Впереди затрещали ветки, несколько веток, сломавшихся друг за другом, – хруп, хруп, хруп.
Мэтти бросила взгляд через плечо, как будто ожидая увидеть там зверя, упавшего с неба и нависшего над ними. Но позади никого не было, и впереди тоже; по крайней мере, они никого не увидели.
Прижав к плечу винтовку, Уильям крадучись шел вперед еще несколько минут, а потом в третий раз за день резко остановился, и тут уж Мэтти в него врезалась. Но муж был слишком сосредоточен и не стал ее ругать.
– О боже, что это? – выпалил он.
Мэтти выглянула из-за его спины и ахнула.
Алая лужа крови растеклась на белом снегу. Здесь убили очень крупное животное, и убили совсем недавно. Однако от жертвы ничего не осталось, и никаких следов хищника тоже не было. На тропе виднелись только их следы.
– Бессмыслица какая-то, – пробормотал Уильям.
Мэтти запрокинула голову, увидела сломанные ветки в вышине и подумала: никакая это не бессмыслица, что бы Уильям ни говорил. Но вслух ничего произносить не стала. Нельзя ему противоречить; это всегда плохо кончается.
И все же интересно, что это может быть. Пусть мне и нельзя об этом думать.
Остаток дня Уильям был занят делами и, кажется, почти не замечал, чем занималась Мэтти. И слава богу, ведь если он обращал внимание на ее работу, то непременно находил в ней изъян.
За ужином муж был мрачен и молчалив, глотал кроличье рагу и, казалось, не ощущал его вкуса. После смотрел на огонь в очаге, пока Мэтти штопала порванный рукав и носки и подшивала брюки.
Она уже начала надеяться, что он забудет о ее ежедневном долге, задумается и позволит ей просто лечь спать. Но стоило ей отложить иголку и размять затекшие пальцы, как Уильям встрепенулся.
Устремившиеся на нее глаза-льдинки поймали ее в капкан, как беспомощного кролика.
– Мужчине нужны сыновья, Мэтти.
Она молча встала и направилась в спальню.
Через несколько часов Мэтти проснулась с песней на устах – с той, которую никак не могла возродить в памяти. «Как песнь голубки…» – припомнилось ей, но остальное стерлось, снова ускользнуло.
Рядом храпел Уильям. Храп мужа, наверно, ее и разбудил – так часто бывало, хотя она никогда не жаловалась. Мэтти медленно встала с кровати, чтобы не потревожить его резким движением.
Закрыв за собой дверь спальни, она вышла в столовую. Там было холодно, как в морозилке. Мэтти не накинула халат поверх ночной рубашки, поэтому взяла покрывало и завернулась в него, как в шаль; дыхание вырывалось изо рта клубочками пара.
Она уже не чувствовала себя усталой, хоть и знала, что должна поспать. Утром ее ждала работа, и, если она не выспится и будет неповоротливой, Уильям заметит, и тогда…
«И тогда случится то же, что и всегда», – подумала Мэтти, и слезы обожгли глаза.
Когда-то, будучи моложе, Мэтти спросила, почему он бьет ее столь часто и столь сильно. За такую дерзость муж снова ее ударил и объяснил, что долг мужчины и мужа – приучать жену к порядку, и он делает это, чтобы она научилась послушанию, как положено жене.
Потом он дал ей Библию и велел читать вслух из Послания к ефесянам.
Мэтти читала, хотя во рту ее была кровь, щека распухла, а из правого глаза струились слезы. «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее».
Уильям забрал у нее Библию и встал перед ней на колени; ласково накрыл ее маленькую головку своими большими ладонями.
– Господь желает, чтобы ты повиновалась мне. Я не хочу обижать тебя, Мэтти, мне нет в этом радости. Если бы ты меня слушала и хорошо выполняла свои обязанности, мне бы и не пришлось. Понимаешь?
Она кивнула, хотя вовсе не понимала и считала, что Уильяму следует немного поразмыслить и над наставлением «мужья, любите своих жен».
Он поцеловал ее в лоб и продолжил:
– Из всех девушек мира я выбрал тебя и сделал своей невестой. Ты моя особенная.
Дни рождения Уильям не праздновал, и на горе? все дни были похожи друг на друга, но Мэтти пыталась считать года. По ее подсчетам, сейчас ей было около двадцати лет, может, чуть больше. Уильям был старше, но так оно и полагалось; зрелые мужчины брали в жены юных девушек, чтобы наставлять их и учить уму-разуму.
Мэтти подошла к окну с видом на поленницу и сарай. Под подоконником стоял длинный узкий стол, где она готовила еду и выполняла другие задания Уильяма. Здесь она снимала шкурку с кроликов и разделывала их, тревожно приглядывая за мужем, пока тот рубил дрова.
На конце стола у Мэтти стоял кувшин с водой и чашка. Вода подернулась тонкой коркой льда. Она разбила корку ручкой ложки и налила себе немного. Вода была ледяной; у нее перехватило дыхание.
Невидящим взглядом Мэтти всматривалась в тени за окном. Что случится, если она наденет ботинки, откроет дверь и убежит в ночь? Уильям и не узнает. В последнее время он спал так крепко, что заметил бы ее исчезновение лишь через несколько часов. Она уже добралась бы до города.
В какой стороне город, Мэтти не знала, но не сомневалась, что найдет его. Он должен быть внизу, у подножья горы; когда Уильям уходил в город, то всегда возвращался в тот же день.
Но… мысли Мэтти остановились, минутная надежда завяла, не успев расцвести. Городские… они же знают ее мужа. Они отправят ее обратно.
Уильям твердил, что, если она вздумает убежать, ее вернут к нему, ведь жена – собственность мужа, а городские знали, кому Мэтти принадлежит.
Кроме того, удрученно подумала она, нельзя бежать в ночной рубашке и покрывале. Замерзнешь и умрешь.
Из леса снова послышалось рычание медведя, который вовсе медведем не был; зверь был не совсем рядом, но все же достаточно близко, и Мэтти невольно отпрянула от окна.
А если не замерзнешь, тебя сожрет этот зверь.
Это точно был не медведь. Медведи издавали иные звуки. Но ей было почти безразлично, кто это. Она не видела зверя ни разу, но не сомневалась, что это опасный хищник.
Мэтти знала, что надо возвращаться в постель, что иногда Уильям просыпается среди ночи и тянется к ее стороне кровати. И если жены там не окажется, ее ждет кара.
Но ноги отказывались шевелиться. Так она и стояла у окна, пока над верхушками деревьев не забрезжил розовый рассвет.
Глава вторая
После завтрака Уильям сказал:
– Пойду сегодня в лес, попробую выследить того медведя.
Удивление Мэтти, должно быть, отобразилось на ее лице, и Уильям сделал нечто ему совсем несвойственное – он принялся объяснять:
– Боюсь, как бы он не подошел близко к хижине. В сарае мясо, а если медведь убьет всю дичь в округе, куда как легче будет воровать мясо из сарая, чем спускаться с горы и искать добычу там. Медведи и раньше забирались в сарай, сама знаешь.
Мэтти кивнула. Однажды два бурых медведя, а может, один и тот же, но дважды, вломились в сарай, просто сумев нажать на дверную ручку, и наелись до отвала их запасами.
Когда это случилось впервые, Мэтти была в хижине одна. Уильям ушел в город. Она беспомощно стояла у окна и не могла ничего поделать, ведь Уильям отказался учить ее стрелять из винтовки. Медведь несколько часов громыхал в сарае, а Мэтти оставалось лишь слушать. Потом он распахнул дверь и побрел в лес.
В тот раз им повезло: стоял конец весны и в сарае осталось не так уж много мяса. За зиму они почти все съели, а летний сезон охоты еще не начался.
Повезло и самой Мэтти: Уильям обвинил в случившемся не ее, а себя. А это бывало так редко, что она запомнила этот момент навсегда.
