Следует заметить, что голодовки вызывают различные последствия в зависимости от условий, в которых находятся различные нации.
«Народы, – пишет Б. Сэй, – реже испытывали бы голод, если бы разнообразили свою пищу. Когда народ питается преимущественно одним каким-нибудь продуктом, то недостаток этого продукта всегда будет вызывать народное бедствие». Так, в Индостане наступает голод при неурожае картофеля.
Политические последствия таких голодовок могут быть очень серьезны. В 1845 году неурожай картофеля в Ирландии обусловил страшную бедность, причем более миллиона людей умерло и столько же эмигрировали, а вместе с тем произошел и целый ряд бунтов, которыми молодая ирландская партия воспользовалась для борьбы за независимость страны.
4) Алкоголизм. Злоупотребление алкоголем играет большую роль во время политических переворотов, так как, затемняя разум, вызывает особую форму душевной болезни, выражающуюся крайним цинизмом и жестокостью. Вожаки бунтов давно это заметили и часто пользовались алкоголем для достижения личных целей. Так, в Аргентине дон Хуан Мануэль, сам закоренелый алкоголик, вызывал при помощи спиртных напитков взрывы буйства в народе. В Буэнос-Айресе алкоголь также служил орудием возбуждения политических страстей в руках агитаторов, из коих Бласито и Ортогес сами принадлежали к числу делириков.
Во время Французской революции кровожадные инстинкты населения и представителей революционного правительства подогревались также спиртными напитками. Монастье, например, в пьяном виде приговаривал людей к смертной казни, а на другой день сам забывал о своих приговорах. Комиссары, посланные в департамент Вандея, в течение трех месяцев выпили 1974 бутылки вина. В числе их находился известный пьяница Россиньоль, рабочий ювелирного цеха, сделавшийся генералом, и Ватерон, расстреливавший женщин, которые отказывались удовлетворять его страсти, распаленные алкоголем.
Франция до сих пор пользуется печальной привилегией потреблять спиртные напитки в большем количестве, чем какая-либо другая страна. По словам Ротара, потребление алкоголя, равнявшееся там в 1788 году 369 тысячам гектолитров, к 1850 году поднялось до 891,5 тысяч гектолитров, а к 1881 году – до 1 821 287. Немудрено, стало быть, что влияние алкоголя отражается и на политической жизни Франции, что абсент создает в Париже ораторов и политиков.
Утверждают, что перед декабрьским переворотом 1852 года войска были напоены водкой, но роль последней в политическом движении 1848 года (среди вожаков которого Коссидье и Гранмениль были заведомые пьяницы), и особенно при Коммуне, не подлежит никакому сомнению. В осажденном Париже был большой запас спиртных напитков, и желающие свободно ими пользовались.
Деспен замечает по этому поводу, что большую часть солдат Коммуны привлекало стремление удовлетворять свои дурные страсти при помощи жалованья, получаемого за грабеж. Вино делало их беспечными и нечувствительными к ранам. Сам генерал Клузере не скрывает этого в своих «Мемуарах». «Никогда, – говорит он, – виноторговцы не наживали столько денег». Ему неоднократно приходилось арестовывать батальонных командиров, пьянствовавших днем и ночью.
«Что делали осажденные в форте Исси в то время, когда дела их шли плохо, когда версальцы готовы были взять этот форт? В скотски пьяном виде переполняли местные кабаки. В Аньере, как раз накануне капитуляции, национальная гвардия, по своему похвальному обычаю, пьянствовала, ела, курила и спала».
Лаборд перечисляет заведомых пьяниц среди коноводов Коммуны: Л. – тщеславный и сварливый человек, несколько раз терпевший наказания за буйство и едва ли не сумасшедший; К. – член военного суда, наследственный пьяница; Жентон – председатель этого суда, бывший столяр, грубое животное, постоянно пьяное; Дарделлье – военный губернатор Тюильри, с осипшим от водки голосом; наконец – Прото, министр юстиции, превративший свой кабинет в кабак.
Одинаковые причины – одинаковые последствия: не так давно годовщина Коммуны ознаменовалась анархическим движением в некоторых округах Бельгии, которое сопровождалось грабежом и пожаром громадных стеклянных заводов, дававших хлеб тысячам рабочих; и вот при ближайшем рассмотрении оказывается, что как раз эти самые округа отличаются наибольшим потреблением спиртных напитков, которое вообще в Бельгии в этом году (1884) достигало 600 тысяч гектолитров, т. е. сравнялось с потреблением алкоголя в Италии, где население впятеро многочисленнее.
Печальное положение! Безрасчетная трата народной энергии, которая пригодилась бы для поднятия экономической обстановки страны! Лавелье вычислил, что если бы английские рабочие отказались от спиртных напитков, то через двадцать лет могли бы скупить все фабрики, на которых теперь работают.
5) Роль алкоголизма в эволюции. В других своих исследованиях я доказал, что многие гениальные люди и их родители были алкоголиками (Александр Македонский, Авиценна, Бетховен, Байрон, Мюрже), но надо заметить, что это есть лишь простое совпадение пьянства с гениальностью, печальное, хотя необходимое осложнение последней, а не причина ее.
Необходимо оно потому, что мозг гениального человека постоянно нуждается в новых возбуждениях. То же можно сказать и про целые народы, из коих наиболее цивилизованные больше страдают и от алкоголизма, особенно на севере. Здесь опять алкоголизм является не причиной, а необходимым – к несчастью – осложнением или спутником большей впечатлительности, в конце концов вызывающим вырождение, микроцефалию, эпилепсию, преступления, и вообще агентом, более задерживающим эволюцию, чем благоприятствующим ей.
Между тем, изучая легенды, касающиеся поклонения первобытных народов спиртным напиткам, можно видеть, что вначале последние были действительно могучими факторами эволюции, почему потребление их долго считалось привилегией вождей, жрецов и вообще самых высших слоев общества. Таким образом, усиленное питание благоприятствует гражданской эволюции, но не политической; на бунты оно влияет весьма мало, так как последние не вызываются даже голодом. Что же касается алкоголизма, то он, наоборот, возбуждая, поддерживая, и усиливая бунты, препятствует ходу мирной эволюции, за исключением разве первых лет по введении спиртных напитков в употребление.
Глава 6. Раса. Население. Их гениальность. Интеллектуальная культура: сумасшествие и преступность
1) Раса. Среди антропологических факторов политической преступности на первом план стоит влияние расы, что ярко иллюстрируется при сравнены резко выраженного революционного духа некоторых народностей с абсолютной апатией, проявляемой другими, живущими при такой же климатической и социальной обстановке.
Исследуя специальные характеры населения Франции, по преобладанию среди него брахицефалов и долихоцефалов, Лебон нашел, что первые отличаются воздержностью, трудолюбием, благоразумием, привязанностью к традициям и однообразию, а последние – требовательностью, стремлением к прогрессу и широкой, лихорадочной деятельности; они смелы, предприимчивы, много зарабатывают, но и много теряют.
Так, из 89 великих новаторов и революционеров на 20 брахицефалов (Гельвеций, Паскаль, Мирабо, Верньо, Петион, Марат, Демулен и прочие) приходится 69 долихоцефалов (Расин, Вольтер, Лавуазье, Дидро, Руссо, Кондорсе, Сен-Жюст, Шарлотта Корде, Ришелье, Сюлли, Тюренн, Конде и прочие).
Из этого Лебон заключает, что долихоцефальные расы наиболее революционны. И в самом деле, долихоцефальные народы севера Франции дольше других противились римлянам и были единственными, восставшими против них. Цезарь считал галлов бунтовщиками, и вот мы теперь ежедневно убеждаемся в политической неустойчивости их потомков – ирландских кельтов и парижан.
Такими же потомками галлов являются в Бельгии валлоны, до такой степени склонные к излишествам и насилиям, что большинство анархических бунтов, происшедших за последние годы в каменноугольном округе Льежа, населенном валлонами, приписывается их расовому характеру.
Лигурийцы также принадлежали к небольшому числу итальянских народов, так упрямо сопротивлявшихся римскому владычеству, что их пришлось выселить в иные страны.
Лапуж приписывает белокурой долихоцефальной расе образование высших классов в Египте, Халдее, Ассирии, Персии и Индии, также как и большое влияние на греко-римскую цивилизацию.
Блондины. Действительно, на памятниках Египта, Халдеи и Ассирии все высокопоставленные лица изображены белокурыми, голубоглазыми и высокорослыми. Греки на египетских изображениях представлены также высокими, белокурыми и длинноголовыми. Тип героев Греции несомненно был таков. Боги и герои Гомера всегда суть блондины высокого роста и со светлыми глазами. Только один Гектор (в конце концов – побежденный, надо заметить); представлен черноволосым в XII песне «Илиады». В первой песне Минерва схватывает Ахилла – первенствующего героя – за его белокурые волосы, и это выражение повторяется еще раз в XIII песне, когда Ахилл приносит в жертву останкам Патрокла свои волосы. Царь Менелай также блондин. В «Одиссее» Мелеагр, Аминтор и Радамант – блондины. Вергилий даже Дидону представляет блондинкой, хотя она финикиянка, а потому должна быть черноволосой; Минерва, Аполлон, Меркурий, Комерт, Камилл и Лавиния тоже у него являются белокурыми.
Все куртизанки и кутилы у Овидия, Сафо, Анакреона и Катулла белокуры.
В римской аристократии тоже, должно быть, преобладал белокурый тип, если судить по прозвищам: Flavius, Fulvius, Ahenobarbus и по описаниям выдающихся лиц, например Катона, Суллы, Тиберия.
Данте и Петрарка воспевают белокурых героинь: Беатриче, Матильду, Лауру. Вообще достаточно пересмотреть галерею картин эпохи Возрождения, чтобы убедиться, насколько светлые волосы тогда преобладали, особенно у женщин.
Протестантизм – эволюция католичества – распространялся преимущественно среди белокурых народов Европы, а не среди черноволосых (латинских кельтов).
Лапуж доходит до заключения, что цивилизация народов почти в точности пропорциональна количеству белокурых долихоцефалов, входящих в состав их правящих классов. Так, галльские и франкские элементы создали величие Франции, этим же элементам обязаны своим процветанием Англия и Соединенные Штаты, а долихоцефальные саксы, потомки скандинавских завоевателей – блондинов высокого роста, – составляют силу современной Германии.
В общем, в эволюции человечества черноволосые брахицефалы и продукты их скрещивания играли роль простых солдат при главном штабе, состоящем из белокурых долихоцефалов. Только в виде исключения некоторые субрахицефалические расы давали в Европе нечто стойкое и определенное.
«Кто может отказать, – говорит Морселли, – англичанам, северным германцам, франкам, бельгийцам, голландцам и североамериканцам в первом месте среди народов мира?»
Но этого мало. Возьмем антропологическую статистику Франции, Германии, Англии, Италии, Швейцарии, Бельгии – одним словом, всех европейских государств, стоящих во главе прогрессивного движения. Во всех в них наибольшую способность к культуре проявляют области, населенные по преимуществу блондинами. В этих областях мы находим наивысшее развитие народного просвещения, торговли и промышленности, путей сообщения и наименьшее количество убийств, одним словом – высшую степень нравственного и умственного прогресса. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на этнологическую карту Франции, составленную Брока, а также карту Швейцарии – Кольмана, Германии – Вирхова, Великобритании – Беддоу. Во Франции, например, наиболее прогрессивными являются департаменты северные; в Швейцарии – немецкие кантоны; в Германии – области, населенные саксонцами и фризами; в Великобритании – те графства, в которых саксы преобладают над кельтами.
Напротив того, черноволосые народы, заселяющие берега Средиземного моря, повсюду стоят на низшей степени развития, как, например: иберийцы, кельты Восточной Европы; древние лигурийцы, семиты, иранцы – в Персии и Индии; цингары, берберы, копты, абиссинцы. Все эти народы как бы остановились на различных стадиях древней и средневековой цивилизаций – халдейской, ассирийской, египетской, финикийской, греческой, римской или арабской.
Так полагают ученые. Нет никакого сомнения, что влияние расового происхождения на народы, также как и наследственности на индивидуума, должно быть весьма сильным, в особенности по отношению к эволюции.
Известно, например, что в Италии гениальность, то есть самое яркое проявление эволюции, преобладает в областях, населенных этрусской или греческой расой, между тем как потомки кельтской и семитической рас обладают ею в меньшей степени.
Закон Лапужа относительно большей способности блондинов к развитию подтверждается изучением регрессивных, атавистических типов – кретинов, эпилептиков (среди которых блондины представляют исключение) и, главным образом, преступников. В самом деле, мы вместе с Марро, Боно и Оттоленги нашли, что процент белокурых между ними ничтожен, а черноволосые встречаются в громадном количестве. Среди нормальных пьемонтцев, например, черноволосые составляют 27 %, а среди преступников – 43 %; почти вдвое. Если присоединить к блондинам и рыжих, то вопреки пословице разница выйдет еще рельефнее.
Долихоцефалы. Что касается формы черепа, то этот закон окончательно еще не подтвердился, хотя надо признаться, что кретины, психопаты и преступники в громадном большинстве случаев принадлежат к числу ультрабрахицефалов. Надо заметить, однако же, что полной точности в этом отношении достигнуть и невозможно, так как нет ни одной расы, у которой какая-нибудь форма черепа ярко бы преобладала (за исключением жителей некоторых долин, например в Лукке, в Сардинии).
С другой стороны, преувеличенная долихоцефалия встречается у народов отсталых, малореволюционных и даже цветных, как, например: египтяне, негры, австралийцы и сарды. Наоборот, некоторые настоящие брахицефалы, как, например, оверньяты, особенно в департаментах Крёз и Пюи-де-Дом, суть ярые эволюционисты, как это можно видеть на электоральной карте Франции. Точно так же ультрабрахицефалия преобладает в департаментах Ду и Юра, отличающихся большим количеством революционеров и гениальных людей.
Равным образом и у нас в Италии, если ультрабрахицефальное население Пьемонта и Венецианской области отличается ультра-консерватизмом, а долихоцефалы Палермо, Генуи и Ливорно – революционным настроением, то романьолы и жители Равенны, по преимуществу брахицефалы, являются весьма склонными к прогрессу, тогда как долихоцефалы Лукки, Тосканы и Сардинии суть закоренелые консерваторы. Среди последних гениальных людей не встречается, тогда как среди первых – сколько угодно. Но вот и тут есть некоторое противоречие: тосканские долихоцефалы суть потомки этрусков, а сарды – семиты и берберы.
В новой истории произошли и закончились три революции: нидерландская – в XVI веке, английская – в XVII и американская – в XVIII. Все три были начаты и проведены белокурыми людьми, принадлежащими к германской расе. Та же раса дала Гуттенберга и Лютера.
В общем можно сказать, что белокурые расы (германская, английская) более революционны и способны к развитию, чем расы черные (испанцы, ирландцы, итальянцы), но для того, чтобы окончательно доказать это положение, не хватает данных.
Франция. Мы попробовали, по крайней мере для Франции, решить эту задачу, следуя примеру самых выдающихся антропологов (Реклю, Топинара, Ланьо), то есть составив карты, на которых рядом с распределением рас по департаментам обозначено процентное отношение республиканских и реакционных голосов в каждом из них за избирательные периоды 1877,1881 и 1885 годов.
С первого взгляда на эти карты мы видим, что республиканцы преобладают среди лиц, принадлежащих к расам лигурийской, галльской и бельгийской, но из цифрового подсчета, резюмированного в нижеследующей диаграмме, видно, что только одна лигурийская раса (долихоцефальная) сплошь отличается ярким республиканизмом, что согласно и с историей. Что же касается расы галльской, то в ней республиканцы только преобладают; в бельгийской расе это преобладание еще заметно, но уже меньше; в кимврийской преобладают монархисты, а иберийская состоит почти только из одних последних.
В подробностях, однако же, замечаются весьма резкие противоречия. Так, ультрамонархический департамент Па-де-Кале населен долихоцефалами бельгийской расы, также как и департамент Нор; кельтская раса, оказывающаяся реакционной в департаментах Вандея, Кот-д’Ор и Морбиан, далеко не такова в департаментах Луара, Луар и Шер, Крёз и прочих.
Даже иберийская раса, постоянно реакционная в департаменте Верхние Пиренеи, отступает от своих привычек в департаменте Верхняя Гаронна.
2) Раса и гениальность. Сравнивая соответствующие карты, мы ясно видим, что гениальность, а стало быть и способность к эволюции, стоит в прямой зависимости от расы. Гениальность преобладает в департаментах, населенных лигурийской и бельгийской расами, и весьма редко встречается среди населения иберийского и чисто кельтского, хотя опять-таки не без крупных отступлений и противоречий, доказывающих, что влияние происхождения сглаживается и затемняется другими, не менее сильными.
В числе последних на первом плане стоит климат, влияние которого гораздо постояннее, чем влияние расы. В самом деле, хотя расовые отличия и проявляются в современном человечестве, но не могли же они в течение многих веков не подвергнуться изменению от беспрестанных скрещиваний и целого ряда вторжений, местами успевших заменить одну расу другой.
3) Эволюция. По словам Вермеля, «эволюция всякого живого существа подчинена тем же законам, которые управляют и явлениями регресса, вырождения. Значит, только при изучении этих законов мы найдем причины прогресса или регресса той или другой расы».
Те виды, которые способны к быстрой эволюции, – как, например, раса арийская – испытывают органические изменения, дающие начало новым видам, и потому существуют недолго, являются преходящими.
К какой бы эпохе виды ни принадлежали, каждый из них развивается, дифференцируется, достигает высшей степени усложнения и затем начинает регрессировать, причем первыми исчезают самые совершенные и самые несовершенные разновидности, а остаются только средние, которые и пребывают более или менее долго без всякого изменения
