Ржавый пил кофе с хаммадским лукумом и поглядывал на дверь. Лысую голову скрывал капюшон, пришитый к коричневой кожаной куртке специально для подобных визитов. Персонал "Горгульи", конечно, знал его в лицо, но один шаг в полумрак, и Ржавый становился неотличим от прочих посетителей, а для обывателей и вовсе сливался с тенью. Походную сумку он держал на коленях, пропустив лямку через ногу так, чтобы никто не смог внезапно выхватить сумку и убежать. Слишком ценный груз, чтобы рисковать хоть капельку.
Сквозняк сидел рядом и грыз ногти. Бледный и астеничного телосложения, с длинными светлыми волосами, похожий на молодого юношу – никто не стал бы воспринимать его всерьез, тем более услышав его писклявый, похожий на звук скрипки, голос. И пусть. Ржавый знал цену непревзойденному форточнику, бывшему акробату знаменитого на всю Иктонскую унию цирка "Стрижи и ласточки". Кроме Сквозняка он доверял только Капкану, их угрюмому взломщику, но тот был сейчас далеко. С этим делом можно было бы справиться даже в одиночку, не обязательно собираться всей компанией.
Это Ржавого и настораживало. Задание оказалось простым, а вознаграждение чрезвычайно высоким: в пересчете на золото – сорок дукатов, причем половину им заплатили сразу же. Только и всего – проникнуть в дом профессора, найти и выкрасть обрывки старой книжки и перевод, которым занимался этот ученый. Хозяин уехал в отпуск или командировку, в кабинете царил порядок, книги и рукописи занесены в домашнюю картотеку, – приходи да бери средь бела дня все что нужно! Ржавый не разбирался в древностях и затруднялся оценить украденную книгу, однако подозревал, что стоит она куда больше их вознаграждения.
Любая другая банда прикарманила бы аванс, а книгу продала бы на черном рынке втридорога. Но только не компашка Ржавого. Заказчик не выглядел болваном, и явно обратился к профессионалам не случайно. Никогда Ржавый не подводил и не обманывал клиента. Завидная деловая репутация позволяла ему не только получать по-настоящему крупные заказы (в том числе от пресвитеров Культа баалов и государственных чиновников) но и оставаться в живых после их выполнения.
А еще Ржавый выживал благодаря чуйке, как он называл интуицию. И прямо сейчас, с последним глотком горячего кофе он ощутил в животе холод, как будто на него плюхнулась крупная жаба. Неприятный озноб пробежал по спине. Что-то пошло не так, жди беды. Ржавый посмотрел на грызущего ногти компаньона. А вдруг, увидев нервозность Сквозняка, барон Адалард Кай усомнится в их надежности и решит избавиться от сообщников? Кто нанял профессиональных воров, тот может нанять и профессиональных убийц.
– Тебе лучше уйти, – сказал Ржавый.
– С чего бы? – спросил Сквозняк тонким, как комариный писк, голосом.
– Чуйка.
– Думаешь, будут проблемы?
– Не уверен, но хочу перестраховаться.
– А может, просто стареешь? Говорят, пятьдесят лет – бздишь как дед.
Ржавый усмехнулся.
– Да, говорят, а потом зубы по полу собирают. Вали уже!
Сквозняк коротко кивнул и ушел, похлопав сообщника по плечу. Стало немного спокойнее. По правде, вряд ли кто из приличных наемников возьмется вредить их компашке. Во-первых, все-таки свои, во-вторых, себе дороже связываться. А мелкая сволочь и отмороженные мордовороты их даже найти-то не смогут. И все-таки предчувствие было неприятным.
Барон пришел в условленное время с точностью до минуты. В багровом сюртуке при цилиндре, в руке трость с обсидиановым набалдашником, поверх замшевых перчаток несколько золотых перстней. Выбритый подбородок, твердые, словно вырезанные из тиса губы, взгляд тяжелый, как будто на тебя смотрит свинцовый слиток. Адалард Кай сел напротив, на лице появилась уродливая улыбка, при которой уголки губ изгибаются не вверх, а вниз, и от носа к ним прочерчиваются резкие складки. Улыбка презрительного человека. Донесся аромат дорогих луарских духов. Ржавый подавил желание сплюнуть.
– Полагаю, трудностей не возникло?
– Никаких проблем, – Ржавый достал сверток с книгой и положил ее перед бароном.
Адалард чиркнул спичкой, зажег свечи в канделябре, чтобы рассмотреть реликвию. Десяток минут он рассматривал ветхие страницы, пальцы в замшевых перчатках бережно листали перевод. Погрузившись в чтение, он как будто забыл про Ржавого. Затем спросил:
– Вы читали?
– До тех пор, пока не понял, что нашел именно дневник Тидира.
– Это понятно. Потом вы прочли перевод? – обычно бесстрастный голос барона стал напряженным, как будто книга превзошла его ожидания.
– Нет.
– Почему же?
– Я не искушен в археологических, гм, полезных ископаемых. В переводе сплошные термины, сноски, циркумфлексы всякие, не по мне это.
Адалард Кай смерил Ржавого взглядом, словно взвешивая в уме, насколько старый вор глуп, а насколько хитер.
– Вы сделали копию записей?
– Зачем же?
– Отвечайте на вопрос: да или нет? – барон, казалось, ревновал, как будто поручил Ржавому не книгу принести, а сопроводить любимую женщину, и теперь допытывался, не случилось ли в дороге чего интимного. Это позабавило Ржавого и одновременно насторожило: как сказал поэт, искры ревности приводят к пожару.
– Не давите на меня.
Адалард пренебрежительно хмыкнул и промолчал.
– Никто не копировал текст. Мы работаем честно.
Барон некоторое время пристально смотрел на Ржавого, затем вернулся к чтению, снова надолго. Оранжевое пламя свечей освещало сосредоточенное лицо, черные брови хмурились. Наконец, барон убрал книгу к себе и взамен положил на стол мешочек с монетами. Попрощавшись и больше ничего не говоря, Адалард ушел. Величественная поступь не скрыла от Ржавого спешку и затаенный восторг.
Вечером того же дня, встретившись в одной из неприметных гостиниц около вокзала, они со Сквозняком разделили деньги. Ржавый – основатель и главарь их славной компашки, но любую прибыль он всегда делил на равные доли вне зависимости от заслуг каждого. Деньги нужны всем, проблемы не нужны никому. Таково одно из правил выработанного за годы совместной работы устава: все в одной лодке, деньги и проблемы делятся поровну.
Сквозняк как всегда после крупного дела собрался за Яблочный пролив на острова к родственникам. Хороший парень, заботливый, привезет им подарки и закатит пир. Правда, те до сих пор считают, что он акробат в цирке. Поезд до ближайшего портового города отходил сегодня же ночью, и, крепко пожав друг другу руки, они простились. До нового дела.
Хорошенько выбритый и в новом костюме, Ржавый прежде всего завернул в переулок, где члены гильдии садовников торговали цветами, и выбрал букет из семи лилий. На фоне навязчивого смога большого города аромат цветов приятно освежал и успокаивал. Миновав дворы, Ржавый вышел на тротуар центральной улицы.
Начинался теплый майский вечер. Муниципальные служащие в синих фуражках зажигали газовые фонари, в дренажных канавах вдоль дорог стрекотали сверчки, людей на улице стало меньше, теперь они не спешили по делам, а наслаждались окончанием буднего дня. Даже возницы перестали подгонять лошадей, и колеса кебов и карет перестали тарабанить по брусчатке. Вместо деловых костюмов и рабочих комбинезонов появились вечерние фраки и пышные платья, мужчины щеголяли дорогими тростями, дамы обмахивались веерами. Парочки и компании расходились по театрам, операм и балетам, кто-то предвкушал танцы на светском балу, кого-то ждала трубка и бокал бренди в джентльменском клубе.
Среди людей Ржавый безошибочно примечал баалистов, даже если при них не было инсигнии – галстука, ленты или кулона соответствующего цвета. Министранты и, особенно, фламины Золотого баала отличались наиболее изысканными одеждами из шелка и бархата, крупными золотыми украшениями, в большинстве то были мужчины, а среди женщин чаще встречались почитательницы Голубого баала, их изящные платья и чарующий макияж буквально сворачивали шею, вынуждая оглядываться и дивиться красоте. Веер в их руках становился не средством от жары, а опахалом, несущим ароматы нежных духов. Ржавому нравились баалисты. Богатых мужчин он обворовывал, а с красивыми женщинами спал. Правда, зачастую служительницы Голубого баала предпочитали единомышленников: золотых богатеев или сильных и мужественных последователей Красного баала. Но не сегодня!
Вечер стал бы совершенно прекрасным, если б холодная жаба слезла с живота, но дурное предчувствие так и не пропало. Именно поэтому Ржавый взял с собой нож. Барон настораживал тем, что не был понятен, как, например, баалисты. Он был богат, силен волей и телом, по-мужски красив, но явно не состоял в Культе баалов. И вместе с тем Адалард Кай не походил на провинциального барона, коротающего дни за охотой в своем лесу. Зачем ему древняя книга? Вряд ли для частного музея – с ворованными экспонатами добра не наживешь.
Ржавый поднялся к привилегированному кварталу. Квартирные дома и проезжие улицы остались позади, начались вымощенные плиткой тротуары и широкие парковые аллеи с липами, буками и дубами. Здесь дымный запах города почти не ощущался. По левую руку расположилась череда невысоких коттеджей с плоскими каминными трубами, будто прилипшими к внешним стенам. Справа, за фигурными заборами из кованого чугуна, отгородившись от простых людей газонами и лабиринтами зеленых изгородей, виднелись трехэтажные особняки. Ржавый шел вдоль просторного тротуара, пересекая круги теплого света от редких фонарей. На лавочках под деревьями проводили романтический вечер пары, в беседках галдели юношеские компании, от фонтана на маленькой площади раздавался смех. Мимо протрусил крупный поджарый пес, кажется, дирхаунд: шерсть серая и курчавая, на морде как будто белая бородка. Длинная зубастая пасть была приоткрыта, но глаза глядели дружелюбно, нос трепетал от вечерних запахов, и Ржавый удостоился внимания пса не более секунды.
Мора, столица Иктонской унии и, пожалуй, всего северного Сандарума, нравилась Ржавому. Для рыбы вода, для птицы небо, а для него – большой город, живой, многообразный, богатый. Здесь не останешься без работы и не заскучаешь. Он понюхал букет лилий и улыбнулся.
Что-то набросилось на него сзади и свалило с ног. Упав ничком, Ржавый ощутил на спине когтистые лапы и извернулся – рядом с шеей клацнули клыки, на щеку брызнула слюна. Запахло собачьей шерстью. Ржавый отпихнул серое тело и попытался встать, но пес тут же кинулся снова, не сводя красных глаз с горла. Оставалось только прикрыться левой рукой, а правая судорожно искала ножны на поясе, путаясь в шлицах пиджака. Пес вгрызся в запястье, шерсть, похожая на белую бородку покраснела от крови, он рвал плоть бесстрастно, с пугающим молчанием. И тогда зарычал Ржавый, выхватил нож и нанес несколько ударов в грудь и горло зверя. Хорошо заточенная сталь легко прошла сквозь шерсть и пронзила артерии, на Ржавого потекла горячая кровь, смешиваясь с его собственной. Кисло запахло железом. Пес не взвыл и не заскулил, лишь будто закашлялся, но руку выпустил. И тут же бросился снова, острые зубы мелькнули перед самым лицом, когда Ржавый всадил нож прямо в свирепую морду. Пес задергался, разбрызгивая слюну и кровь, когтистые лапы скребли брусчатку.
Шатаясь, Ржавый отполз от агонизирующего трупа и отдышался. Левое запястье пульсировало болью, костюм висел лохмотьями, лилии были размазаны по тротуару. Из мыслей не уходили красные глаза, ничуть не звериные, а чуждые и потусторонние. Ржавый глянул на морду пса и содрогнулся – остекленевшие глаза были карими, как у всех собак, красное мерцание пропало. Он не обсуждал барона со Сквозняком, боясь выставить себя параноиком, но самые худшие – и невероятные – предположения подтвердились: они нарвались на чернокнижника, умеющего заклинать духов. И с этого дня смерть от любого одержимого животного лишь вопрос времени.
В ушах постепенно утих пульс и шум крови, послышались возгласы и крики. Особенно ему не понравился надрывный женский крик: "Убил мою собаку! Убийца!" Совсем не хотелось объясняться с патрульными, когда сжимающие нож пальцы слиплись от крови. Перейдя на бег, петляя между кустарниками, он покинул парк. Ни один из очевидцев потом не смог бы даже указать направление, куда направился Ржавый. Так было всегда, когда он хотел скрыться. Но сейчас он и сам не знал, куда бежать от проклятья.
Ржавый добрался до гостиницы и обработал рану на запястье. Аптеки в поздний час уже не работали, но в походной аптечке нашелся йод и перевязочный материал. Ловкость рук – ключевой в воровской профессии инструмент, если не считать мозгов, и теперь он испорчен на долгий срок: левая кисть двигается с трудом, вся рука горит жгучей болью. Окровавленные обрывки костюма Ржавый выбросил в камин и надел любимую коричневую куртку. Будь он в ней при нападении, пес погрыз бы руку не так сильно – дубленая кожа спасала старого вора даже от удара кинжалом.
По пути сюда на него снова напал одержимый зверь, на этот раз всего лишь крыса, и расправиться с ней не составило труда. Он был настороже, а красные глаза выдали врага. Но окажись прыжок крысы быстрее хотя бы на секунду, тогда она вцепилась бы Ржавому в лицо. Пока что злой дух отстал, видимо, ищет подходящее животное. Или ему нужно время, чтобы отыскать и догнать Ржавого, или он после смерти одержимого тела нуждается в передышке – неопределенность и незнание своего врага выматывали сильней всего. Ржавый догадывался, что сейчас единственная мера предосторожности – это движение: чем быстрее и чаще менять местонахождение, тем сложней должно быть духу преследовать жертву. Ржавый надеялся, что недалек от истины, иначе шансов выжить просто нет.
Хотелось не только выжить, но и решить проблему. Катастрофически не хватало информации. Все, что он знал о духах, было почерпнуто из услышанных в детстве легенд и страшных сказок, которые теперь забылись. Ржавый помнил только, что в Четвертую эпоху Кха с помощью духов уничтожили Хадрамаут, тайное общество убийц, погубивших немало влиятельных вельмож Кха. В отместку заклинатели обуздали несколько духов и приказали расправиться с Хадрамаутом. Никто не спасся. Но были и другие стычки, в дальнейшем люди успешно сражались с заклинателями. Как?!
Второй вопрос не был столь срочным, однако не менее важным. Почему барон Адалард после беглого прочтения книги решил его убить? В книге оказалась вскрыта чья-то тайна? Древние заклинания, которые барон испробовал на Ржавом? Местонахождение клада? Ржавый жалел, что пролистал старый дневник лишь мельком, выхватывая ключевые слова. Он не любил сидеть за книгами, да и чтение в доме, куда забрался как вор, само по себе чревато.
А теперь придется читать. Никто не поможет старому вору в таком деликатном вопросе, как проклятие барона-чернокнижника, только книги. Искать ответы придется там, где все началось – в доме лингвиста. Ржавый припомнил упорядоченную библиотеку профессора и хотел уже торжествующе потереть ладони, но резкая боль напомнила о ране.
В пригород Моры, где жил профессор Рональд Аткинс, кебы по ночам не отправлялись. Ржавый подумывал арендовать или даже купить коня, благо денег теперь достаточно, но тут же одумался, представив лошадь с красными глазами, которая вмиг расколет копытом его лысый череп, а при попытке убежать догонит и просто затопчет.
Добираться пришлось на своих двоих, путь занял две трети ночи, несмотря на то что Ржавый передвигался частично бегом, как пехотинцы на марш-броске. Выйдя за пределы города, Ржавый рисковал нарваться на лесных зверей, как одержимых, так и обыкновенных, но голодных. Между деревьев у обочины мерещились темные силуэты, пару раз там действительно кто-то был и шуршал прошлогодними шишками. Ни разу не мелькнули красные глаза, и Ржавый решил, что все-таки догадка верна: в движении дух теряет след. Также это означало, что поспать не удастся.
