– Что у нас с водителем Панова, – майор заглянул в свои записи, – Павлом Барышниковым?
– Я вчера с ним встречался, – наклонился к столу Денис. – Крепкий такой парнишка, двадцать семь лет, служил в армии, имеет среднее профессиональное образование, колледж какой-то окончил, в страховой компании работает четвертый год. Панова возит меньше года, раньше возил его зама, но когда прежний водитель Панова уволился, Барышникова вроде как повысили.
– С этим ясно. А где господин Барышников был вчера утром? Он приезжал за Пановым?
– Нет. Вчера он не приезжал. Как раз накануне к нему бывший сослуживец приехал в гости из Мурманска. Так что Павел еще с вечера отпросился у Панова, взял сутки за свой счет, чтобы с сослуживцем погужбанить. Это он так выразился, – поторопился оправдаться Денис.
– И Панов его отпустил?
– Да. Барышников сказал, что Панов сам хорошо водил машину и, если у Барышникова случались какие-то обстоятельства, без проблем его отпускал.
– Эту информацию нужно проверить в фирме, хотя бы у секретарши Панова. И желательно в их транспортном отделе. Мало ли что этот Барышников наговорить может, – заметил майор. – Ну а что у него с алиби на ночь убийства?
– Так пили они, он и дружок его армейский. Я его видел. Лицо и запах соответствующие.
– Лицо и запах, старший лейтенант Рюмин, к делу не пришьешь, нужны свидетели и доказательства. Задача ясна?
– Так точно.
– Вот и хорошо. Барышникова проверьте самым тщательным образом. В случае с водителем мотивов может быть несколько: месть, заказ, ограбление. Он много времени проводил с Пановым, мог случайно что-то услышать и сделать определенные выводы. К тому же водитель – человек, хорошо знакомый супругам, позвони он им в дверь под благовидным предлогом, его бы впустили, – продолжал размышлять майор. – Опять же, сослуживец Барышникова может быть соучастником убийства. По мнению экспертов, преступников было двое. Вот что, Денис, работайте с Барышниковым осторожно, не вспугните. На прямой контакт старайтесь не выходить, а я его на завтра вызову, посмотрю, что он за человек, заодно возьму подписку о невыезде.
– А мне что делать? – вытянул шею Никита Грязнов.
– Ищите свидетелей и выясните, с кем близко общались супруги Пановы, и главное, кто часто бывал у них дома. Я займусь рабочим окружением покойных, – решил Станислав Дмитриевич. – Ну что, добры молодцы, по коням?
День прошел в хлопотах. Полиция выдала разрешение на погребение, и Максим был вынужден весь день заниматься похоронами. Все это время он старался думать о том, чем занимается, отстраненно, как о работе. Заполнить бумаги, выбрать гробы, венки, цветы, заказать службу. Зарезервировать зал, заказать меню для поминок. Известить знакомых, родственников, коллег отца и матери. Тут ему на помощь пришли тетя Лена, мамина подруга, и Юрий Петрович, старинный друг отца. Они взяли на себя оповещение общественности, и Максим был избавлен от многочисленных объяснений и соболезнований. Они поступали лишь в виде СМС. От генерального тоже, с предложением взять недельку за счет отпуска. Максим с благодарностью согласился.
А еще безостановочно трезвонили теща, тесть и Анька. Последняя бомбила его эсэмэсками. Но Максим хранил упорное молчание. Надо будет позвонить Ирине Григорьевне и попросить ее об одолжении, собрать Анькины вещи и отвезти их по адресу. И чем скорее, тем лучше, а то задолбит звонками. Женушка Максима отличалась завидным упорством и настырностью.
Звонила сестра, вся зареванная, с дрожащим от слез голосом, вот тут Максим дал слабину и сам едва не разревелся, пришлось парковать машину и радоваться, что стекла затонированы и никто его не видит. После разговора с Машей и подробного обсуждения обрушившегося на них несчастья, а заодно обстоятельств смерти родителей, снова захотелось напиться. Счастье, что еще дел было по горло, надо было торопиться на кладбище и в храм.
Вечером Максим добрался до дома голодный, измотанный и, войдя в свою просторную пустую квартиру, вновь ощутил острый приступ тоски и боли. Но скучать ему пришлось недолго.
Сперва приехала Ирина Григорьевна, а затем нагрянули бывшие родственники. Тесть, теща и Анька. Только тут он вспомнил, что у них имеется запасной комплект ключей. Надо же такого дурака свалять! Но горевать по этому поводу было уже поздно.
– А! Дома зятек! – напустилась на него прямо с порога теща Нина Романовна. – Отдыхаешь? Мерзавец! Думаешь, раз деньги есть, можешь как угодно над женой издеваться, что за нее некому заступиться? Это же надо, абсолютно голой из дома выгнать, без копейки денег! Сволочь ты настоящая! А мы к нему как к родному относились, я, как последняя дура, всем рассказывала, как Ане с мужем повезло. Какой он добрый, да умный, да заботливый. Хорош заботливый! Ну, ничего! Ты теперь не перед нами, ты теперь перед судом и полицией отвечать будешь! Аня, а ты не стой, как побитая собака! Это и твой дом, половина квартиры тебе по закону принадлежит, и все, что здесь имеется. И вообще, мы теперь с тобой поживем, чтобы он не мнил себя барином.
За спиной тещи стоял угрюмый тесть, молча кивая при каждом слове супруги. Анька стояла за спиной родителей и смотрела на Максима с наглым насмешливым вызовом, из чего он сделал вывод, что правды о вчерашнем происшествии она родителям не сказала.
Он сегодня дико устал, был измотан морально и физически, и разборки с бывшими родственниками были ему сейчас совершенно не нужны. Но как от них избавиться? Никак.
– Что ж, половина квартиры, разумеется, по закону принадлежит вашей дочери. Так же как и половина долга по ипотеке, которую я ежемесячно выплачиваю за квартиру, – недрогнувшим голосом сообщил Максим.
– Какой еще такой ипотеки? Ты же говорил, что купил квартиру, что она в собственности? – выдвинулся вперед тесть.
– В собственности, пока я исправно выплачиваю ипотеку, – согласился Максим.
– Ну, вот и выплачивай, а Ане достанется выплаченная половина, как пострадавшей стороне, к тому же ипотека на тебя оформлена, – нашлась теща, и Анька ей одобрительно кивнула.
– Разумеется, – согласно кивнул Максим. – Но думаю, что суд, выслушав показания любовника вашей дочери, с которым я вчера застукал ее в постели и, кстати сказать, успел заснять на телефон, – тут Максим несколько приврал, ничего он в припадке бешенства на телефон не снял, а зря, – решит вопрос иначе, и выплаченная половина достанется мне.
– Чего? Ты что придумываешь? Тебе как не стыдно! – припустила с новой силой теща. – Ах ты мерзавец бессовестный!
– Да как же это вам не стыдно? – раздался у них из-за спины чей-то тихий укоризненный голос.
Максим уже и забыл, что Ирина Григорьевна в соседней комнате собирает Анины вещи. Ей он, конечно, ничего не объяснял, просто просил помочь. И вот теперь Ирина Григорьевна ангелом-спасителем появилась в гостиной.
– У человека такое горе, родители умерли, он целый день похоронами занимался, а вы? Как только не совестно? Что удивляться, что дочь у вас выросла такой… не буду называть, чтобы самой не позориться.
Тихие укоризненные слова Ирины Григорьевны произвели впечатление. Теща удивленно заткнулась. А тесть, нахмурив лоб, озадаченно поинтересовался:
– У кого родители умерли? Аглаю Игоревну уже две недели как похоронили.
– Вы даже этого не знаете? – взглянув на Аньку, спросила Ирина Григорьевна. – Да, вот это жена! У Максима Сергеевич вчера родители погибли, он целый день похоронами сегодня занимался, а вы?
– Не понял. Как погибли? Когда? Ты почему нам не сказала? – обернулся тесть Дмитрий Алексеевич к дочери.
– Не сказала, потому что не знала, – огрызнулась Анька, но тут же спохватилась: – Видимо, для него такие мелочи значения не имеют, раз он жене не счел нужным сказать.
– Когда же они погибли? – не повелся тесть.
– Вчера утром их обнаружили в квартире убитыми, – коротко ответила Ирина Григорьевна, взглянув на Максима. – А не сказал Максим Сергеевич ничего, потому что, как я понимаю, придя домой в неурочное время, в надежде на поддержку близкого человека, нашел вашу куклу в постели с чужим мужиком. А то, что он ее из квартиры вышвырнул, так правильно сделал, надо было еще врезать разок.
Максим был Ирине Григорьевне благодарен, сам он эту тему обсуждать не хотел, а скандал ему был противен, но и как отделаться от Аньки с родителями достойно, он тоже не представлял.
– Та-ак, – протянул тесть. Надо отдать должное, Дмитрий Алексеевич был мужиком честным, порядочным, добродушным и с принципами. Услышанное ему явно не понравилось. – Вырастила вертихвостку, – обернулся он к жене. – А с тобой мы дома поговорим, – пообещал он Аньке. – Опозорила семью, а потом еще и дураками выставила? А ты, Максим, прости нас, прими соболезнования. Никаких судов и дележки квартиры не будет.
– Дима!
– Пап, ты вообще, что ли?
– А ну цыц, курицы! Я вам посужусь, – прошипел он жене и дочери. – Прости, Максим, я бы очень хотел с родителями твоими проститься. Хорошие были люди, но теперь совестно даже на кладбище появляться. – И он повернулся к двери.
– Вот я тут вещички собрала, – выкатывая в гостиную два огромных чемодана и сумку, сообщила Ирина Григорьевна. – Здесь конечно не все, шубы, сапоги и прочее не поместилось, но я обязательно в ближайшее время привезу.
– Спасибо вам, но никакой спешки нет, – поблагодарил ее, едва сдерживаясь, Дмитрий Алексеевич, было видно, что ему не терпится побеседовать с женой и дочерью. – А ну вон отсюда, и чтобы больше не смели человека беспокоить, и ключи сдайте от чужой квартиры, – прошипел он им, толкая в спины. Анька хотела было что-то возразить, но встретившись с отцом взглядом, прикусила язык.
– Спасибо, Ирина Григорьевна, – от души поблагодарил Максим, едва за Анькой с родителями закрылась дверь.
– Да что вы, Максим Сергеевич! – полным сочувствия голосом ответила Ирина Григорьевна. – Если бы я раньше знала, что тут у вас творится, я бы еще не так их встретила, а точнее, проводила. У меня у самой дочь, но все равно скажу, до чего же девки наглые и распутные пошли! Тьфу! А вы не расстраивайтесь. Беда она всегда как катализатор, всех на чистую воду выводит, и плохих и хороших. А вы молодой, красивый, найдете себе другую, получше и покрасивее.
Максим согласно кивнул. Конечно, найдет. Не из-за Аньки он так расстроился, а из-за предательства. Именно в тот единственный в жизни момент, когда ему понадобилась ее помощь, поддержка… А, да что там говорить! Плюнуть и забыть. Права домработница.
– А что, если нам попить чайку? – прервала его задумчивость Ирина Григорьевна. – Я булочек сегодня утром напекла с корицей, ваших любимых. Пойдем?
– Давайте, – с удовольствием согласился Максим. Уж лучше чаю выпить, чем коньяком наливаться в одиночестве, с горечью рассудил он.
– Знаете, – помешивая ложечкой сахар, осторожно заметила Ирина Григорьевна, – я уже многое пережила в жизни, и хорошего, и плохого, и хочу вам сказать, Максим Сергеевич, что жизнь очень милосердна. И она всегда дарит людям утешение, так или иначе, но оно приходит. Вы, конечно, никогда не забудете родителей и будете скучать по ним, но со временем боль станет не такой острой, а затем перерастет в светлую грусть. А что касается вашей личной жизни, то возможно, ваша жена оказала вам большую услугу. Пока нет детей, расстаться всегда легче. Я уверена, очень скоро все у вас наладится. Вот увидите. У хороших людей всегда все налаживается. Как в сказке. – И она улыбнулась. – Правда-правда. И бабушка ваша в это верила. Она была очень сильной женщиной. Столько интересного про себя рассказывала! Мы ведь часто с ней вместе дома оставались, когда ваши родители на работу уходили. И она частенько предлагала мне чайку попить, а за чаем о себе рассказывала. Удивительная женщина.
