– Клеточные формы жизни делятся на три ветви, или домена. Бактерии, их мы хорошо знаем. Эукариоты, включающие практически все остальное: водоросли, грибы, растения, даже нас. И только в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году выделили третью, отдельную группу – археи. Они уникальны и имеют собственную независимую эволюционную историю. Возможно, археи – древнейшая форма жизни. Они очень необычны.
– Почему? – уточнил Грей.
– Размножаются археи бесполым путем, бинарным делением, зато они искусно встраивают в свои биохимические и генетические процессы другие формы жизни. В частности, вирусы. Некоторые эволюционные биологи полагают, что археи и вирусы развивались бок о бок, что их созависимым отношениям уже два миллиарда лет. Экземпляр, который я вам показываю, битком набит вирусными частицами. Какими именно, мы еще не выяснили.
Грей представил волосатую клетку, кишащую вирусами.
Что ж это за дрянь-то такая?
– Благодаря необычному генетическому строению археи выживают в самых экстремальных условиях. В горячих гейзерах. В ледяной тундре. В сильнокислотной и щелочной средах.
– Этот тоже? – Грей почувствовал, что они подобрались к сути, и ткнул пальцем в экран.
Илеара уперла кулаки в бедра и неодобрительно посмотрела на микроорганизм – словно на несговорчивого оппонента.
– Археи, как вы уже поняли, используют самые разные источники энергии: сахара?, аммиак, ионы металлов, даже сероводород. Одни связывают углерод, другие питаются солнечным светом.
– Как растения? – спросил Дерек. – В процессе фотосинтеза?
– Нет. У них другой метаболический путь, свойственный исключительно данному виду. Так вот, повторюсь, археи очень изобретательны. Особенно вот этот мелкий мерзавец.
– Чем же питается он? – нахмурился Грей.
Илеара обвела глазами слушателей.
– Кто из вас слышал о геобактере или о шеванелле?
Монк заерзал и, округлив глаза, выпалил:
– Не хотите же вы сказать?..
– Хочу.
– Колитесь уже, – вставил Ковальски, который вновь занял пост у окна.
Грей целиком поддержал это предложение и вопросительно глянул на Монка.
– Обе бактерии питаются электричеством, – снизошел тот.
– И не только они, – кивнула Илеара. – Науке известны десять других видов, обитающих в разных местах земного шара. На самом деле таких бактерий, наверное, гораздо больше, просто мы их пока не открыли. Но из домена архей это – первый подобный экземпляр.
– Он ест электричество? – недоверчиво переспросила Сейхан.
– Наши собственные клетки делают то же самое, – пояснил Монк. – По сути, мы отрываем электроны от молекул сахара и храним их в виде АТФ, который обеспечивает энергией наши жизненные процессы. А электрические бактерии просто отказались от посредника, от АТФ. Они поглощают электроны напрямую из окружающей среды.
– Откуда именно? – озадачился Дерек.
– С поверхности минералов, – пожала плечами Илеара. – Со дна моря, где возникает естественная разница потенциалов. Знаете, как ученые открывают новые виды таких бактерий? Просто суют электроды в ил и ждут, кто явится на кормежку.
– А этот микроб? – Грей с любопытством посмотрел на монитор.
– Честно говоря, я не знаю, как именно добывает электричество он, – призналась Илеара. – Если б мы выяснили первоначальную среду его обитания, тогда, возможно, я и ответила бы.
Грей заметил, как Джейн и Дерек переглянулись.
Что за тайны?
– Но кое-что я все-таки знаю, – вновь заговорила Илеара. – Этот микроб не случайно выбрал именно мозг профессора Маккейба. Попав в кровоток зараженного человека, микроб обживается в той части нашего тела, где энергии хоть отбавляй.
Грей представил нейроны, выстреливающие целыми водопадами энергии.
– Эти волосистые наросты прикрепляются к нейронам и ведут себя как энергетические вампиры, – продолжала Илеара. – В свою очередь, тело реагирует так, как оно реагирует на любой чужеродный организм: начинает воспалительный процесс.
– Что провоцирует менингит, – подхватил Монк. – И упомянутые вами галлюцинации.
– Да, – мрачно подтвердила доктор Кану. – Однако менингит не бактериальный, который довольно плохо поддается лечению, а археальный, который вообще раньше не встречался. И это еще не самое страшное.
– Не самое? – изумился Грей.
– Как только микроб находит себе подходящее место, он начинает стремительно размножаться. Потому-то клинические симптомы и прогрессируют так быстро. При размножении каждая делящаяся клетка извергает из себя множество вирусов, обитающих внутри нее. Вирусов разных видов. Мы пока не представляем, для чего нужен этот процесс.
– Значит, борьбу с болезнью придется вести сразу на нескольких фронтах, – заметил Монк. – Нужно создать не только антибиотик, убивающий эту волосатую тварь, но и целый арсенал противовирусных препаратов.
– Именно. Пока же у нас нет ни оценки уровня смертности, ни понимания механизмов заражения. Хотя болезнь почти наверняка передается воздушным путем. Кроме того, модели предсказывают, что заражение возможно не только среди людей.
– Логично, – согласился Монк. – Под угрозой все, кто обладает электрической нервной системой: собаки, кошки, мыши… Черт, даже насекомые, наверное! Плохо дело.
– Очень плохо? – уточнил Грей.
– ЦКЗ разработал шкалу оценки тяжести пандемий, от одного до пяти, – вновь вступила Илеара.
– Как у ураганов.
– Верно. В данном случае предрекают пятибалльный ураган. – Она обратилась к Джейн: – Поэтому крайне важно узнать, что именно ваш отец выяснил насчет прошлой вспышки болезни – когда в Британском музее распечатали талисман доктора Ливингстона.
Джейн посмотрела на Дерека, будто предлагая ответить ему.
– Вам что-то известно? – насторожился Грей.
– О потенциальном лекарстве – ничего, – неохотно сказал Рэнкин. – Но я, кажется, понял, куда отправился профессор Маккейб и где именно он пропал.
– Что? Как?! – Грей был потрясен.
Дерек повернулся к разбросанным на столе бумагам.
– Сейчас покажу.
09 часов 55 минут
