Истории уютного двора. Детство

Али-баба и детский мат

Помните, как у Сергея Михалкова:

«Дело было вечером,

Делать было нечего…»?

Конечно, это творческая фантазия и «из песни слова не выкинешь», но всё-таки ситуация довольно странная, ведь нормальные ребята всегда найдут себе заделье во дворе!

Особенно, если двор уютный, окружённый с четырёх сторон домами, хоть по структуре своей и проходной, да только идти некуда – тупик. Дворик не захламлённый, посреди – правильная, с изгибом, горка, крашенная в тёмно-голубой цвет: и подлодка, и самолёт, и дом, и крепость для ребят; ещё песочница есть метр на метр, но она для малышни, ещё, конечно, верёвки для сушки белья – там, среди хрустящих пододеяльников и простыней, можно устроить настоящий лабиринт (только надо дождаться, чтоб бабулечки ушли телевизор смотреть, а то крика не оберёшься). Чуть сбоку выстроились шесть гаражей, аккуратно примыкающих друг к другу – без щелей, без обвалившихся простенков, этакий форпост, на который взобраться можно, лишь когда зима выпадает снежная-преснежная и наметает горку, по которой и попадают сорванцы на крышу. А по-другому никак – у деревьев рядом сучьи все поспиливали, чтоб ребята не поубивались. Зимой-то можно, уж коли намело столько, что на крышу ход образовался, то и падать в сугробы нестрашно (зимой-то машины в гаражах стоят, дворник даже перед воротами не чистит). Словом, раздолье, да и только!

Но летом особенно славно – народу во дворе много: у детей каникулы, а значит, домашки нет, выходят даже школьные «зубрилы», что весь учебный год над тетрадками корпят, выгоняют родители из квартир и «читарей», которых не оторвать от книг в любое время дня и ночи, приезжают из больших городов внуки к бабушкам и дедушкам, «свежим воздухом дышать» – это странно, конечно, ведь в городе В. полно заводов и фабрик, но в больших городах он почти за деревню считается.

И чем жарче на улице, тем меньше взрослых: пожилые люди спасаются от солнца в недрах квартир за закрытыми окнами, сверкающими серебряной плёнкой, мамочки, наоборот, распахивают ставни, ставят посреди комнаты тазики с водой и позволяют своим малышам брязгаться в них. Прочие взрослые на работе. А дети, хоть и мечтают о прохладе, но на речку не убегают – слишком далеко. Надо сперва выйти на Грибоедова, доехать две остановки до парка, потом пройти его, обогнув станцию юннатов, а затем топать ещё с километр вниз по крутой горке под палящим солнцем да через дачи – и только потом будет речка и пляжик с обжигающим песком. Словом, только подростки туда хотят без родителей, остальные ждут взрослых – хорошо, что они после душного рабочего дня сами рады выбраться к воде.

Впрочем, дети всегда найдут, как охладиться – тут в ход идёт и поливочный шланг, брошенный под деревья дворником, и водяные пистолетики, и мокрые майки, натянутые на загорелые тела. Ребята согласны даже на дурацкие панамки, лишь бы только домой не идти да под деревьями не прятаться – с веток спускаются на тонких нитях откормленные гусеницы прямо на голову (фу-у-у!).

И даже когда совсем тошно от вездесущего солнца, когда обгорелые носы и плечи рдеют ярче вишни, когда брови и волосы выгорают до соломенного хруста, никто не расходится по домам, потому что идеи для игры не заканчиваются никогда. Вот девочки, стремясь примерить взрослые социальные роли, затеивают свои «дочки-матери», и хотя мальчишкам малоинтересно изображать собственных отцов, но закон двора непререкаем – игру, предложенную большинством, не критиковать. Зато потом можно с чистой совестью втянуть девчонок в войнушку и заставить ползать по земле, подбирая раненых. А сколько ещё забав: и экспедиции в тропиках, и «неуловимые», и морские приключения с Туром Хейердалом, и полёт в космос – всё, о чём вещает телевизор, о чём говорят взрослые, собираясь вечерами, всё перевоплощается в игры, просеиваясь сквозь детский опыт и расцвечиваясь ребячьей фантазией.

Ну, и конечно, никогда не подводят старые-проверенные забавы: казаки-разбойники, салки, прятки, чехарда, Али-баба, колечко, резиночки и жмурки.

Однако ничто не сравнится с появлением «новенького» во дворе…

Стоял жаркий, пряный июль. Щуплый, очкастый Славка осторожно вышел в незнакомый двор. Все предыдущие лета он проводил у троюродной тётки в пригороде Одессы, но этой зимой у неё случился инсульт, и её забрали к себе дети, а маленький уютный домик недалеко от моря перегородили аж на пять комнат и стали сдавать «дикарям», чтобы оплатить лечение матери. До троюродного племянника никому теперь не было дела, и Славкина мать, костеря родственничков, определила сына на первую смену в лагерь, где он и проторчал три недели под шум июньских дождей, и лишь потом она вспомнила о мужниной двоюродной бабушке, обитающей в более тёплом и, соответственно, оздоравливающем и более полезном для ребёнка климате, чем промозглая, вечно комариная и ветреная Ленинградская область.

И вот парнишка оказался в совершенно незнакомом городе, у совершенно незнакомой старушки, в чужом дворе какого-то тупика, название которого он пока не запомнил.

– Эй, ты откуда?

Ребята плотно обступили новенького, словно забавную зверюшку в зоопарке.

– Я из седьмого дома. Приехал на лето.

– С какого подъезда?

Славка показал.

– А-а-а, это у бабы Люси? – вмиг сообразили девчонки, ведь только эта старушка не была «овнучена» в том подъезде. – А ты сам откуда?

Славка объяснил, что приехал из Ленинградской области, да не с окраины, а почти из пригорода, и хоть его город был меньше В., но близость к культурной столице вызвала всеобщее уважение. Посыпались расспросы:

– А ты Зимний видел?

– Видел.

– А на Авроре был?

– Был.

– И в Петропавловке?

– И в Петропавловке.

Приободрённый всеобщим вниманием, Славка подумал и добавил:

– А ещё я на море часто бывал.

Но море никого не интересовало – своя речка не хуже. А вот город на Неве, колыбель Революции, манил и увлекал.

Славка присел на скамеечку и начал рассказывать – про историю города и музеи, про наводнения и памятники. Он порой путался или даже откровенно завирался, но ребята слушали, раскрыв обветренные рты, и не замечали неточности. Славка был героем дня. И назавтра тоже его истории имели успех. А ещё через день он стал во дворе своим человеком, и его рассказы потеряли остроту и яркость.

– А вот атланты… – начал Славка.

– Да фиг с ними, с атлантами, ну стоят и стоят, – махнул рукой рыжий Тёма. – Айда с нами в оборону Севастополя играть.

Но Славка поблагодарил и отказался. Его несколько дней славы закончились. Он присел на скамейку и философски вздохнул – в конце концов, он был очень умным мальчиком, чтобы не понять всю суетность механизмов социализации. Вячеслав был гордостью мамы – в девять лет он уже перешёл в пятый класс, любил читать энциклопедии и пробовал ходить во множество секций – от плаванья до судомоделирования, но нигде не задерживался, потому что домашнее задание важнее. В своём дворе он почти не гулял, зато чуть ли не каждые выходные ездил с родителями или вдвоём с мамой в Ленинград «самообразовываться». Мама Славика была женщина эстетная, одухотворённая и мечтала вырастить из сына либо музыканта, либо учёного. Но папа отмёл идею скрипичного класса и стал настаивать на боксе. В итоге родители пришли к компромиссу: волейбольная секция при школе, которую Слава частенько пропускал то по причине насморка, то из-за домашки и, наконец, забросил окончательно.

– Чего сидишь? – к Славке подбежала рослая, длинноногая девчонка в модных шортах, футболке с надписью и новеньких босоножках. – Я – Рита. На кого дуешься?

– На себя, – признался Славка и, спохватившись, представился: – Вячеслав. Наверное, я неинтересно рассказываю, раз все разбежались.

– А, ты про это… – улыбнулась девчонка. – Не переживай – так всегда с новенькими. Вот я вообще из Москвы! И ничего – день пораспрашивали, а потом приняли в коллектив и баста! Это ты ещё долго «аудиторию держал».

– Что я держал?

– Прости, у меня предки в институте преподают. Понахваталась. Пойдём в Казаки-разбойники играть!

– Я не умею, – вдруг признался Славка. Вот никому другому бы не признался, а Рите почему-то сказал – может быть, его роднило с ней их нездешность, а может быть, девочка подкупала своей открытостью.

– Тю-ю-ю, врешь!

– Нет, правда. Я почти не гуляю во дворе.

– Сверстников нет? – предположила Рита, и Славка кивнул.

Ну, не объяснять же ей в самом деле, что двор у них куцый: пара палисадников да проезд между домами, а нормальный двор – с горкой, качелями и теннисным столом – через проспект, туда мама одного не пускает. Вот и смотрит Славка из окна девятого этажа на весело бегающих ребят, а сам книжку читает или радио слушает (особенно здорово, когда спектакли передают), хотя это, конечно, и не заменяет друзей. И в школу он ходит не своего района – мама отдала в ту, что получше. Его одноклассники разбегаются после уроков по своим дворам, а Вячеслав в одиночестве бредёт домой, а если ребята и предлагают поиграть в школьном дворе, он отказывается – ведь мама точно знает, сколько времени занимает дорога и всегда звонит домой проверить сына.

– А во что ты умеешь играть? – спросила Рита, ковыряя пыль носком босоножки – ей явно не хотелось оставлять нового приятеля одного.

– В шахматы! – радостно отозвался Славка.

Рита насупила обгорелый нос – видимо, шахматы были не в фаворе у дворовых ребят.

– Может, в картишки умеешь? – попробовала москвичка.

Славка вздохнул. Ну, что же делать, если все родственники у него весьма интеллигентные и детей карточным играм не обучают? Вот с одесской тёткой, например, Вячеслав играл вечерами в шахматы, а если она и брала в руки карты, то лишь разложить пасьянс.

– А в вышибалу?

– Ну, это да – в школе на физ-ре играли, но, если честно, я вышибалу как-то не очень, – признался Слава.

Про свою минувшую причастность к волейболу он решил промолчать, всё равно этот вид спорта он никогда не любил и вспоминать не хотел.

– А в «Али-бабу»? – не сдавалась Рита.

И тут Славка радостно закивал головой – эта игра была популярна среди ребят в пионерлагере, когда прекращался дождь, ведь это так весело – пытаться разбежаться и прорвать крепко сцепленные руки, скользя по мокрой траве. И хотя Славка однажды, поскользнувшись, здорово приложился спиной, всё равно игру не разлюбил: ему понравилось стоять, врастая ногами в землю, и держаться за чужую руку до побеления пальцев, а потом бежать навстречу команде противника, выбирая слабое звено.

– Ребя! – звонко крикнула довольная Рита на весь двор. – Айда в Али-бабу! – и, повернувшись к Славке, сказала: – А в остальное я тебя потом научу.

– А я тебя в шахматы! – ответил польщённый мальчишка.

– Ой, а у меня получится? Это же, наверное, сложно…

– Я тебе покажу детский мат, – вновь чувствуя свою силу, уверил новую подругу Вячеслав.

– Кто ругался? Какой мат? – подбегая, пошутил рыжий парень.

Но Рита поджала губы:

– Это шахматы – они для умных.

– Что за намёки? – пара девчонок сунули под нос москвичке чумазые кулаки.

– Что вы, что вы! Шахматы для всех! – Славка вырос между боевыми девчонками и Ритой. – Хотите, я вам покажу?

В то лето родители последнего двора *ского тупика очень удивлялись своим детям. Нет, они всё так же гоняли по двору, перебирая по очереди все известные игры или придумывая новые, но вечерами, когда солнце наконец-то уходило за горизонт, вернувшиеся с родителями после купания и поужинавшие дети вновь рвались во двор. Там при свете фонарей, под оглушительный треск цикад у них происходили отчаянные баталии – но теперь уже на шахматной доске.

«Помяни мои грехи…»

Любовь Тимофеевну знал весь двор в конце *ского тупика. Что двор – её знали все соседние улицы, ведь она работала массовиком-затейником местного ДК, при котором был и детский театральный кружок, и небольшой народный театрик, и всякие вечера-праздники, конкурсы-мероприятия, и в самой гуще событий непременно слышался звонкий голос Любови Тимофеевны, то там, то здесь мелькала её маленькая, ловкая фигурка и сверкали тёмно-карие глаза.

Из неё бы вышла неплохая актриса – травести, например, ведь она была бойка, худа и подвижна, носила неизменную короткую стрижку, говорила, активно жестикулируя, и часто смеялась: «Маленькая собака до смерти щенок». Но в пору юности ей не хватило напора и уверенности, и хоть она и уехала из своего посёлка поступать в театральный институт далеко, аж в Ленинград, но на экзамен так и не пошла, а просто погуляла по изящным улочкам, вернулась домой, вздохнула да и поехала в ближайший областной город. Там за два года она выучилась на клубного работника в Культ-Просвет училище (или, как его называли, в Кульке) и по распределению попала в город В. Да так здесь и осела, вышла замуж, родила девочек-двойняшек, развелась, вырастила дочерей, отправила их учиться в столицу и в 46 лет осталась одна в просторной двушке. Словом, была Любовь Тимофеевна завидная невеста, да только «женихов» она не жаловала, потому что только-только распробовала вольную жизнь, без детей, борщей, вечной стирки-глажки, чужих забот. Жизнь, в которой она играла собственную роль!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.