Священник произнес пространное вступительное слово. Смысл сводился к тому, что пришло тысяча семьсот семьдесят четвертое лето от Сошествия Праматерей, и стараниями милостивых богов оно будет не хуже, чем все предыдущие лета, а, следует надеяться, даже лучше. Затем он завел речитативом «Укрепимся трудом и борьбою» – главную молитву Праотеческой ветви. Суровая и длинная, она никак не вязалась с блестящим духом праздника. Гости старались скрыть скуку, а кое-кто и не старался. Айден Альмера кривился от косноязычия брата. Леди Аланис обменивалась ироничными гримасками с леди Ионой; было заметно, что они симпатизируют друг другу. Алексис Серебряный Лис и граф Рантигар терпеливо ждали окончания молитвы, чтобы продолжить прерванный разговор. Шут Менсон ковырялся в носу, герцог Лабелин смотрел на него и чуть ли не дрожал от омерзения, но отвернуться почему-то не мог.
Мира старалась не усугублять свою выходку и не смотреть на императора. Намеренно отвела взгляд, скользнула по толпе и встретилась глазами с леди Сибил. Графиня была полна ярости, немало нашлось и других гостей, кто все еще осуждал Миру. Девушку это неожиданно позабавило. Если рассмеюсь вновь, меня приговорят к сожжению на костре, пригрозила она себе и развеселилась еще больше. Нет уж, пусть лучше отрубят голову – проверим, может ли отсеченная голова смеяться. Палач поднимет ее за волосы, а голова Минервы-Глории раскроет рот и нагло расхохочется. Тут же раздастся укоризненный хор зрителей во главе с графиней Сибил: «Фу, как неприлично! Леди не подобает вести себя так на собственной казни! За это мы похороним тебя вместе с шутом Менсоном, и ты будешь до скончания времен смотреть, как его призрак ковыряется в носу!»
Бекка ущипнула Миру:
– Не знаю, где ты летаешь, дорогая, но сейчас самое время вернуться. Молитва кончается.
Мира опомнилась как раз вовремя, чтобы вместе со всеми произнести: «Укрепимся же трудами и борьбою», – и изобразить пальцами в воздухе священную спираль.
Музыканты, расположившиеся на балюстраде, грянули увертюру. Мелодия звучала торжественно и нетерпеливо – казалось, оркестр утомился от долгого безделья. Освещение переменилось: часть ламп погасла, затенив края зала и оставив на свету середину. Гости сместились ближе к стенам, обнажив мозаичный паркетный пол.
Начинался бал.
По традиции, первый танец принадлежал императору. Музыка на время притихла, остался лишь вкрадчивый голос клавесина. Владыка Адриан поднялся на ноги и двинулся вдоль зала. Кому из девушек достанется честь королевского танца? Вряд ли это будет Валери. Хорошо бы, чтобы Бекка… но скорее всего, красавица Аланис. Молодая герцогиня почти не сомневалась в этом: с огоньком в глазах ожидала, пока император подойдет к ней. Однако он прошествовал мимо и направился в сторону Бекки с Мирой. Значит, выбрал южанку – прекрасно! Мира улыбнулась от радости. Именно Бекка заслуживает этого – очаровательная, веселая, умная, преданная Бекка. Кто же еще?
Мира не сразу осознала происходящее. Она увидела императора, стоящего перед нею и подающего руку. Голубой алмаз пылал на зубце короны, чернели глаза. Мира двинулась в сторону – очевидно, она просто преграждает путь, владыке нужен кто-то за ее спиною.
– Леди Глория, – произнес правитель Империи, – подарите мне первый танец.
Я?.. Я?! Почему?!
Она даже приоткрыла рот, на самом кончике языка поймав это «почему?».
– Ваше величество…
Негнущимися ногами Мира сделала шаг вперед и положила ладонь поверх его руки. Они вышли на середину зала – в слепящее сияние люстр, под перекрестье взглядов. Я не смогу. Все смотрят. Я споткнусь и упаду. Почему я?!
Запели скрипки, музыка взвилась к потолку. Адриан подхватил Миру, и все поплыло, завертелось, растаяло. Пропали люди – от них остался лишь пестрый туман. Был всемогущий мужчина. Так ужасающе близко – она чувствовала его дыхание, глядела мимо его плеча, чтобы случайно не встретиться глазами. Он кружил ее, почти нес на руках. Мира не смогла бы ни споткнуться, ни ошибиться в движении. Она парила в вихре, пол исчез из-под ног. Скрипки надсаживались и опадали, с пьяным азартом вступали свирели.
– Миледи, – мурлыкнул Адриан, – ведь вы сохраните в секрете мою маленькую шалость?
Неужели я смогу сейчас говорить?! Однако ее язык бойко пропел:
– Боитесь, что это войдет в традицию?
– Конечно! Представьте – император при любом случае хватается за Эфес…
– И все девицы хохочут, как по команде.
– Будет чудовищно, да?
– Непереносимо, как формальные приветствия.
Она рискнула посмотреть ему в лицо. Глаза Адриана смеялись. Музыка плясала, взметалась волной.
– Ваша матушка лишена иронии. Вы совсем на нее не похожи.
Мысли плавились и смешивались. Я – Минерва из Стагфорта. Я лгала вам, а вы меня оскорбили. Вы надменны и самодовольны. Вас хотят убить. У вас очень сильные руки.
– Ирония – не от матушки. Я подсмотрела у кого-то, мне понравилось, взяла себе.
Зал плывет мимо, текут лица, одежды. Люстры то разгораются, то меркнут – или это музыка вспыхивает и гаснет? У Адриана горячая ладонь, крепкие пальцы. Он улыбается – янмэйские ямочки на щеках.
– Вы красивы, миледи.
Когда-то она знала правильный ответ…
– Я всего лишь хорошо упакована.
– Вы красивы, когда вам весело.
– Я северянка, ваше величество. Мне не бывает весело.
Она сбилась с такта, Адриан пропустил полшага и подстроился под нее. Вихрь закружил Миру с новой силой. Скрипки, свирели, мужские руки, золото, искры… Замершее в бешеной пляске время.
И вдруг все стало стихать. Мира пропустила момент, когда музыка пошла на убыль, обратилась ласковым послесловием. Движения остыли, сделались медленней, замерли… И вот она стояла, прерывисто дыша, глядя мужчине в глаза.
– Благодарю за танец, миледи. Я рад, что вы здесь.
Царила тишина, и Мира знала единственно правильный ответ: «Благодарю, ваше величество, это честь для меня». Она прошептала:
– Будьте осторожны, ваше величество.
Он усмехнулся – на этот раз невесело.
– Я – император, миледи.
Мира прочла недосказанное: «Я не бываю неосторожен».
Затем он оставил ее.
А позже Ребекка Элеонора из Литленда держала Миру за плечи и восклицала:
– Вы были прекрасны! Ты себе не представляешь. Великолепный танец!
Она вяло отнекивалась:
– Я сбилась… Неуклюжая корова.
– Тогда ты – лучшая из коров, сотворенных богами!
Леди Сибил оказалась рядом. Она собиралась что-то сказать, но все не находила слов. Мира моргала, пытаясь привыкнуть к перемене: в зале сделалось как-то тускло.
Затем вновь зазвучала музыка, кавалеры устремились за добычей. К Бекке подскочил молодой южный лорд, графиню Сибил пригласил Кларенс. Леди Аланис вышла на танец с отцом, леди Иона – с мужем. Возникали новые и новые пары, скоро зал ожил, запестрел движением. К Мире кавалеры подходили один за другим: оба императорских полководца, надеждинский дворянин, лорд из Дарквотера… Она хотела остаться у стены и перевести дух, но вскоре просто устала говорить: «Простите, милорд». Она сдалась западному графу с усиками – его как-то звали… Граф уверенно вел ее и осыпал комплиментами, она отвечала: «Благодарю, вы так добры». Музыка отчего-то была теперь много тише и медленней.
Владыка пропустил второй танец, а на третий пригласил Аланис Альмеру. Дерзкая дворянка выждала паузу, прежде чем согласиться и подать ему руку. Леди Сибил танцевала теперь с герцогом Айденом. Северная принцесса сбежала от мужа и кружилась с нарядным гвардейским капитаном, а граф Шейланд тоскливо глядел ей вслед.
Бекка и Мира не могли пожаловаться на нехватку внимания. Мужчины окружали их, едва только девушки оказывались у стены. Бекка танцевала с тою же грацией, с какой держалась в седле. Не диво, что находилось столько желающих составить ей пару. Впрочем, всем пришлось посторониться, когда южанку пригласил сам император. Он галантно отдал ей два танца и сгладил нарочитость того момента, когда предпочел Бекке новоявленную северянку.
