Евгения Джен Баранова
Где золотое, там и белое
© Е. Дж. Баранова, текст, 2022
© А. Николаенко, иллюстрации, 2022
© А. Маркина, дизайн, 2022
© Формаслов, 2022
Когда мы превратимся в имена
«когда утрачиваешь речь…»
когда утрачиваешь речьсиницу языкакогда скользишь земле навстречу зимнего ларькакогда в плечах скрипит пальтои времени слюдаты понимаешь что готовуйти из навсегдазапоминаешь треск машиндвижение холматвоей некаменной душирасходится крахмали только птичками расшитнебесный карантинмертвец в мертвецкую спешилда ожил по пути«И я к тебе испытываю страх…»
И я к тебе испытываю страх,как мошкара в электропроводах,но выдох-вдох – и гаснут разговоры.Был робок снег, тепла его кровать,лати́няне готовились страдать,диванные войска хранили Форум.Но что мне до, когда нелепа мгла,когда в тебе шевелится игла —расплёскивает солнце по винилу.Игрушечный бездарный режиссёр,смотрю на эту музыку в упор,не замечая конников Аттилы.Когда мы превратимся в имена,от пены дней останется слюна,от цезаря – салат или могила.У наших храмов призраки звенят,расстрелянных приводят октябрят,но смерти не бывает – я спросила.«Мир меня поймал, но не ловил…»
Мир меня поймал, но не ловил.Что поделать с пленником – не знает.Я живу от клавиш до чернили над запятыми унываю.Ничего не будет хорошо,из телëнка сделают ботинки.Выдумала пасеке стишок —выдумаю подвиг для пчелинки.Выдумаю море во дворе,выдумаю почерк на конверте.Интересно, думал ли орех,что родится шкафом после смерти?..Интересно, думала ли я,хлопковая куколка пустая,что уйду в молочные края,в киселе и йогурте растаю?..«Знакомый мужчина закончил роман…»
Знакомый мужчина закончил роман.Другой незнакомец в раюкомпьютерных истин.Полей уретанживыми нас держит в строю.Я мелкая пыль – как меня ни гони,забьюсь под рукав и усну.Вокруг происходят великие дни,на шее сжимается снуд.То катятся к чёрту, то лезут наверх,то песнь хоровую поют.А я только снег, только снег, только снег,лечу потихоньку, клюю.А я только шорох, я только вода,стиральный/зубной порошок.(Великая Песня Большого Трудазвучит и звучит поперёк.)«Нас очень много – пишущих и длящих…»
Нас очень много – пишущих и длящих,впадающих в верлибр или в немилость.– Ах, Машенька, была ли настоящей?– Ах, Петенька, конечно, я приснилась.Проходим незнакомцами смешными,качаясь на верëвке бельевой.– Ах, Дашенька, осталось только имя.– Ах, Фёдор, не осталось ничего.И букли, и турнюр, и гимнастëрка —ничто не изменяет, всë искрит.– Ах, Полинька, вы ждали слишком долго.– Ах, Всеволод, оставьте ваш иприт.Нас очень много.В этом ли причинанеузнавания – хоть вейся, хоть лютуй.– А если буквы – поезд журавлиный.– А если тело – только поцелуй.«Я слишком тëплая, я слишком ножевая…»
Я слишком тëплая, я слишком ножевая,по мне бежит водица дождевая,по мне идëт бровастый пионери галстуком расчерчивает сквер.Я слишком земляная, плоть от пыли,я помню всех, кого недолюбили,их лица отражаются в моëм,а я дрожу, как вязкий водоëм.А я плетусь кореньями Толстого —до скорого, до четверти шестого,почтовые, товарные – вперëд.Я там была, где не был мой народ.Я там была – а вынырнула рядом,я камбала с глазницами снаряда.Я тëплая – угля не сосчитать.Я зайчика отправилась искать.«Жизнь проснётся…»
Жизнь проснётся,жизнь качнётся,улыбнётся и застынет,оттого и остаёмсяесть смородину с куста.По обоям бродят тени,что-то ищут в аспирине,освещают беглым жаромкарантинные места.В магазине – глухо, глухо.В переходе – глухо, глухо.В телефоне – глухо, глухо.Ловят пальцы потолок.Жизнь качнётся в коридоретонкой розовой старухой.Жизнь оставит жёлтым бёдрамлишь резинку от чулок.Да и мы просить не станем.Да и мы прощать не будем.В наших призрачных кроватяхспят нездешние жильцы.Разве что заплачет краскойнарисованная Мати,разве что укроют зубызолотые леденцы.«Ты хотела двадцатые?…»
Ты хотела двадцатые?Вот двадцатые:пожелтевшие лица на Беговой.По больницам разъехались завсегдатаилитсалонов,любители ар-нуво.Мы идём на Кузнецкий (штаны не клëшены),лишь троллейбус усиком шевелит.Бедный транспорт!Его завернули в прошлое,как Москву завернули в густой covid.Жёлтой лентой скамейки на солнце жмурятся.BMW опаздывает в кювет.Город треплет свидетелей,словно курицабьёт соседкуклювомпо голове.«Мы внуки выживших детей…»
Мы внуки выживших детей.Мелкоморщинистые дниглядят из кожи веселей,как будто вечные они.Как будто шалость удалась,оставлен в Избранном физрук.Нас тренирует божий глаз,мы реагируем на звук.Мы начинаемся как пыльи завершаемся на ней.Мелкоморщинистый текстильнезаживающих людей.«Много говорили, мало спали…»
Много говорили, мало спали,разливали в чашки кипяток.В серебристом холоде эмалирастворяли огненный восток.В комнату входили, как в молитву,дни перебирали, как пасьянс.Мягко разжимали челюсть лифта,ссорились, слонялись по друзьям.В сущности, история простая.Дрожь в ресницах, вынужденный смех.Видишь, недотыкомка летает,пьёт из лампы, словно человек.В метро
О подозрительных предметахне говорите машинисту.А вдруг там облако в кальсонах,креветка, утица, фонарь.А вдруг там Панночка, а вдруг там…Хотя чём я? Только чистыйиспуг, отмеченный приливом,застывший в бабочке янтарь.О подозрительных контактахне сообщает микросхема.Под нашим куполом несложнолюбых во всём подозревать.Состав скрипит, состав полученот Одиссеевой триремы,он скручен мышцей икроножнойи обречён не успевать.О, сколько зрителей ненужныхзакрыто в банке из-под джема!Стеклянный видится зверинецв краю седых пуховиков.Как подозрительные лица,глядят на рельсы хризантемы.И я стою внутри вагона,как подозрительный Иов.«Жизнь – возможность тратить время…»
«Жизнь – возможность тратить время», —говорил мой друг-певец.У меня внутри деревняиз несбывшихся сердец.Там, где музыка гремела,где клубился Амстердам,остаётся только тело,то, что пляшет неумелопо стихам.То, что пляшет водомеркойи скулит – о ком? о ком?Нарезает зелень мелко,заправляет чесноком,выбирает соус (лучшийиз предложенных) в салат.Жизнь – возможность тратить душуна ненужные дела.Переезд
Жизнь уместилась в 14–20 коробок.(Грузчики выпьют, но только когда привезут.)Так комсомолки цветастых боятся колготок,так остывает души пережжённый мазут.Лампа (сгорела?), фонарик (поломан? потерян?).Тени как зебу, к луне холодильник прибит.Под одеялом уснули стеклянные двери.Зеркалу странно, когда отраженье болит.Сон непрерывен,смотри, как сугробы накрыло.Им хорошо,их снежинки влюблённые ждут.Снится сугробам, что в ямах межзвёздного илалюди плывут – и коробки за ними плывут.«Человек за розовым выходит…»
Человек за розовым выходит,человеку странно одному.У него кристальная решёткапрохудилась, атомы звенят.Он идёт (за лесом через поле),он идёт (проспать бы/продержаться),смотрят на него глаза подвалов,пластиковый повар говорит:– Заходи, у нас сегодня манго,лаковые овощи в избытке,здесь таких, как ты, пускают к маме,в долгий отпуск, в бабушкин сундук.– Не могу, – он отвечает, – рано.Я несу котёнку пух и перья,у меня под сердцем страх и звёзды,не хватает розового лишь.«Может, мне пить нельзя…»
Может, мне пить нельзя.Может быть, я тоскую.Только глаза скользятгильзой от поцелуя.Может, мне горек грехосени заполошной.Я попрошу за всех.Если за всех, то можно.Если за всех, то зряможно не тратить слово.Я молодой морякв поисках неземного.Я золотой старик,бронзовая реторта.Господи, я тростник,сломленный и протёртый.«Где золотое, там и белое…»
Где золотое, там и белое.Надеть всё чистое, уйтитуда, где бабы загорелыене разбираются в IT.И над судьбой своей наморщиться,и тронуть кедами прибой.Весна, патлатая уборщица,не пощадила никого.И вот июль уже разделали,и август звёздами прибит.Где золотое, там и белоекипит, и жалит, и кипит.Лечу ли аистом над крышами,пытаюсь тенью рисковать —лишь золотистой пылью вышитына белом воздухе слова.Словно яблоки
«В желании сродниться есть тоска…»
В желании сродниться есть тоска,недвижная, как тело языка,когда его касаются стрихнином.Так ледоколы мнут рубашку льдин,так ищут дочь, так нерождённый сынскользит над миром пухом тополиным.Мне так невыносимо, так светло,я так роняю каждое «алло»,что, кажется, прошу Антонионизаснять всё это: кухню, стол, постель,засохший хлеб, молочную форелько мне не прикоснувшейся ладони.И если говорить начистоту,то я скорее пламя украду,отравленную выберу тунику,чем буду улыбаться и смотреть,как мальчики, идущие на смерть,на небе собирают голубику.«Не расстраивайся, маленький…»
Не расстраивайся, маленький,не бросай меня всерьёз.Что любовь?В лесу проталинка,тело, полное стрекоз.Что печаль?Четыре выстрела —синий серого клюёт.От земли душа отчистила —жаль, до свадьбы заживёт.Так и выпрыгнем в историюс георгинами в руках…Что разлука?Аллегория,пересадка с МЦК.«Куда исчезнет всё…»
Куда исчезнет всё,когда мы все исчезнем,когда завяжет бантмосковский «Метрострой»?Ты трогаешь вагон,и бронзовая безднаприветливо звениткудрявой головой.От кнопки до звонка,Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги