Нисхождение

Тусклый свет магического кристалла лился патокой в полутьме. Лавий устало снял мантию, развесил ее на спинке кровати. Веки его сомкнулись почти сразу, погрузив в сон.

«Мелькали тени меж вековых скал. В воздухе частицы пепла кружились в танце хаоса. Плато пылало и гудело, объятое пожарами.

Крики обезумевших от безысходности творцов. Смрад пепелища. Руины кварталов.

Животные, бегущие к реке в поисках спасения. Паника, ужас, дрожь земли. И его одинокая дочь в клубах дыма. Страх застыл в ее глазах, полных слез и обреченности.

Он кричал, руки не слушались в попытках свершить заклинание. Рывок! Тщетно. Лаверия осталась неподвижной в оцепенении».

Пробуждение в холодном поту вытянуло Лавия из крепких лап морока. Озноб охватил тело. Он должен изменить неизбежное, разрушить оковы пророчества и спасти Вершину Творцов.

Лучи рассветного солнца просочились сквозь цветные витражи окон. За стенами начинался новый день. Гулко стучал пульс в висках.

Это сон, всего лишь сон. Жители верили в силу его мыслей, ведь он потомственный творец и глава парламента. Но как теперь смотреть им в глаза, когда предчувствие пагубы истязает душу.

Вершина Творцов

Алый диск закатного солнца медленно спускался за горизонт. В прохладе деревьев цветущего сада мать и отец наблюдали за маленькой Лаверией. Девочка раскачивалась на качелях из горного хрусталя, напевая мелодичную песню.

– Верония, как быстро выросла наша дочь! ― задумчиво произнес отец, шумно выдохнув от мыслей, тревожащих его душу.

– Лавий, чем ты опечален? ― женщина положила хрупкую ладонь на крепкое плечо мужа.

– Завтра ее первый день обучения, но она совсем не готова к урокам. Новые лица, строгие магистры, много часов вне стен родного дома.

– Если ты будешь опекать ее постоянно, девочка не сможет проявить себя. Все в этом мире идет по устоям предков. Лави найдет друзей, полюбит магистров, выберет дисциплины, которые станут ее проводниками во взрослую жизнь.

– Я буду скучать по ней, волноваться. Она же совсем маленькая, ей всего десять! ― Лавий встал, расправил полы лазурной мантии, задумавшись, продолжил: ― Возможно, ты права, пора отпустить нашу девочку.

– Почему ты не хочешь пойти к флюоритовому порталу, поговорить с богами о судьбе Лаверии? ― прислонившись к груди мужа, прошептала Верония.

– Пусть у нее останется свобода выбора. Боги начертают свой путь, если я открою сомнения, что девочка способна сама проявиться. Оставь ей шанс! ― он знал судьбу Лаверии. Сны, которые приходили к нему по ночам, тревогой окутывали мысли отца за чадо и за Вершину Творцов. ― Дай мне слово, никогда не спрашивать пророков о ее участи.

– Лавий, ты меня пугаешь! ― Волна страха омрачила бездонную гладь ясных голубых глаз Веронии.

– Все будет хорошо! Нет повода для тревоги, ― опасаясь, что недостаточно убедителен, отвел взгляд.

Лаверия с легкостью спрыгнула с качелей. Совсем недавно ее маленькие ножки не касались земли с высоты сидения, а сегодня она подростком бежит по траве изумрудного цвета, радостно улыбаясь отцу и матери.

Внешне, по признакам генеалогического древа, она унаследовала силу двух династий: светлая кожа и глаза цвета неба матери, лилейные волосы отца. Для Лавия спокойней было бы, чтобы дочь переняла силу рода Веронии. Сложная судьба для девочки ― повторить путь папы и стать главой парламента Вершины Творцов.

Мужчина уже утратил надежду на рождение сына. Он чувствовал, как силы покидают его с каждым днем, неминуемо приближая момент, когда откроется портал для его перехода в мир иной. Об этом не должен был знать никто, кроме него. Жестоко по отношению к родным объявить свой скорый уход и жить, наблюдая, как от грусти и печали гаснет свет в их глазах. Глава семьи не желал, чтобы женщины династии тайно подпитывали его своей силой, скрывая от других творцов немощь парламентария. Он останется сильным до конца, даже если придется поддерживать иллюзию магией внушения.

– Лаверия, милая, ― отец взял дочь за руку, провожая к дому, ― много веков назад династии Творцов отделились от простого люда. ― Он поймал любопытный взгляд девочки. ― Высшие расы благоволили родам избранных Созидателей. Творцы создали свой мир, суверенный город, который стремительно процветал и развивался. Достояния династий передавались по наследству. То, что создано на Вершине Творцов, ‒ это достижение твоих предшественников. Ты потомок сильной династии, и тебе предстоит отправиться на обучение.

– Я готова к обучению. Няня рассказывала мне, что если я буду стараться, через пять лет у меня откроется мой талант и я смогу выбрать себе своего магистра в наставники, ― оживилась она в ответ.

– Все верно, доченька, все верно. Учись прилежно, не подведи нас. ― Отец обнял дочь.

– А правда, что я в семнадцать лет смогу претендовать на место в парламенте и стать как ты?

– Правда, но не стремись стать мною, возможно, твой талант совсем в другом. В ремесле или искусстве. ― Заметив, что к ним навстречу вышла Леона, няня Лави, глава парламента одобрительно ей кивнул.

Лавий часто гулял по улицам Вершины, разглядывая в молодых творцах способность к управлению. Но чем больше он присматривался к юношам и девушкам, тем чаще осознавал: потенциал претендентов слаб, кроме Лаверии мало кто способен принять ношу ответственности. Допустить ее восхождения к власти он не мог. Двенадцать парламентариев ‒ сильнейшие ученики магистратуры ‒ к семнадцати годам должны были обладать не только ясным видением, но и удерживать силой разума лазуритовый купол. Своды купола защищали плато от вторжений извне. Без преемника безопасность Вершины Творцов рухнет.

Отдать дочь на плаху удержания купола ― прервать династию. Девочка не сможет стать матерью, энергия творца вся уйдет в безопасность города. А он не должен вмешиваться в ее жизнь, строить за нее планы, совершать выбор. Тонкая грань между Лавием ― парламентарием и Лавием ― заботливым отцом стиралась в моменты, когда он задумывался о будущем чада и о скором своем уходе. Тяжкий выбор для родителя, любящего свою дочь. Счастливы те, кто в незнании пути живет надеждой и борьбой за успех.

– Верония, ты правда считаешь, что наша девочка выросла? ― Лавий наблюдал, как дочь бежит к няне.

– Конечно, дорогой, ты можешь без страха отпустить ее на обучение.

– Прикажи Леоне собрать Лаверию для прогулки по плато, ― настойчиво продолжил парламентарий. ― Я сам хочу показать дочери Вершину.

– Лавий, нет! ― раздраженно отреагировала супруга. ― Если вас увидят вместе за воротами, творцы примут это за знак, что ты объявляешь ее своим преемником. Девочка должна увидеть жизнь за границей дома только в первый день обучения, это традиция. Магистры покажут воспитанникам город.

– Обещаю, никто не узнает о нашей прогулке, доверься мне!

– Она будет знать, и этого достаточно! Ты не должен так поступать, ― в голосе супруги не было тревоги за дочь, лишь мимолетная злость, что любовь к Лаверии каждый раз одерживала верх над разумом Лавия.

– Верония, не вынуждай меня обсуждать принятые мной решения! ― Лавий бросил суровый взор на жену.

Раздосадованная мать, подавляя в себе негодование, резко развернулась, проследовав в сторону дома.

Десять лет назад рождение первенца изменило ее жизнь. Муж изменился сразу, как только увидел в новорожденной черты своего лица. Забота, внимание, любовь и ласка, которые были у супруги в полной мере до появления в доме младенца, ‒ все это предназначалось со дня рождения дочери уже не Веронии. Одержимая неконтролируемой ревностью мать к своей груди девочку не приложила, сославшись на отсутствие молока. В жизни маленькой Лави появилась кормилица Леона.

Верония надеялась, что внимание супруга вернется к ней, если девочка будет жить с няней в отдельном доме, но все шло не по плану. Муж, возвращаясь с парламента, отправлялся сначала к дочери и Леоне. Супруге оставалось лишь наблюдать из окна собственной спальни, как он играет с ребенком в саду и радуется ее успехам.

В какие-то моменты она пересиливала себя и в отсутствие Лавия навещала чадо, но стоило ей посмотреть на маленькую Лаверию, сразу просыпались боль и отчаяние за собственную ненужность в этой семье. Первое время отговорки, почему Верония холодна к девочке, принимались супругом. Позже Лавий просто перестал интересоваться ее отношением к дочери, посчитав, что жена не способна быть достойной матерью. И чем больше он замечал отвержение чада родной мамой, тем больше пытался напитать малышку светлыми чувствами сразу за двоих родителей.

Веронии было семнадцать лет, когда ее отец принял решение выдать дочь замуж за нелюбимого. Любила она в жизни лишь раз. Ее отец, узнав, что девушка встречается с обычным ремесленником, сделал все, чтобы выдать спешно дочь замуж. Генетически выгодный брак был рассчитан по древам родов. Тогда еще юная Верония не понимала: двадцать лет разницы в возрасте супругов ‒ не залог, что муж будет баловать ее всегда и считать ребенком.

Когда спустя пять лет совместной жизни в доме появился долгожданный ребенок, Веронии пришлось стремительно повзрослеть. Она надеялась, что младенец укрепит их семью, ведь для жителей Вершины рождение ребенка ‒ дар богов. Но глядя, как Лавий безгранично любит свою наследницу, Верония чувствовала себя чужой на этом празднике жизни. Все свободное время муж посвящал уже не ей. Пропасть между супругами росла.

Иногда из ревности ей казалось, что Лави с детства притягивала к себе всю заботу и внимание отца, чтобы обрести его власть. Словно в младенце таилась сокрытая темная магия, способная управлять и манипулировать ими. Сейчас, когда супруг заявил о готовности публично выйти с девочкой на улицу до ритуальной прогулки с магистрами, женщина не могла сдерживать слез обреченности. Он готов нарушить традиции ради Лаверии, бросить вызов обществу.

Пятнадцать лет своей жизни она носила маску покорной жены. Затворницей наблюдала за жизнью мужа и дочки. Нужна была она супругу только тогда, когда на Вершине Творцов проходили празднования ‒ играть роль образцовой семьи. В другие дни совместных прогулок отныне не было. Ей казалось, что Лаверия стала разрушителем ее жизни. Истребителем пусть мнимого, но благополучия.

За высокими воротами дома Лави впервые увидела улицы города в сопровождении отца. Крепко сжимая его ладонь, удивленно рассматривала оригинальные здания улиц плато. После захода солнца мало кто из жителей Вершины Творцов покидал свои жилища. В свете луны отражалась глянцевая поверхность мощенных камнями улочек. Свет из резных окон превращал прогулку в таинственное приключение.

– Лаверия, завтра тебе предстоит познакомиться с новыми творцами, у тебя появятся друзья. ― Неторопливые, размеренные шаги отражались эхом в переулке. ― Магистры будут обучать тебя дисциплинам, слушай их внимательно. Любая наука в твоей жизни когда-нибудь может стать прикладной.

– А что такое прикладная? ― любопытная девочка внимательно посмотрела на папу.

– Это когда знания ты можешь применить в обычной жизни. Приложить к решению житейских вопросов. Иногда бывает так: прослушала ты что-то важное, что магистр объяснял, а в жизни, когда понадобилось, задача оказалась неразрешимой. Не потому, что она трудная, а потому, что ты просто отвлеклась на своих друзей, когда магистр значимое объяснял.

Лавий подвел девочку к фонтану. Разноцветные минералы отделки дна играли оранжевыми, зелеными, желтыми переливами. Брызги воды, ударяясь о камни, холодом обдали лица. Девочка поморщилась, вытирая пухлое личико ладонью.

– Что ты видишь? ― поинтересовался отец.

– Вода, брызги…

– Ты заметила то, что коснулось органов чувств. Шум фонтана и холод капель, но творец должен уметь созерцать и мыслить глубже. Этот фонтан для кого-то просто источник воды на площади, но в нем заложены мудрость и знания наших предков. Посмотри на эти перламутровые радужные камни, которыми украшен фонтан. Это аммолиты, их применяют шаманы, чтобы управлять водной стихией, вызывать дождь во время засухи.

– А кто такие шаманы?

– Чем украшен фонтан? ― с улыбкой спросил Лавий.

– Ой, я забыла.

– Ты должна уметь концентрироваться, магистры могут пытаться дать тебе знания, но если твой ум суетлив, ты не сможешь слушать и запоминать. ― Мужчина погрузил ладони в потоки, от его света вода заискрилась переливами бликов.

– Что такое суетливый ум? ― Лаверия села на приступок фонтана, разглядывая дно.

– Мастер созерцания научит вас, как останавливать и направлять поток мыслей. Особенность аммолита не просто в магических свойствах, но и в том, что при воздействии агрессивных веществ он разрушается. Если вода в фонтане станет небезопасной, цвета камней потускнеют.

– Я всего этого сразу могу не запомнить, ― Лави огорченно вздохнула, переживая, что не оправдала ожиданий. ― Я глупая?

– Нет, что ты. Видимо, ты еще не готова. Каждому знанию ‒ свое время. Если ты будешь учиться прилежно, я смогу тебе рассказать много интересного, когда ты созреешь. ― Глаза Лавия наполнились слезами. Как хотел бы он дать дочери возможность беспечно играть с подростками и наслаждаться детством, но приходится торопиться, его время включило обратный отсчет.

Из-за шума ниспадающих потоков вод Лавий не услышал, как со спины к ним подошел мужчина.

– Приветствую вас! ― почтенно склонив голову, обратился он к парламентарию, застав врасплох.

– Доброй ночи, Нарэл, ― кивнув в ответ, глава парламента попытался тоном продемонстрировать свое нежелание общаться.

– О, чудо, какое дивное дитя! ― притворно воскликнул собеседник, протягивая ладони в сторону Лаверии. ― Ваша дочь, достопочтенный, невероятно красива. Позвольте мне стать первым мастером, чей холст украсит сие дивное создание.

– Нарэл, благодарю, это будет честью для нас, но мы обратимся позже, когда девочка повзрослеет.

Лаверия никогда раньше не слышала жесткость в голосе отца, для нее это стало откровением. Дождавшись, когда посторонний уйдет во мрак ночи, девочка обратилась к папе:

– Это был злой творец?

– Нет, доченька, не бывает плохих или однозначно хороших творцов, бывают ситуации, которые могут вызвать последствия. Нам пора домой.

Опечаленный, что их с дочерью на прогулке встретил горожанин, мужчина молчал, погрузившись в раздумья.

– А он правду сказал, что я красивая? ― Лаверия прервала напряженную тишину.

– Ну что ж, раз ты такая к знаниям охотливая, вот тебе мой второй урок. Никогда не позволяй лести завладеть твоим разумом. Льстец слабее тебя, но окольцевать может как удав. Держись с теми, кто говорит правду.

– Значит, я некрасивая? ― Лави остановилась, с укором глядя на отца.

– Ты ‒ забавная! ― рассмеялся в ответ он. ― Никому не рассказывай, чему я тебя учу, можно только своим детям.

– А откуда у меня дети будут, если я некрасивая? ― проворчала девочка.

– Красивая! Успокойся, нас Леона заждалась.

Магистратура

Леона вошла в комнату Лаверии ранним утром, развешивая нарядные детали гардероба для первого дня обучения. Няня с умилением посмотрела на девочку, распахнула окно. Комната наполнилась ароматами цветущих деревьев и щебетом птиц. Лави пробудилась:

– Доброе утро, Леона, мне уже пора вставать?

– Да, моя дорогая, сегодня у тебя важный день! ― Няня подала пушистое полотенце. ― Сейчас мы тебя помоем, нарядим.

– А меня папа с мамой поведут в магистратуру? ― Лаверия потянулась, улыбнувшись.

– Лавий сегодня на работе, ― Леона попыталась не выдать свою печаль, ― а мама сказала, что у нее недомогание и попросила меня сопроводить тебя.

Няня понимала, что детей приведут родители и волнительно будут ожидать, когда магистры проводят их в классы. Только вот в судьбе Лави этот праздник будет омрачен, ведь девочку проводят не родные папа и мама, а обычная кормилица, даже не принадлежащая к династии творцов. Изменить что-то в отношении Веронии к родной дочери Леона не могла, она попыталась убедить ее в важности присутствия на церемонии, но отказ был резким.

– Леона, не переживай, я тебя очень-очень люблю! ― Воспитанница прижалась к объемной фигуре женщины, тщетно попытавшись обхватить ее.

– Я тебя тоже очень люблю, маленькая хулиганка. Ты будешь самой красивой девочкой на этом празднике. Смотри, какое платье я тебе выбрала, ― няня взяла в руки одеяние нежного жемчужного цвета с белым кружевом на воротнике. Дождавшись одобрительного радостного взгляда, утешилась, что воспитанница не сильно огорчена.

Перед величественными сводами магистратуры собрались горожане. Лаверия рассматривала мраморную колоннаду, узкие витражи высоких окон, вьющиеся по стенам растения. Волнение объяло при виде скопления людей, но собравшись с духом, девочка решительно зашагала в сторону входа. Кормилица приветствовала творцов, с гордостью следуя рядом. Она слышала, как горожане с осуждением перешептывались, заметив, что дочь главы парламента пришла на церемонию не с родителями. Узнать девочку было легко, по внешнему сходству с отцом и вышивке фамильного герба на платье. Леона всячески пыталась отвлечь от наблюдений, огорчавших воспитанницу, беседами об архитектуре здания и о красоте растений в палисаднике. Лави сможет противостоять любым нападкам со стороны сверстников, но малышке рано бороться с волной завистливых сплетен взрослых.

Взъерошенный мальчишка в небрежной одежде старательно ковырял истрепанным ботинком землю в палисаднике. Няня отвела Лаверию от гула толпы, кивнув в сторону одинокого ребенка:

– Мне кажется, я нашла тебе друга, ― прошептала она на ухо подопечной.

– Пойдем, познакомимся? ― радостно отреагировала Лави. На этот праздник не одна она пришла без родителей. Девочке не хотелось стоять рядом с теми, кто высокомерно разглядывал ее.

– Привет, как тебя зовут? ― мягко спросила Леона мальчика.

– Я ‒ Николас, ― грустно ответил он.

– А я Лаверия, ― опередила Леону девочка.

– Меня зовут Леона, я няня Лаверии. ― Осторожно протянула руку в знак приветствия. ― Моя воспитанница немного смущается, и я буду признательна, если ты поможешь ей освоиться.

– Вы можете на меня положиться. Обещаю, с вашей воспитанницей не случится ничего скверного, пока я буду рядом! ― одернув борт пиджака, мальчик заключил соглашение рукопожатием.

Леона одобрительно улыбнулась:

– С таким защитником я спокойна за Лави. ― Оставив детей вместе, отошла немного в сторону, наблюдая за парадным входом в ожидании начала церемонии.

Едва на ступенях магистратуры промелькнула фигура ректора в белой мантии, Леона, взяв за руки Лаверию и Николаса, поспешила к остальным.

Ректор произнес торжественную речь, пригласил проследовать в здание. Кормилица с нежностью обняла Лаверию, пожелала удачи в учебе. «Два маленьких творца, лишенные заботы и любви родителей, сумеют найти общий язык», ‒ утешала себя няня, впервые оставляя надолго девочку без опеки.

В просторной аудитории с дубовой кафедрой амфитеатром возвышались скамьи для слушателей. Николас уверенно вел Лаверию к самому высокому ряду. Дойдя до цели, заявил:

– Отсюда нам будет видно лучше всего. Мы с отцом рисовали фрески тут прошлым летом, ― указав на настенные изображения деятелей наук, мальчик учтиво пропустил Лаверию вперед.

– Ого, ты гулял раньше по плато с отцом?

– Да, детям ремесленников можно, мы же помогаем родителям. А ты что, не гуляла? ― взгляд Ника в мгновение стал хмурым. Отец рассказывал ему, что запрет на прогулки по городу до десяти лет существует лишь для детей творцов высшего сословия.

– Николас, а тебе не кажется, что нам будет плохо слышно? ― заметив его замешательство, Лаверия сменила тему.

– У тебя со слухом проблемы? ‒ наклонившись, произнес заботливо так громко, что остальные дети разом обернулись. ― Не стесняйся, я никому не расскажу.

– Нет у меня проблем со слухом, ― почти прокричала она, дернув Ника за борт пиджака. По залу раздались сдавленные хихикания.

– Сидим тут! ― плюхнувшись на лавку, по-хозяйски произнес Ник. ― Слушайся меня, я обещал твоей няне присматривать за тобой.

– Я могу и сама, не беззащитная. Знаешь, как я по деревьям лазаю.

– Не верю, бла-бла-бла.

– После занятий я тебе докажу! ― самолюбие Лави было задето.

В пылу спора они не заметили появления магистра. Мужчина в синей мантии, нахмурив брови, выжидал, когда дети успокоятся и обратят на него внимание.

– Вы находитесь в храме знаний! ― торжественно строго начал свою речь. ― Ваше почтение к магистрам и дисциплинам должно быть безоговорочно. Внимайте каждому слову, которое исходит из уст наставников, и тогда, через пять лет обучения, в момент, когда ваша сила проявится, вы сможете попасть в списки претендентов на должность парламентария.

– Враки это все, ― прошептал Ник на ухо Лави, ― места в парламенте давно расписаны. Мой отец встретил вчера главу парламента у фонтана. Лавий обучал дочь, а это значит, преемница она. Парламентарии своих детей продвигают во власть, другим там не место.

– Молчи! ― возмутилась девочка, поняв для себя, что Нарэл ― отец Николаса, и дружба их с мальчиком продлится недолго. Стоит только Нику понять, что она и есть дочь главы парламента, он сразу отвернется от нее.

Лави пыталась изо всех сил вникать в приветственную речь магистра, но мысли ее блуждали в поисках ответов на вопросы, которые свалились неожиданно. Девочке не хотелось быть особенной среди учеников, только потому, что ее отец ‒ глава парламента.

Она рассматривала фрески, других детей, крутила нарядные манжеты своего платья, перебирая перламутровые пуговицы. Магистр говорил и говорил, но делал это не так, как привычно было в их доме, и для нее подобные голосовые волны были чем-то чуждым и невозможным к восприятию. Папа обладал даром убеждения, его речь всегда была четкой и ясной, Леона о науках не болтала, а с мамой они почти не общались. Лаверии стало страшно: она лишь отрывками улавливает скорые речи мастера, как же она сможет запомнить все, чему должны ее научить.

Уткнувшись подбородком в раскрытые ладони, пыталась делать вид, что вникает, но в голове одна мысль сменялась другой. «Отец сказал, что магистры покажут город, интересно, когда прогулка? Надо обязательно доказать Николасу, что безупречно лазаю по деревьям. А когда будут кормить и кто из присутствующих детей знает, что Лавий ‒ мой папа?»

– И только лишь закончив изучение всех этих дисциплин, вы сможете полноценно понять, в каком таланте заключена ваша сила, ― завершил свою речь магистр. ― У кого-то есть вопросы?

В аудитории повисла тишина. Лави прочувствовала, она не одинока в своем непонимании, ведь все остальные тоже сидят безмолвно. Ник поднял руку, дождавшись, когда магистр позволит ему сказать, поднялся:

– Вы сказали, что формирование парламента будет происходить из двенадцати сильнейших учеников магистратуры, а если вдруг сила творца не совсем подходит для службы в парламенте? Например, певец или художник, чем они смогут помочь в управлении Вершиной?

Магистр внимательно посмотрел на Николаса, удивленный не по возрасту глубокому вопросу. Многозначительно приподнял бровь.

– Наше мироустройство подразумевает полное доверие духам наших прародителей. По-настоящему талантливый творец, способный к обучению, всегда может дать что-то своему народу. Вот ваш отец, чем он занимается? ― магистр спустился с кафедры.

– Мой отец ‒ обычный художник, ― Ник стыдливо опустил голову.

– Что значит обычный художник? ― Наставник с возмущением взмахнул широкими рукавами мантии, развел руки в сторону. ― Вы, молодой человек, знаете, что первые исторические знания мы смогли получить благодаря наскальной живописи? И если бы у нас не было этих знаний, исследований среды обитания, понимания, что исторически мы не возникли просто из ниоткуда, сколько научных заблуждений у нас с вами было бы сегодня? ― Магистр величественным жестом обвел свод аудитории. ― Архитектура! Она рождается сначала в воображении художника. Вы по-прежнему будете настаивать на том, что достойны произносить слово «обычный» в отношении вашего отца?

– Нет! ― взбодрился Николас. ― То есть шанс стать парламентарием есть у всех жителей Вершины Творцов?

– У двенадцати лучших учеников магистратуры. Возможно, когда-нибудь мы поймем, что имели честь сегодня беседовать в вашем лице с будущим главой парламента. Назовите свое имя, я впишу его в свой дневник и обязательно проверю через пять лет, насколько вы сильно верили в свою мечту. ― Магистр вернулся за кафедру, раскрыл объемный фолиант, макнул перо в чернила.