– Снимать под своей фамилией я никогда бы не решился. Еще не хватает, в титрах А. Герман!.. Алексей Герман – великий режиссер. И сын неплох.
– Вот именно.
– Я снимал как Александр Лацис.
– Да ты что? – поразилась Тонечка. – Лациса я зна-аю! Фильм про Кенигсберг отличный.
– Спасибо.
Они помолчали. Тонечка пила чай и посматривала на него. Она не знала, что сказать, и в конце концов сказала глупость:
– Почему Лацис?
– Фамилия деда.
– А… почему ты перестал снимать? – И не удержалась: – Тоже из-за Говорухина?
Герман улыбнулся:
– Отчасти да.
– Как?!
– Я снимал кино, и вроде неплохое. И вроде хвалили! За «Бронепоезд» в Каннах приз дали. Мне нравилась моя работа.
– Ну да, – согласилась Тонечка. – Ты снимал хорошее кино!
Он покачал головой.
– Я снимал неплохое кино, Тонечка. А между неплохим и хорошим кино гораздо большая разница, чем между хорошим и отличным. Цирковые говорят, научиться жонглировать двумя или тремя предметами может каждый. А шаг от трех к четырем – гигантский. Для того чтоб жонглировать четырьмя, нужен дар. А дальше уже неважно, хоть десять! И я понял, что четыре предмета для меня недостижимы.
– Как ты это понял?
– В гамаке на даче, – сказал Герман. – Я лежал в гамаке, смотрел в небо и думал, что Говорухиным никогда не стану, а помереть «неплохим режиссером» не хочу. И перестал снимать.
Тонечка немного подумала.
…А она какой сценарист? Неплохой или хороший? Сколькими предметами она жонглирует?.. Нужно расти и развиваться, а она? Растет? Развивается?
Ей вдруг стало страшно: если она ляжет в гамак и задумается, что дальше и в каком статусе ей хочется помереть, что будет?.. Чем она станет заниматься, если перестанет писать? Кто будет кормить ее семью, если она примется искать себя? Она никогда особенно и не искала, просто ей с детства нравилось водить ручкой по бумаге, а потом с искренним восторгом перечитывать написанное. В детстве все написанное ею самой казалось прекрасным! Восторг перед написанным быстро прошел, а желание водить ручкой по бумаге осталось навсегда.
Выходит, он храбрец, а она – трус. Он смог в одночасье бросить то, что не получалось делать первоклассно! А она просто делает привычную работу, потому что не может решиться поменять жизнь.
– Надо подумать, – пробормотала Тонечка.
– О чем?
Она спохватилась.
– Это я так, про себя.
Кажется, он опять понял. Странная штука – он все понимал, ничего не приходилось объяснять. А она знала совершенно точно: если нужно объяснятъ, то не нужно объяснятъ!..
– Тонечка, ты отличный сценарист, – сказал он. – Поверь продюсеру. Иначе не стал бы я просить тебя переписывать чужой текст!
– Я не стану переписывать, – быстро сказала Тонечка. – Мы должны об этом поговорить! В конце концов, это просто неприлично, Саша. У сценария есть автор. А тут – бабах! Какой-то другой автор возьмет и все переделает.
– Если должны, значит, поговорим, – пообещал Герман. – Давай закажем? Чего мы сидим?
– Мы ждем, – туманно объяснила Тонечка.
– Нет, ну пока опоздание приличное, всего полчаса. Здесь вкусная пшенная каша с крабом, попробуешь?
Тонечка с энтузиазмом согласилась пробовать.
Он заказал, не глядя в меню, довольно много, спросил еще чаю, и тут к ним за стол приземлилось волшебное существо.
– Саша, прости, прости, – зашелестело существо, приникло к Герману, обцеловало его лицо, погладило его по плечу и взъерошило ему волосы, – ну, я правда спала, когда ты позвонил! Если б другой позвонил, я бы ни за что не поехала!
– Привет, привет, – рассеянно сказал Герман, – Тонечка, это певица Агафья Сиренина. А это сценарист Анастасия Морозова.
Певица дружелюбно кивнула в Тонечкину сторону, полезла в сумку, выхватила телефон и уставилась в него, замерев.
– Ты что-нибудь будешь, Агаша?
– М-м?
– Ты пообедаешь?
– А?
Герман взял у нее из руки телефон. Она потянулась за ним, он отвел руку.
– Отдай! – Она засмеялась. – Негодник!
– Обед, – повторил Герман. – Еда. Ты будешь?
– Закажи сам. – Она выхватила у него телефон. – Матча латте и что-нибудь с ягодами годжи. Я живу в дефиците калорий!..
Тонечка смотрела на них во все глаза. Ей очень хотелось достать записную книжку и быстренько описать картинку, она сдерживалась из последних сил.
Агафья Сиренина была похожа сразу на всех певиц, актрис и красавиц, словно талантливый художник нарисовал дивный шарж. У нее были шикарные поддутые губы, аппетитные щечки, пикантный носик, нарощенные ресницы, широкие брови, загорелая персиковая кожа, налитые груди, распирающие декольте, лакированные острые ногти необыкновенной длины.
– Кулебяку в сливках будешь? Здесь Советский Союз, ягод годжи нету! Ты в первый раз, что ли?
– Не-ет!.. Я обожаю это место, обожаю, тут крутецки. Теплой воды попроси мне. Десять полезных привычек! Теплая вода – моя полезная привычка.
Тонечка заглянула в свой портфель. Записная книжка была совсем близко. Ррраз – и достала. И можно записывать.
