«Да ни хрена я не помню, Вова. Пожалуйста, дай мне собраться!»
– Когда ты уже начал хныкать, я спросил, «что случилось?». Помнишь, что ты мне ответил?
«Буратина, как обычно просчитал только выгоду. Риски! Нужно оценить риски!».
– Нет, Вова. Что-то не припоминаю…
– Ты сказал «Я хочу писять» и захныкал. – Геракл нежно гладит мою голову. – Тогда я поднял руку и сказал «Валентина Артамоновна, а можно мальчику выйти?». Тогда она сама взяла тебя за ручонку и повела в туалет. Ты был ма-аленьким клопиком.
– Теперь вспомнил, Вова. Ты спас меня от позора, спасибо тебе. – Я механически улыбаюсь, пытаясь мысленно вернуться к мучающему меня вопросу.
«Риски! Чем это может нам грозить! Соберись, тряпка!»
Мне кажется, что целая вселенная мешает мне принять это решение. Все: бубнящий под ухом Геракл; два горлопана, завывающих про золотые купола, которые «на-а груди-и нако-олоты-ы»; Буратина, бомбящий меня сообщениями: «Ну что?», «Ты решил?», «Братан, время»…все они грозят взорвать мой перегруженный мозг.
– А потом. Потом я гуляю во дворе и вижу тебя в куче какого-то дерьма. Ты стоял и снова выл, как девочка. Только потом я узнал, что ты решил побегать по застывающему цементу, которым залили яму на отмостке. Ты тогда по колено провалился и мог превратиться в живой монумент, если бы я тебе палку не сунул. Ты же так и вылетел из своих резиновых сапог, которые вмуровались в бетон, и я притащил тебя домой босым. Помнишь?
– ДА! – отчаянно кричу я.
«ДА!» – сообщение улетает в сторону сцены.
Я помню всё, мой друг. Канцелярские кнопки на стульях, взрывающуюся колбу на химии, высаженное из рогатки стекло и бегущего за нами мужика в грязной майке.
Помню пугачи и самострелы, воткнутый в твою черепушку дротик сделанный из стержня шариковой ручки и вставленной в него иглы;
помню взрыв-пакет изготовленный из марганца и магния, благодаря которому, я чудом не остался без пальцев;
помню побеги с уроков, трёпку от завуча и родителей;
помню нашу кругосветку, когда мы с полбуханкой хлеба решили по рельсам идти в Москву,
помню возвращение домой в ментовском Уазике.
Помню запах шипящего в воде карбида, вкус гудрона, который служил нам жвачкой; костёр у тебя на балконе, когда мы чуть не спалили твою хату;
помню как ты насрал на пороге квартиры Ленина,
как мы повадились ходить в «Кишки» и тырить там газировку «Золотой ключик»,
как однажды были схвачены и доставлены домой ментовским эскортом.
Помню зелёные стены комнаты милиции и строгие педсоветы, где мы с тобой стояли бок-о-бок, под прицелом испепеляющих глаз учителей;
помню тяжёлый воздух подвала,
помню запах голубиного говна на чердаке. Я всё помню, дружище.
– Это были шалости невинных младенцев. Всё стало серьёзней, когда появился он.
Кисточка палевой бороды Геракла указывает в сторону сцены, где под завывания осточертевшего за вечер дуэта танцуют Буратина и Светка. Они изображают что-то похожее на медленный танец, но огромный шар, коим является живот партнёра, не даёт паре сблизиться на интимное расстояние. Буратина, что-то активно втолковывает Светке, а она не менее активно трясёт головой. Ясно, он колется на счёт операции. Теперь мне не нужно будет что-то объяснять Светке.
– Забытый укол ревности? – Пудовый кулак тычет меня в плечо.
– Нет, Вова, я уже вышел из этого возраста. – Я ухмыляюсь, продолжая смотреть на парочку и одновременно тыкать большим пальцем в телефон.
– А я вот тебя ревновал к нему. Ненавидел эту морду всей душой. Сейчас вот стал понимать, что он такая же неотъемлемая часть меня, как ты, как Поночка, как Уксус. Без него жизнь была бы гораздо скучнее. Кстати, что-то давно он нас в очередную жопу не втягивал, мне даже скучно становится.
«Подожди-и» – мычу я про себя, продолжая улыбаться.
«Жду дальнейших инструкций».
Отправленное мной сообщение приземляется на запястье Буратины, отчего оно вспыхивает.
Парочка продолжает медленно раскачиваться под раздражающее, как скрип несмазанной двери, завывание другой парочки.
«А бе-елый ле-ебедь на пру-ду-у-у…».
Мне кажется, что сегодня они не заткнутся. Незадачливых певцов могли бы отвлечь закуска и выпивка, но они предусмотрительно захватили с собой пузырь стаканы и тарелку апельсинов, расставив всё это возле пульта.
– Давай, братан!
Водка булькает, наполняя стакан до краёв. Стеклянные борта со звоном ударяются друг в друга, едкая тягучая жидкость обжигает глотку. Скулы сводит судорога. Я хватаю сигарету, прикуриваю, жадно втягивая дым.
Сто грамм и затяжка дарят мне несколько секунд подобия эйфории
– Вовка…тебе бы жениться… – говорю я на дымном выдохе. Нет…ты рукой то не маши…тебе баба нужна, такая что тебя в руки возьмёт.
– Сам-то ты…
– Я другое дело, тем более я уже был женат. Мне кажется, что это сделало бы тебя чуть счастливее…
– Кому я нужен? Ни работы, ни хаты, ни машины…– горько бурчит Геракл.
– Э-э…дружище, ты это брось. А сам ты что, ничего не стоишь? Не всё же измеряется бабками и машинами, и на тебя найдутся охотницы. Женишься, а там, глядишь, всё это появится.
Серые глаза смотрят на меня с тоской человека, разговаривающего с собакой, или деревом.
– Слава, ты сейчас будто школьник, который пишет сочинение на тему «Человек, это звучит гордо». Ну, для первого класса может это ещё и потянет, но мы с тобой далеко не первоклассники, и время уже не то. Нет денег, нет человека…
– Вова, а если бы вопрос стоял только в сумме. На какую бы ты согласился? Сколько тебе нужно, чтобы охмурить какую-нибудь бабёнку, сбацать ей на гитаре, как ты это умеешь, почувствовать себя мужиком.
– Я не жадный, Славик…мне бы и пары лепёшек хватило, только где же их взять.
– Главное, чтобы цель была. Вот ты уже знаешь, что тебе нужно два лимона, и главное, знаешь, для чего они тебе нужны. Это уже полдела.
– Ну вот…теперь пошла консультация от психолога. Сява, с тобой чё сегодня? Может ещё намахнёшь?
– А чего не намахнуть? Я за! Только давай уже всех позовём, иначе мы сегодня так вместе и не соберёмся.
