Началось все с того, что на последнем уроке Белов, как это делал часто, выхватил мое домашнее задание и начал старательно выводить: «Имела я вашу литературу в задний проход прямым круговым конусом во имя геометр…» Я решила, что наступил мой черед. Схватила его тетрадь и начала выдирать из нее листы. Костя опешил, но ярость моя привлекла внимание учителя:
– Костя, Дарья, что там у вас происходит? Выгоню обоих, если не угомонитесь.
Это не дало возможности Белову воздать мне по заслугам, а я возликовала.
Но счастье мое длилось ровно до звонка. Ученики уже покидали класс, а Костя схватил меня за волосы, не оттягивая до боли, но и не давая возможности подняться и убежать. Он молча ждал, когда мы в классе останемся одни – вероятно, это означало что-то ужасное, потому что обычно он был очень даже не против свидетелей.
А Мира как ни в чем не бывало поинтересовалась:
– Ну что, Даша, поедем по магазинам?
– О-о-о, нет, красавица. Даша сегодня никуда не поедет, – голос Кости сочился ядом. – У нас с ней серьезный разговор. Пока.
– Пока, – ответила Мира и вышла из класса.
– Отпусти, ублюдок, – я изо всех сил пыталась оторвать его руку от своего затылка.
Он стянул с меня очки и прижал лицом к парте, теперь уже больно сжимая волосы в кулак.
– Ты охренела, мразь? Голос прорезался?
Я попыталась дотянуться рукой до его мерзкой рожи, чтобы расцарапать ее в кровь. Но Белов легко отбил мою руку.
– Извинись-ка. А то я вырву твои лохмы с корнем.
Я испугалась. Да нет, испугалась я гораздо раньше, просто ощутила это сейчас в полную силу. На что он способен? Каковы границы? Сможет ли он сделать что-то по-настоящему непоправимое? Страшно до трясущихся рук и голоса:
– Извини.
– Громче!
– Извини, – на глаза навернулись слезы обиды. И сейчас даже не на него – на себя.
Костя отпустил меня и поднялся со стула.
– Место свое помни, шавка.
Я вскочила следом, собирая остатки мужества. Сейчас или никогда! Размахнулась и влепила ему пощечину. Тут же отпрянула, испугавшись собственной смелости, пожалев о содеянном, желая убежать, спрятать остатки самоуважения, терпеть до конца школы все, что со мной будут делать.
Он схватил меня за запястья, трясясь от злости. Зашипел прямо в лицо:
– Ты совсем тронулась? Я ж тебя убью.
Но вместо этого с силой оттолкнул меня, быстро покидал свои вещи в сумку и направился к выходу, напоследок заметив:
– Хорошенько подумай, Николаева, хорошенько. Не доводи до греха. И не думай, что если ты покажешь зубы, то тебя начнут воспринимать как человека. Тебе просто выбьют эти самые зубы.
Рухнув на свой стул, я зарыдала. Пыталась успокоиться, повторяя себе, что уже давно к этому всему привыкла, что если меня тут кто-то застанет, то посмеются вдоволь, что так я никакие проблемы не решу… Но убедить себя очень долго не получалось.
В итоге только через час я, опухшая и красная, вышла из класса. Коридоры уже опустели, поэтому можно было спокойно умыться, привести себя в порядок и отправиться домой. Там я обо всем и подумаю.
В женском туалете мыла пол уборщица. Буркнув приветствие и стараясь не обратить ее внимание на мой внешний вид, я поплелась в мужской. Стыд, злость, смелость, трусость – все ушло. Осталась только усталость и кратковременные рывки раздражения.
Толкнула дверь с такой силой, что слабая или не до конца задвинутая щеколда вылетела, и глазам моим открылось зрелище, которое за весь сегодняшний день оказалось самым вопиющим: опершись на стену, даже не в кабинке, стоял Макс с закрытыми глазами. А перед ним на коленях девушка, голову которой он направлял рукой. Я застыла без единой мысли, способной сподвигнуть хоть к какому-то действию. Даже когда Яна вскочила, вскрикнула, увидев меня, и пролетела мимо, я так и осталась в позе истукана.
– Вот же блин, – голос Макса раздался откуда-то издалека, словно сквозь плотное одеяло. – Даша, ну как не вовремя. Могу я тебе предложить продолжить то, что ты так некстати сорвала?
Я потрясла головой – не как отрицательный ответ, а чтобы извилины встали на место. Хотя пусть заодно будет и отрицательный ответ, как это и понял парень. Он медленно застегнул ширинку, потом подошел к раковине и открыл воду.
– А ты чего тут? Или это я не туда зашел? – спросил парень буднично.
И опять усталость – до такой степени сильная, что мне и дела не стало до Ян, их парней, Мир и их братьев. Я подошла к другому умывальнику и начала ополаскивать лицо ледяной водой.
– Ты ревела, что ли? – встретилась с Максом взглядом через зеркало, но не ответила. – Мира, кстати, в машине ждет. Вы же по магазинам собирались сегодня?
По магазинам. Почему бы и нет? Все же в порядке. Я ударила Белова, он чуть не убил меня за это, перепугалась до такой степени, что вообще теперь не решусь прийти в школу, застукала нашу безупречную Яну с Максом прямо в мужском туалете на грязном полу, а его сестра при этом терпеливо дожидается в машине. Нормальная, здоровая обстановка. Можно и по магазинам.
Глава 4. Погружение
В привычную колею они вернулись очень быстро. Возобновили тренировки – пусть и не такие усиленные, как в Организации, плюс часовая пробежка до завтрака; и уже скоро выяснилось, что они в отличной форме. Мире это нравилось, Максу по-прежнему было все равно, но так он хоть был чем-то занят. Оба подозревали, что в Организации им кололи препараты, увеличивающие физическую силу и выносливость, а иначе объяснить разрыв между их развитием и развитием обычных детдомовских одногодков было невозможно. Хотя, кто знает, что бы было, если бы и тех тренировали с младенчества?
Их спарринги превратились в настоящее шоу для всех жильцов детского дома. Они не дрались всерьез, не причиняли друг другу заметного вреда, но зрелище все равно получалось красочным – сложные приемы, броски и повороты в воздухе. Дети придумывали легенды о них – одна другой хлеще. Но никакая не была страшнее действительности. Стоит ли говорить, что это сделало Миру и Макса главными любимцами, суперменами, образцами для подражания всей восхищенной малышне, а старшие предпочитали держаться на почтительном расстоянии? В конце концов, Мира начала получать удовольствие от положительной реакции других людей. Ей понравилось вызывать восторг: она все тщательнее изучала человеческие модели поведения, она социализировалась. Макса же подобное не волновало, и это, в свою очередь, все сильнее тревожило его сестру. Она понимала, что его замкнутость – не простая защитная реакция на все непонятное. Теперь он уже не спал по двенадцать часов кряду и не просил третью добавку за обедом, вернувшись к привычным спартанским условиям выживания, но внутри оставался пустым, как пластмассовый пупс.
В четырнадцать лет Миру стала заботить и собственная внешность, поэтому она часто спрашивала у брата:
– Как ты думаешь, я красивая?
– Ты самая красивая, сестра, – отвечал он ей неизменно.
Через пару лет или чуть больше он ночами начал убегать из детского дома, дождавшись, когда все уснут, и профессионально уходя от внимания работников. Мира не переживала – сложно было представить, что тот даст себя в обиду. Наоборот, она надеялась, что где-то там, вне этих стен, он найдет для себя нечто, что придаст вкус его жизни.
Девочка не знала, что брат ищет не этого. Он думал только о том, чем может помочь ей. Мира хочет учиться в лучшем институте, Мира смотрит на красивые вещи в журнале, Мира достойна хорошей жизни – значит, ему придется ей эту жизнь обеспечить. Но с чего-то надо начать. Мелкие кражи у редких ночных прохожих – неоправданно рискованно. От этой идеи он отказался сразу. Лучшим вариантом выглядела какая-нибудь работа. Но Макс был еще совсем ребенком, умеющим только отлично драться и не имевшим никакого представления о том, как устроен мир.
Ночной клуб привлек его внимание огнями, шумными посетителями и вечно-пьяным весельем. Внутрь его, конечно, не пустили – охранники просто посмеялись, но он продолжал наблюдать, оставаясь незамеченным у затемненной стены, каждый день приходя сюда. Да, он почти ничего не умел, но кое в чем ему равных не было – а значит, это был единственный путь.
Все-таки он дождался своего часа. Вот тот лысый мужик был тут главным – это Макс узнал уже несколько дней назад, когда того встречала охрана – два амбала ростом не меньше двух метров.
– Здравствуйте, шеф, – гаркнул один из громил, шагая в сторону, чтобы уступить проход старику.
Макс решил, что это лучшее время, чтобы привлечь к себе внимание. Он скользнул вперед, опережая мужчину, и ожидаемо столкнулся с рукой одного из охранников.
– Эй, пацанчик! Опять ты? Ну-ка, шуруй отсюда!
Макс схватил за запястье и дернул на себя, усиливая инерцию огромного тела. Громила не удержался и упал боком на перила, захрипел от боли. В это время Макс ударил под колени второго, а после врезал ногой в лицо, опрокидывая тушу навзничь. Уже через секунду первый охранник с ревом поднимался на ноги, но спокойный голос остановил его порыв благородной ярости:
– Погоди-ка, Боря.
Макс только теперь позволил себе осмотреться и понять, что должный эффект ему произвести удалось – несколько зрителей стояли полукругом, разинув рты. Но ему была нужна реакция только одного человека, и он ее дождался:
