Ёбург

В Свердловске всё спокойно

Городская жизнь до 1985 года

Свердловск запрессовали в шаблон: отформатировали под типовой советский город, в котором за индивидуальность отвечает лишь культурное наследие, а оно рассеяно и никак не выявлено. Для обывателя Свердловск затерялся среди других городов, названных в честь героев партийного пантеона: Ульяновск, Дзержинск, Будённовск, разные там Киров, Куйбышев, Калинин, не говоря уж о Ленинграде. Что обыватель мог сказать про Свердловск? Чё-то где-то на Урале. Вот и всё.

Фантазия рисовала какие-то смутные и грозные картины. Дымящиеся трубы. Чёрные потоки людей в спецовках по рассветным улицам утекают в проходные. Уралмаш огромными ковшами льёт жидкую сталь, озаряя стены цехов. Из ворот завода с рокотом выезжают танковые колонны. В котлованах грузно ворочают решетчатыми стрелами гигантские шагающие экскаваторы. Композитор Родыгин сидит на снарядном ящике, играя на гармони песню про уральскую рябинушку: «Треплет под рябиною ветер без конца справа – кудри токаря, слева – кузнеца…»

А каким в реальности был город Свердловск во второй половине семидесятых и в первой половине восьмидесятых, то есть во времена «развитого застоя», как раз в те годы, когда Свердловской областью руководил Борис Ельцин? Большой город, окружённый фантастическими конструкциями индустриальных комплексов и панельными заборами спальных кварталов. Вдоль горизонта плыли заводские дымы. Жилые массивы вдруг переходили в промзоны, чудовищные по масштабу, а пространство города расчленяли клинья лесопарков и прудов.

Все города СССР, кроме Москвы и Ленинграда, выглядели малолюдными и низкими, особенно по нынешним меркам: без подсветки, без рекламы, без автомобильных пробок. В первые десятилетия советской власти архитекторы с энтузиазмом загромоздили Свердловск зданиями конструктивизма и превратили город в мировое собрание этого стиля, а на излёте эпохи динамика и энергетика конструктивизма поддержали типовую панельную застройку, и город не казался монотонным и однообразным. Статусные объекты центра вычленялись из среды неоклассикой, словно посреди скороговорки футуристов вдруг начинал звучать гекзаметр.

Свердловск называли «столицей Урала» – в такое определение вкладывался некий историко-географический смысл по принципу «елей вместо прав», однако и на деле Свердловск обладал чертами столичности. На улицах звенели жёлто-красные трамваи «Татра», как в Москве, а не красно-белые вагоны из Усть-Катава, как в Тагиле или Челябинске. В 1967 году Свердловск стал «миллионером».

Областные города имели университеты и набор вузов, как в абитуриентском стишке: «Ума нет – иди в пед, стыда нет – иди в мед, ни тех ни тех – иди в политех». В Свердловске в придачу к обязательному комплекту ещё были горный, архитектурный и юридический институты плюс СИНХ – институт народного хозяйства. Так же и с театрами: сверх ассортимента из драмы, оперы, ТЮЗа и кукольного здесь работал Театр музыкальной комедии. Наконец, в Свердловске выходил зональный литературный журнал «Урал», традиционный «толстяк», а в пару к нему – любознательный и молодёжный «Уральский следопыт».

При «оборонном» характере города казалось немного зловещим, что здесь расположен УНЦ – Уральский научный центр, региональный отдел Академии наук. Хотя город жил мирно. Даже когда в 1979 году из секретного института сбежала сибирская язва и убила 64 человека, эпидемия не вызвала паники. Свердловчане знали: это издержки ситуации. Город и гордился, и тяготился своим значением, своей закрытостью от мира. Из иностранцев в Свердловске бывали в основном чехи: Свердловск был побратимом с Пльзенем, а Уралмаш имел связи с машиностроительной компанией «Шкода». Ну и ещё – в силу странных завихрений международной дружбы СССР – в Свердловске было много монголов.

В 1973 году, к 250-летию города, свердловчане получили Исторический сквер на месте старого завода. Старая заводская плотина, которую в городе любовно называют «Плотинка», стала любимым местом прогулок, детишки лазали по огромным каменным глыбам – образцам горных пород Урала. В том же году впервые отпраздновали День города. В 1977-м – сдали новое здание ТЮЗа. В 1980-м – новое здание цирка с удивительным «структурным» куполом. В 1982 году власть въехала в высотный Дом Советов, который был символом могущества КПСС, а не Советов; эту неудобную башню, на треть занятую шахтами лифтов, ехидные горожане тотчас прозвали «членом партии». В 1983 году открыли Дом кино и затеяли строить телебашню.

На 9 Мая и 7 Ноября многотысячные демонстрации с флагами и лозунгами ходили по проспекту Ленина через Плотинку на площадь 1905 года. Влюблённые катались по городскому пруду на взятых в прокат вёсельных лодках. В ЦПКиО под музыку крутились громоздкие карусели и колесо обозрения, посвистывала детская железная дорога. Пафосные премьеры проводил киноконцертный театр «Космос», а на высокой веранде его ресторана под ВИА танцевали девушки советской элиты, смущая атлетов-комсомольцев на стадионе «Динамо». Элита жила в новых кварталах в районе Октябрьской площади, а дети бонз учились в престижной школе № 9.

Советский город Свердловск. Проспект Ленина в 1982 году

Как достопримечательность свердловчане показывали приезжим ресторан «Уральские пельмени», но обычные люди туда не ходили: дорого. Богема слушала джаз в ресторане «Океан», а когда было не до джаза, то похмелялась в ресторане «Серебряное копытце», который называли просто «Копытом». Лакомки обожали пышечную на улице Свердлова. Интеллектуалы посещали заседания киноклуба в «Автомобиле» – ДК «Автомобилист», который потом окажется Троицким собором. Первые экстремалы-скейтбордисты тренировались на пандусе Дворца культуры Уралмашзавода, причём скейтборды по схемам из журнала «Юный техник» тайком на работе изготовляли мастера-самородки экспериментального цеха Уралмаша.

Пацаны ходили в кинотеатр «Октябрь» на стереокино, правда, несколько лет подряд в стерео показывали только скучный фильм «Ученик лекаря», и веселее было рассматривать зал, где все зрители сидели в очках – ваще уржёшься! Зимой с трамплинов на Уктусских горах летали лыжники. Летом советский средний класс на своих «москвичах» и «жигулях» отправлялся на пикники на светлое озеро Балтым, а народ попроще на автобусах трясся до озера Шарташ. Обкомовские «Волги» грузно катили на дачи за заборами Малого Истока, а отвязные студенты и ПТУшники на трамваях гоняли на пляж у ВИЗа, Верх-Исетского завода, где на фоне циклопических заводских градирен самые смелые девчонки загорали топлес.

Молодёжь из области тянулась в города, на селе оставались одни старики, и многие деревни вокруг Свердловска превращались в дачные, заселённые летом более-менее состоятельными горожанами. Набитые битком электрички и автобусы развозили дачников по их скромным владениям. Но воскресными днями больше всего народу ехало до станции Шувакиш. Там гомонил обширный рынок, где продавали импорт и дефицит: джинсы, кроссовки, дублёнки, косметику, аппаратуру. В лесочке поблизости располагалась легендарная «туча» – продажа и обмен виниловых грампластинок. Размах оборота, жажда наживы и потребления, ажиотаж и компетенция участников торжища развеивали все советские идеалы.

А что знали о Свердловске в СССР? Знали про Уралмаш – «завод заводов», но больше в контексте ударных строек эпохи индустриализации. Знали сказы Бажова, хотя понимали их конъюнктурно: будто бы Бажов погружал классовую борьбу в глубину времён и облекал в сказочную форму, тем самым превращая её в некий изначальный национальный миф. Знали Свердловскую киностудию, которая сняла экзотические фильмы про Угрюм-реку и приваловские миллионы. Знали завод «Уральские самоцветы», который производил недорогую ювелирку с камешками – она радовала не столько глаза, сколько патриотические чувства. Знали и другие «Уральские самоцветы» – фабрику недорогой парфюмерии, которая тоже больше радовала патриотические чувства. Знали непобедимую волейбольную команду «Уралочка» и её тренера Николая Карполя. А вот Бориса Ельцина, первого секретаря Свердловского обкома партии, в середине восьмидесятых ещё не знали.

Ко времени Ельцина Советский Союз уже исчерпался. Не то чтобы он ослаб или совсем задушил своих граждан тиранством – нет. Но витала в воздухе какая-то неудовлетворённость. Чего-то было надо ещё. То ли достроить недостающее, то ли переделать имеющееся… И при Ельцине в Свердловске расцвели или были созданы с нуля несколько общественных феноменов, которые в определённом смысле можно считать проектами новой жизни. И о них тоже знала вся страна.

Образцом параллельного государству, но полунатурального существования оказалась община свердловских художников в деревне Волыны. Её опыт годился для личного спасения, но не подходил всей стране. Для общества существовали, пожалуй, только две стратегии исцеления: открыть себя идеалу или открыть себя миру. Конечно, тогда ещё и речи не шло о каком-то выборе между коммунизмом и капитализмом. Но вопрос звучал повсюду в СССР, и город Свердловск дал весьма репрезентативные ответы.

Сообщество Свердловского МЖК и сообщество клуба «Каравелла» оказались социально успешны, потому что открыли себя идеалам, реабилитировали ценность коллективизма. А сообщество любителей фантастики и сообщество Свердловского рок-клуба оказались социально успешны, потому что открыли себя миру, всему многообразию западной культуры. В общем, были реализованы обе программы самоспасения. Но ни одна из них не спасла. Ни одна не совпала с будущим.

С будущим полностью совпал только Борис Ельцин.

«Работает строителем»

Борис Ельцин в Свердловске

Плотное, добротное и деятельное благополучие конца 1970-х и начала 1980-х – время, когда первым секретарём Свердловского областного комитета партии был Борис Николаевич Ельцин. Он определял жизнь города и области.

Ельцин родился в 1931 году в крестьянской семье в селе Бутка под Талицей. Места здесь были издревле раскольничьи, болотистые и совсем глухие. Но семье пришлось перебраться в большой город Березники, под бок калийному комбинату. Борис окончил школу в полуразбойных рабочих кварталах и уехал в Свердловск, поступил на стройфак Уральского политеха – УПИ. Жил бедно, а учился хорошо. В 1955 году он получил диплом, почти весь с пятёрками, и началось дело.

Страна оживала в «оттепели», превращалась в грандиозную строительную площадку. Молодой и волевой инженер Ельцин женился на скромной сокурснице Наине и устроился работать простым рабочим. Он хотел знать производство от азов: освоил 12 рабочих профессий и лишь потом стал прорабом.

Послевоенный беби-бум распирал державу, нация требовала жилья, садиков, школ и больниц – и города стремительно обрастали «хрущёвками», которые тогда ещё не были «хрущобами» и казались дворцами. Их строили такие, как Ельцин. И для строителей открывались блестящие карьерные перспективы. В 35 лет инженер Ельцин стал директором крупнейшего в области домостроительного комбината.

В то время сформировался его стиль работы. Дело важнее всего, оно – та же война, поэтому здесь слабых не щадят, но достойных награждают. И у Ельцина появилась генеральская привычка дарить рабочим часы прямо с руки. Он полюбил крутые решения и широкие жесты. Он был уверен в себе, но без спеси и хамства.

Директора ДСК Бориса Ельцина приметил первый секретарь Свердловского обкома партии Яков Рябов. В 1968 году Ельцин перешёл работать с производства в обком – командовать отделом строительства. Оно и верно: в стране завершалась эпоха «социальных лифтов» по трудовым заслугам и начиналась эпоха партийных карьер. Рябов понимал, что уйдёт на повышение в Москву, и готовил себе смену. Ельцин значился под номером два, но по воле обстоятельств оказался первым. В 1976 году в возрасте 45 лет Ельцин стал руководителем Свердловской области.

Из скромной квартиры на Химмаше семья Ельциных переехала в центр, в элитный дом № 2 по улице 8 Марта. Елена и Татьяна, дочки Бориса Николаевича, учились в престижной школе № 9. Однако Наина Иосифовна, как прежде, работала в институте «Союзводоканалпроект», и отнюдь не директором. У Ельцина даже машины своей не было. Разумная сдержанность – главный принцип семьи первого секретаря обкома, и даже потом, уже в Москве, в МГУ, Татьяна Ельцина на вопрос об отце будет отвечать непроницаемо: «Работает строителем».

Дом, где в Свердловске жил Борис Ельцин, первый секретарь обкома

Он и вправду работал строителем. Он заложил в Свердловске метрополитен. При нём возвели цирк со «структурным» куполом и высотный Дом Советов. Он достроил асфальтовую дорогу на север, в город Серов, и поддержал инициативу МЖК. Он запретил в центре Свердловска типовые многоэтажки и ускорил как смог избавление окраин от бараков: на три года заморозил очередь на жильё и, не слушая ропота очередников, переселил в новостройки обитателей трущоб. Получилось нехорошо – нечто вроде анти-МЖК. И это всё аукнется Свердловску. Через десять лет из тех спальных кварталов на проспекты выйдут гангстерские бригады с калашами – выросшие пацаны с барачным воспитанием.

Свердловск был индустриальным мегаполисом, но Ельцин понимал важность малых проблем быта. В 1980 году Ельцин поссорился с Госпланом СССР из-за того, что союзная власть свободно планировала развитие промышленности в городе, но не задумывалась об инфраструктуре – о жилье, больницах, школах, магазинах. Ельцин навьючивал городскую инфраструктуру на шею могучим предприятиям Свердловска, заставлял заводы выпускать хотя бы что-то полезное простым людям – электроутюги там какие-нибудь, стиральные машины или детские санки.

Любимым развлечением Ельцина был волейбол, и в Свердловске волейбол стал «царским видом спорта». Ельцин поддержал тренера Карполя и его команду «Уралочка», и вскоре с мячами запрыгали все чиновники, а город принял программу развития волейбола и план строительства 327 новых площадок.

Ельцин ввёл в практику общение с горожанами. Он встречался со студентами и с колхозниками, разговаривал, вникал в суть проблем – правда, общество тогда ещё не знало, что такое популизм. Прямых эфиров тоже ещё не было, и Ельцин по телевизору отвечал на письма граждан. К первой передаче поступило 906 писем, а потом их приходило в разы больше. Аппаратчики обкома сидели по вечерам на работе, сортировали письма, отвечали людям и готовили ответы для начальника. Стремление Ельцина к публичности московское партийное руководство называло «концертами», но Ельцин реально делал власть справедливей и человечней.

Он был фигурой могучей и противоречивой. Иногда мог признать промахи власти, но всё равно оставался плотью от плоти советского строя. Борис Ельцин был тираном-демократом, мирным генералом, который строг не ради правды, а ради победы. Урал знал и любил начальников подобного типа: такими в историю города вошли «горные командиры» Василий Татищев и Владимир Глинка.

Ельцин не просто попал в образ «уральского лидера» – он был уральцем по генетике, по мировоззрению, хотя вряд ли знал историю Урала. Его уральскость проявится и в выборе средств для переформатирования государства. Горбачёв, ставропольский «крестьянин», начнёт менять систему с внедрения кооперативов: крестьяне всегда кустари и мелкие собственники. Ленинградские интеллектуалы-«младореформаторы» будут твердить, что нужно конституцией вводить институт частной собственности. А Ельцин, свердловский «рабочий», учредит капитализм по заводскому пониманию: объявит приватизацию. Госсобственность назначат к раздаче надёжным людям. Так Пётр I отдал Никите Демидову Невьянский завод.

В 1985 году по протекции Якова Рябова Ельцин переехал в Москву на работу в отдел строительства ЦК КПСС. Город проводил первого секретаря обкома спокойно: ни у кого тогда не было ощущения исключительности Бориса Николаевича Ельцина. Хотя через два года, когда смутьян Ельцин попадёт в опалу, обком Свердловской области вслед за Горбачёвым осудит его, а горком – нет, не осудит, промолчит.

Памятник президенту Ельцину возле Ельцин-центра и «Демидов-Плаза»

Из 76 лет жизни 54 года Ельцин провёл на Урале. В 2011 году сотрудники Уральского центра Ельцина Григорий Каёта, журналист, и Анатолий Кириллов, историк, издадут объёмную книгу «“Первая жизнь” Бориса Ельцина» – обобщение свердловского периода Бориса Николаевича. И в том же году Ельцин вернётся в Екатеринбург мраморным памятником перед бизнес-центром «Демидов-Плаза».

Волыны

Художники Мосин и Метелёв и деревня Волыны

Художники Советского Союза знали, что в Свердловске сложилась мощная «группировка» мастеров. Не в смысле школы, хотя живописцы и графики в своих работах взаимно обыгрывали мотивы друг друга, а в смысле товарищества по судьбе. Ёмким воплощением этого товарищества стала деревенька Волыны.

Она находится в сотне километров от Свердловска-Екатеринбурга, неподалёку от посёлка Староуткинск и реки Чусовой. Деревня как деревня. Полсотни домишек с огородами и крепко выпивающие чудики: местные мужики мрачно шутили, что водка положила здесь больше народу, чем война с фашистами.