итальянцы, только народ. Но, скажу я вам, этого достаточно, чтобы победить многоголового дракона, которого все мы знаем и которого зовут мафией. Да здравствует справедливость, да здравствует закон! Голосуйте за партию «Лига Севера» и за ее кандидата Сильвио Капеллони!
Громокипящая речь синьора Сильвио неожиданно для всех даже снискала растерянные аплодисменты. Используя момент, Капеллони объявил, что вынужден срочно покинуть студию – и благополучно ретировался. Да, он одержал моральную победу, но, черт побери, что там еще за уголовное дело, откуда оно взялось и что вообще происходит?
Этот вопрос он, естественно, задал своему адвокату, Гвидо, едва только вышел на улицу.
– Происходит именно то, что ты слышал, – голос Гвидо по телефону звучал крайне хмуро, но, может быть, причина заключалась в плохой связи. – Я делаю все возможное, чтобы выяснить обстоятельства и как-то повлиять на ситуацию, но на всякий случай будь готов ко всему.
Будь готов ко всему? Он должен быть готовым ко всему, когда до палаты депутатов осталось буквально два шага? В ярости Сильвио едва не швырнул смартфоном в пробегавшую мимо собаку. Его удержали не приличия, а мысль, что ударенные телефоном собаки иногда очень больно кусаются.
Шофер распахнул перед ним дверь его роллс-ройса, и он увидел сидящую на заднем кресле Марию. Сидела она смирно, как школьница, и глядела на него широко открытыми глазами. Обида, влечение и стероиды смешались в его голове в какой-то вулканический коктейль, и он едва не набросился на нее прямо тут, в машине. Но страх, что вездесущие папарацци и блогеры могут быть рядом и снимать все, что он делает, остановил Сильвио.
Он плюхнулся на сиденье и скомандовал шоферу:
– К ней домой!
Мария слегка повернула к нему голову. На лице ее блуждала снисходительная улыбка. «Вот видишь, – как бы говорила эта улыбка, – что бы ни думали вы, мужчины, последнее слово всегда за нами».
Он никак не отреагировал на ее наглую ухмылку, спросил только, почему она не сказала, что на него завели уголовное дело. Она ведь наверняка прочитала это в новостях, пока сидела, уткнувшись в свой гаджет.
– А ты не спрашивал, – отвечала Мария, очаровательно улыбаясь. – И потом, я думала, ты знаешь. Я думала, поэтому ты такой злой.
Он снова промолчал. Ничего, сейчас они доедут до ее дома, и он покажет ей, что такое настоящая стероидная ярость.
Мария жила в Треви, на ви?а дель Морта?ро [Via del Mortaro – римская улица в районе Треви]. Она снимала двухкомнатную квартирку в симпатичном пятиэтажном доме. Поскольку они были знакомы без году неделя, Сильвио еще ни разу там не бывал. Будет любопытно посмотреть, как выглядит гнездышко дорогой куртизанки русского происхождения. В том, что она русская, он уже не сомневался, хотя говорила она без акцента. Но это не удивительно: итальянский очень простой и ясный язык, только конченый идиот будет говорить на нем с акцентом, тем более если он живет в Италии.
Квартирка оказалась на удивление банальной и, как бы это сказать, лишенной всякой индивидуальности. Вся индивидуальность, вероятно, была скрыта в шкафах, запертых на ключ, как будто там прятались не платья и разные женские безделушки, а некое сверхсекретное оружие, благодаря которому Италия если и не победит в третьей мировой войне, то, по крайней мере, сильно попортит прическу своим врагам.
Мария расстелила постель и побежала в душ. Ожидая ее, Сильвио успел раздеться и осушить бокал мартини, которое вытащил из бара. Врачи, правда, не советовали совмещать гормоны и выпивку, ну да что они понимают, эти врачи! Многолетняя привычка совмещать выпивку и любовь сильнее любых предписаний.
Мартини был сухим, и он поморщился: Сильвио любил сладкое, а не кислое. Но нынешние женщины исключают из своей еды любые сахара и жиры, лишь бы сохранять жилистость и костистость, которую они почитают за подлинную красоту. Мария, впрочем, не была ни жилистой, ни костистой, только стройной, а в некоторых местах ее формы можно было назвать даже пышными. Таким образом, в смысле фигуры она казалась большей итальянкой, чем сами итальянки.
Он включил телевизор, пощелкал пультом, ища эротический канал. Канал никак не находился – Сильвио даже удивился немного. Что за дешевое пуританство, Мария – жрица любви, у нее должны быть эротические каналы, а иначе как возбуждать клиентов? Ну, ему-то никакого дополнительного возбуждения не нужно, он человек старой закалки, а вот эти нынешние слабосильные хипстеры без поддержки и шагу не ступят.
– Что ты ищешь, милый? – Мария появилась в комнате почти неслышно. Она стояла с распущенными волосами, прижав к груди белоснежное полотенце, глаза ее были широко раскрыты, как у ребенка.
– Ищу канал с голыми девками, – сухо отвечал будущий депутат. – Ищу и почему-то не нахожу.
Она удивилась: зачем ему какие-то девки? Разве ему недостаточно ее, Марии?
– Сейчас увидим, – и Капеллони потянул ее в постель.
Гормоны действовали безотказно, Сильвио чувствовал себя на тридцать лет моложе. Она содрогалась под его натиском, кусала губы, вытягивалась, впивалась ногтями ему в спину, стонала – словом, вела себя, как образцовая самка.
Спустя пятнадцать минут они сделали небольшой перерыв.
– Ты лучший мужчина в моей жизни, – сказала она, положив голову ему на грудь.
Сильвио догадывался, что она говорит так всем своим клиентам, но все равно было приятно. Он лежал, а сердце все продолжало бухать у него в ушах и никак не могло успокоиться, как будто он бежал стометровку. Ему было как-то жарко и душно, хотелось на воздух.
– Надо выпить, – решил он. – Только не эту кислую гадость, от нее живот болит и тянет блевать.
Мария открыла шоколадный ликер, разлила по рюмкам, одну взяла себе, другую поднесла ему.
– За тебя, – сказала она.
– За меня, – согласился он.
Они осушили рюмки. Он попросил еще. Она налила. Он снова выпил и упал на кровать прямо на спину. Лежал, глядя на нее остановившимся взглядом. Она забеспокоилась.
– Что с тобой, милый? Тебе нехорошо?
– Я в порядке, – прохрипел он. – Давай еще раз, сзади.
Он полез на нее, стал пристраиваться, но покачнулся и повалился в сторону.
– Я в порядке, – проговорил он снова, но лицо его налилось кровью, побагровело, стало отливать фиолетовым. Он громко дышал и беспорядочно двигал руками.
– Милый, что с тобой?
– Тошнит, – сказал он, – жжет в груди…
И потерял сознание.
* * *
Спустя два часа Мария вышла из такси на Ви?а де?лле Скудери?е [Via delle Scuderie – одна из улиц римского района Треви]. Не оглядываясь по сторонам, решительно вошла в дверь под лаконичной вывеской «Ве?нере стар» [Venere star (ит. – англ.) – звезда Венеры]. Кивнув охраннику, молча прошла на второй этаж. Тут она оказалась перед железной дверью, нажала на вызов, и дверь, загудев, открылась. Сразу за дверью за столом сидел еще один охранник, за ним простирался длинный, плохо освещенный коридор, по обе стороны которого шли коричневые, отделанные под мореный дуб двери.
Не останавливаясь, Мария прошла мимо поста охраны и, не стучась, открыла вторую дверь справа.
Она оказалась в просторном светлом офисе, с парой кожаных белых диванов, тремя такими же белыми креслами, несколькими стульями, белым шкафом и огромным письменным столом, за которым сидел чрезвычайно серьезный человек. Точный возраст серьезного определить было непросто – где-то между тридцатью и сорока. На нем был бежевый свитер из последней коллекции Баленсиаги, черные джинсы и очки в массивной черной оправе. Темные волосы были аккуратно уложены и выглядели прилизанными, лицо казалось незначительным и ничего не выражало. Если бы не Баленсиага, можно было бы подумать, что перед вами – клерк самой мелкой руки или профессиональный шпион, главным достоинством которого является незаметность.
