– Бог с тобой, касатушка! Костратыч много не пьёт. Он только два стаканчика выпил, когда кастрировать пошёл. Да два после. И всего-то… А денег не взял. Да-а. А чтоб пьяным?.. Не-ет, что ты. Он не шатался. Он сам говорил, что ему некогда, всё на ферму торопился.
– Понятно, – раздумчиво говорит Валерия Марковна.
– Нет-нет, ты не сумлевайся, касатушка. Он мужик хороший. К нему только подход нужон. А без ентого дела, какой подход? Он, как Проша… – сказала и осеклась под горящим от негодования взглядом Прохора, казалось, ещё немного и он бабку обругает.
– Баба Таня, ты нам толком можешь объяснить, почему ты стала самогонщицей, ? спрашивает председатель, скрывая усмешку.
– Ну-у, это, почитай, у нас сызмальства, – улыбается баба Таня, оголив ряд мелких зубов. – Я, помню, ещё вот такусенькой была, своему деду её делать пособляла. Я ему, помню, щепу ношу, а он в кастрюльке бражку курить…
– Баба Таня, ты нам об истории самогоноварения не рассказывай. Мы и без твоей лекции кое-что смыслим в этом деле, ну и прочее… Ты конкретно, о себе. Почему ты взялась за самогонокурение? Ведь ты закон нарушила.
– Дык, Алёша, касатик, куда ж я без неё? Она мне и огород пашет и дрова возит. А не будь у меня её, хоть ложись да помирай… – всхлипывает. – Это когда я работала в совхозе, то совхоз мне мало-мальски помогал, жить можно было. А теперь всё, как на пенсию пошла, я – отрезанный ломоть. Это ладно ты в анженерах ходишь, своей бабке бесплатно помогаешь. А мне кто? Одна как перст осталась! – У старухи слезились глаза, голос задрожал. – Сама работать боле не могу. Пенсии 32 рубля 42 копеечки. Попробуй, поживи…
– Ладно, баба Таня, – останавливает Алёша старухины причитания, – нам всё ясно. – Смотрит на членов комиссии, те согласно кивают. – Ты выйди сейчас в коридор, посиди там. А мы посовещаемся. Иди.
Старушка со вздохами поднялась и, вытирая концами платка глаза, семенит к двери, постукивая резиновой подошвой суконных ботиков.
Через несколько минуты Прохор вновь приглашает самогонщицу в зал заседаний.
За столом стоят Алёша и Валерия Марковна. Председатель, держа перед собой лист бумаги, судейским голосом зачитывает решение:
– Заслушав дело о нарушении Указа Президиума Верховного Совета РСФСР[1 - Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 16.05.85 года.] «О мерах по усилению борьбы против пьянства, алкоголизма и самогоноварения» товарищем Фофонцевой Т. Я., неработающая, пенсионерка, беспартийная, русская, полтора класса образования, комиссия по борьбе с пьянством и самогоноварением постановляет…
Старуха замирает. Глаза расширены, губы заметно подрагивают. На лице страх и ожидание.
– …За нарушение Указа гражданке Фофонцевой Т. Я. вынести общественный выговор. – Председатель кладёт на стол лист и добавляет, не снижая официальной тональности в голосе: – Данное решение, если вы, Татьяна Яковлевна, с ним не согласна, можете обжаловать в нашем сельском совете.
– Ой! – радостно всхлипывает руками старушка. – Да што ты, што ты! Я согласная. Дай тебе Бог здоровья. И тебе Валера. И тебе Проша…
Её тёмное лицо осветилось счастливой улыбкой, словно солнечный зайчик из окна упал на её лицо, и она, бедная, засуетилась вокруг стула, на котором до этого сидела, раскланиваясь на две стороны, то Алёше и Валерии Марковне, то Прохору, стоявшему за ней у двери.
– Вот спасибо-то!.. Вот спасибо-о!.. А меня-то как напугали… Мне ж сказали, чтоб я готовила двести рублёв. А я… А где б я их взяла?
– Татьяна Яковлевна, – останавливает радостные причитания осуждённую Валерия Марковна, постукивая казанками пальцев по столу. – Мы вас на первый случай решили пока предупредить, то есть объявить выговор.
– Вот хорошо-то…
– Но, – повысила она голос до строгости, – если вы ещё раз попадетесь, мы вас оштрафуем. Поняли?
– А как же ж, че тут не понять?.. Штраф худо. Штраф совсем плохо. А выговор ничо, выговор можно… Не-ет. Больше я Михею и на понюх не дам. Паразит, натерпелась сколя…
– Иди, баба Таня, иди, – потянул Прохор самогонщицу за курточку сзади.
– Ага, ага, пошла, – согласно трясёт та "бородой", подаваясь к двери.
Но, взявшись за дверную ручку, вдруг обернулась и, глядя на Алёшу ласково, робко спросила:
– А это, туё самогоночку мне вернуть нельзя? Нет?..
– Ты что, бабка?! – удивлённо вскликивает молодой человек и со стоном отмахивается:
– Тёть Таня, иди, иди ради Бога отсюда!
– Иду, – крестится старушка. – Иду. Это я так… Жалко, вот и спросила… Эх-хе. Опять пять рублёв тратить. Где дрожжи брать? Сахар куда-то подевался. Вот беда-то… – бормочет она, выходя из зала. – И што за жисть?..
***
…Неужто и мне такая старость ожидает? – возник первый вопрос у девочки.
Когда в комнату вошёл дедушка, и они поздоровались, Ангелина спросила его:
– Слушай, деда, а кто такая Татьяна Яковлевна Фофонцева?
Дед удивлённо вскинул на неё брови, чем-то они походили на брови Михея.
– Так это твоя двоюродная прабабушка.
– То есть моей прабабушки сестра родная?
– Да.
– А у нас есть её фотография?
– Должна быть. А что она тебя вдруг заинтересовала?
– Да сегодня её во сне видела.
– Да? Интересно. А точно её?
– Точно. Я в её роли всю ночь выступала на заседании антиалкогольной комиссии при сельском совете.
Дед ещё больше удивился.
– Вот как!
– Она в деревне жила?
– Да. Там и покоится.
– А что такое сельский совет?
– Ну-у, по-нынешнему – управа, мэрия.
– А, правда, что раньше были такие комиссии – антиалкогольные?
– Были. Каких только не было…
– И за самогоноварение судили?
