Я прощаю тебя за всё. Триллер, мелодрама, элементы эротики

Тревожный сон

Всю эту ночь меня мучили кошмары.

Мне снилось, как всё это происходило со мной при свете фонарика на каких-то старых дырявых матрасах в углу в самом конце подвала.

Я видела чёрные колеблющиеся тени на стенах и потолке, усмехающиеся страшные серые лица. Чувствовала внизу дикую боль. Она словно разрывала меня изнутри.

Солёный привкус от слёз душил, он рвался из груди вместе со стоном и криком. Он был на губах, щеках, глазах. И стыд… Было очень стыдно…

Я тут же пробуждалась, пересиливая себя через сердечную тягость, вся обливаясь холодным потом. Вскакивала, ужасаясь реальности и жуткости сна, прислушиваясь как бы внутрь себя, в каждую свою живую клеточку, стараясь дать истолкование тому, что я видела.

Было страшно вставать. Стараясь унять мелкую дрожь, я плотнее придвигалась к Гене, желая слиться с его широкой спиною, видя в нём надёжную себе защиту. В глазах плыли синюшные круги. И я вскоре засыпала, вслушиваясь в равномерный плеск волн за палаткой. А страшный сон повторялся, но картинка теперь менялась.

Вновь из-под самого низа чёрной изуродованной коряги, лежащей на дымчатой усохшей траве, меня пожирал взгляд налитых кровью глаз. Я мгновенно отшатывалась, мелко дрожа всем телом, поражённая той огромной ненавистью, струившейся из красных живых пуговок. Но любопытство брало верх над осторожностью и страхом. И я тихо подвигалась к манящей меня коряге, где находилось неизвестное мне существо, заворожено вглядываясь в гипнотизирующие и прожигающие меня насквозь глазницы.

Как вдруг в сиреневой тьме, блеснув серебристой тонкой лентой, мне на грудь прыгнуло что-то мерзкое и скользкое. Обезумев от страха, я закричала изо всех сил. Махая руками и изнемогая от ужаса, повалилась в сухую колючую траву.

Чёрная петля быстро затягивалась вокруг шеи. Спазмы сжали моё горло, сдавили грудь, вырвав булькающие вздохи и хрипы. Из последних сил я впилась ногтями в склизкую шершавую кожу, хватая ртом воздух, крича и дёргаясь всем телом, отрывая от себя мерзкое создание. И проснулась, вся мокрая от холодного пота, и мелко лязгая зубами. Сердце, как после бешеного кросса, воздух в груди спёрло, а во рту всё пересохло.

– Ты что, Люд? Чего кричишь? Успокойся.

Наклонившись ко мне, Гена тревожно всматривался опухшими от сна глазами в черты моего лица.

Ночь, по-видимому, кончалась. По низкому потолку палатки скользили тусклые блики света. Чёрные волосы Гены взъерошились, и, бесшабашно свисая, торчали во все стороны.

– Ох, выдохнула я. – И надо же. Приснится такое…

Гена легонько погладил моё плечо.

– Успокойся, манюня. Отдыхай.

Мягкий поцелуй тепло расцвёл на моих сухих губах. Гена отвернулся, и, по-видимому, вскоре уснул, потому что его тихое дыхание стало издавать тоненький звук, похожий на лёгкое прикосновение к струне скрипки.

Одни на всем берегу

Постепенно я успокоилась, озноб прошёл, и только в душе теплилась какая-то неясная для меня тревога, неприятно обжигающая холодком спину.

Заснуть я больше не смогла…

Понежившись ещё какое-то время в тёплых простынях, окончательно поняв, что больше не усну, я выбралась на воздух.

Безбрежная синь, впадающая у горизонта в прозрачное матовое небо, пленила меня, восторженно оплетя объятиями.

Я выросла в провинциальном городке, окружённом со всех сторон сосновыми вечнозелёными лесами, который был далеко от моря. На южном побережье отдыхала впервые, и сейчас, замерев от переполнявшего меня восторга, залюбовалась окружающей невиданной мной доселе живой природой, стараясь запечатлеть в памяти её очертания.

Но сразу родился холод, навеянный холодным ветром, пробирающим почти до костей, будто и не калило эти серые мокрые камни, горы и воду вчера горячее солнце.

Нырнув опять в постель, я отогрелась, и уже далеко не с тем первоначальным восхищением смотрела на море сквозь небольшую полоску в палатке.

Но всё же я чувствовала себя легко и свободно. Сердце моё, переполненное впечатлениями, прыгало от безудержной радости и счастья. Да и много ли человеку нужно для счастья?

Сдана летняя сессия и теперь уже позади страхи, связанные с ней, и очередной курс мединститута. Со мной рядом парень моей мечты, человек которого я люблю всем сердцем, и который также беззаветно любит меня.

Мы одни, вокруг ни души. Лишь безбрежная синь, равномерный плеск волн, далёкие белые чайки на глади воды, как маленькие детские каравеллы, да тихий гул ветра. Что ещё нужно влюблённым?

Моя фамилия – Гадюкин

Мне вспомнились забавные случаи из моей практики, которые происходили со мной на работе.

В нашем глазном отделении больницы, где я работала сразу после окончания медучилища, до поступления в институт, лечились все взрослые люди, которые порой выдавали такое, что хоть стой, хоть падай. И это происходило на моих сменах постоянно. Вспоминая теперь эти случаи, мне было одновременно смешно и немного грустно…

Как-то зову в кабинет пациента с фамилией С..ов. Он пришёл, сел на стул и говорит:

– Я – Гадюкин.

Я его спрашиваю:

– Какой ещё Гадюкин? – и смотрю в журнал пациентов. – У меня Вы под другой фамилией.

А он отвечает:

– Это я фамилию поменял, а раньше я был Гадюкин.

Я ему говорю:

– Не путайте меня, в журнале такой фамилии нет.

В следующий раз он приходит ко мне в кабинет капать глаз и опять мне говорит:

– Я – Гадюкин, – и хохочет.

Я ему говорю:

– Вы доктору об этом скажите.

Когда он пришёл ко мне в третий раз и опять сказал, что он Гадюкин, мне хотелось что-нибудь взять тяжелое и его стукнуть по голове, но я сдержалась…

Под конец смены я прошла по палатам, позвала всех пациентов, чтобы шли капать глаза. Захожу в последнюю палату и говорю:

– Всем, кто после операции, идти капаться в процедурный кабинет.

Слышу голос пациента с кровати из дальнего угла:

– А после операции с отслоением сетчатки надо капаться?

Говорю: «Да».

После чего иду к себе, и всем кто пришёл, капаю по очереди глаза.

Смена закончилась, и я собираюсь идти домой. Дежурная медсестра просит:

– Пройди по палатам ещё раз и проверь на всякий случай, все ли закапались, а то ты уйдёшь, а они все придут ко мне, и мне придётся это делать.

Иду по палатам и спрашиваю, все были на процедурах или нет?

В последней палате на мой вопрос слышу тот же голос с кровати из дальнего угла, что полчаса назад:

– А после операции по отслоению сетчатки надо капаться?

– Да я же Вам говорила, что надо, Вы что, не капались?

– Нет.

– Идите сейчас же.

Иду по коридору, а из палаты выходит ещё один пациент и спрашивает:

– После лазерной операции надо капать глаз?

Появляется другой.

– А после укола тоже надо это делать?

Таким образом, собрала 5 человек, которые меня не услышали или проигнорировали, и пропустили эту процедуру. Вот вам и взрослые люди, хуже детей.

Неугомонная бабулька

Однажды под вечер поступила к нам в отделение бабушка Божий одуванчик, такая тихая на вид, спокойная. Была она с дочкой, которая, не предупредив нас о том, что собой представляет бабушка, уехала домой.

В 10 часов вечера мы всех больных отправили спать в палаты. Улеглась и бабушка. Все двери в палаты закрыты.

Мы с санитаркой присели на посту в отделении, чтобы обсудить наши законченные, и ещё нет дела. Вдруг в одной из палат открывается дверь, и из неё выглядывает бабушка. Так делает ребёнок, когда собирается нашкодить, но прежде проверяет, никого ли в помещении нет.

После этого она вышла из палаты, и на цыпочках, стараясь не шуметь, стала красться к выходу из отделения. В одной руке она держала одеяло, а под мышкой другой у неё была подушка.

Но мы её видим. Мы у неё спрашиваем:

– Вы куда?

А она отвечает:

Домой.

И смех, и грех.

Мы ей:

– Уже поздно, а Вы – в больнице, идите в палату.

А она:

– Да вы шо. У меня муж умер, и мне надо ехать на похороны. Так что мне надо домой. Я уже давно одна. А у меня и сапог нет.

– Бабушка, – говорим ей. – Вы в больнице, Вам надо спать.

После этого завожу её в палату, укладываю на её кровать, накрываю одеялом, и ухожу.

А санитарка говорит:

– Давай еще посидим и посмотрим, уснёт бабушка или нет.

Проходит пять минут, раздаётся скрип двери той же палаты, выглядывает из неё бабушка, высунув из дверей сначала свой длинный острый нос, а затем появляется в коридоре собственной персоной. И опять тихонько, на цыпочках крадётся к выходу из отделения. В руках у неё те же подушка и одеяло.

Нас разбирает смех, но мы держимся. Санитарка её спрашивает:

Бабушка, Вы куда?

А она опять, как ни в чем не бывало:

– Домой.

Мы снова берём бабушку под руки, заводим в палату, кладём её на кровать и говорим ей:

– Лежать и спать, не вставать.

Сами опять же присаживаемся в коридоре в отделении на диван.

Проходит примерно полчаса. Всё тихо. Вдруг слышим, в палате, где находится бабушка, кто-то щёлкает выключателем света, потом громко хлопнула дверь в туалет. Кто-то из больных сказал:

– Бабушка, не стучите дверьми, мы спим.

– Хорошо, – отвечает она.

После этого открывается дверь палаты и появляется бабушка, которая опять направляется к выходу.

Мы ей говорим:

– Бабушка, Вы куда?

– Да домой, вы, в конце концов, меня отпустите или нет?

Опять уложили бабушку на койку, закрыли в палату дверь, и тут же слышим крик одной из больной:

– Куда вы лезете?

– Как куда? В окно.

Бабушка решила выйти через окно, раз не удалось это сделать через дверь, и полезла на кровать, которая стояла у окна, и на которой лежала женщина.

– Вы же упадёте, там высоко.

Отделение находится на втором этаже старого высокого здания, построенного в начале прошлого века.

– Но вы же меня спасёте, – был ответ. – Вы же меня поймаете.

– Ой, бабушка, идите, ложитесь на свою кровать. Что Вы мешаете всем спать?

Бабушка опять идёт в туалет, щёлкает несколько раз выключателем, а потом снова раздаётся тихий скрип двери, и бабушка с подушкой и одеялом появляется в коридоре.

Мы её на этот раз не трогаем. Двери выхода из отделения закрыты. Думаем, пусть бабушка погуляет по коридору, может, после этого лучше будет спать.

Бабушка погуляла по отделению, выйти из него не смогла, и направилась назад, но перепутала палаты и вошла в чужую. Мы её из неё забрали и опять уложили в кровать.

– Бабушка, надо спать.

Куда там. Прошло пять минут, и она опять была в коридоре с подушкой и одеялом.

Бабушка так гуляла до четырёх часов утра. А после этого улеглась на свою койку и захрапела так, что чуть стены не тряслись.

К восьми часам утра пришли на работу доктора. Пытались разбудить бабушку на осмотр и подготовку к операции. Куда там. Она спала, как убитая.

Её разбудили только в 12 часов дня. Вызвали её родственников, прооперировали (операция была несложной и без наркоза), дали немного времени, чтобы придти в себя, и сразу же отправили домой…

Любовь

Я долго ещё нежилась в простынях на надувном серого цвета матраце в палатке с открытыми глазами, боясь пошевелиться, не в силах потревожить сон любимого. Моё богатое воображение отчётливо и ярко рисовало мне планы нашей совместной жизни. Я в тот момент желала добра всем людям, живущим на земле, влюблённым присуще это чувство. У любящего человека сердце доброе.

Наверное, прошло немало времени, потому что солнце с первоначальной своей точки восхода поднялось гораздо выше и правее, да и грело теперь сильнее, брезент нагрелся, и в палатке стало душно.

«Пожалуй, пора подниматься», – решила я, и осторожно тронула парня за плечо.

– Гена, вставай.

Неделю назад мы отнесли с ним в загс заявление. Затем с родителями обговорили вопросы, касающиеся нашей свадьбы. Несколько дней собирались в дорогу. А потом с их согласия, предварительно протрясшись под перестук колёс больше суток в плацкартном вагоне пассажирского поезда, добрались на попутной машине к одной из баз отдыха на Черноморском побережье, и далеко оставив позади её строения, взяв левее, спустились вниз, к морю, и поставили на камнях палатку.

– У-у, – невнятно прошептал Гена, но проснуться не пожелал. И мне ничего не оставалось, как повторить свою попытку его разбудить.

Если честно, то тормошить его мне было жалко, но он сам напросился. Вчера вечером, когда мы с ним сидели, обнявшись у костра, наблюдая за его жарким пламенем, он похвастался, что утром обязательно наловит на уху рыбы. Гена просил его разбудить, во что бы то ни стало, как бы он не сопротивлялся. Поэтому я, не обращая внимания на все его жалобные причитания и возгласы типа «отстань, дай поспать ещё», делала это до тех пор, пока полностью не вывела его из-под власти сна.

– Ой, как спать хочется, – сладко сказал Гена таким умоляющим голосом, что сердце моё дрогнуло от избытка переполнявшей меня к нему любви и жалости.

– Ну, спи, тогда, – пожалела его я, теряя терпение.

Гена пылко обвил мою шею руками, прижался тёплой щекой к моей щеке, но целовать не стал, а откинул одеяло, развёл в стороны мои ноги и легко тут же в меня вошёл. Я, если честно, внутренне была готова к этому ещё ночью, поэтому никакой боли от его натиска не испытала, а лишь знакомое мне наслаждение, которое в следующие несколько минут поглотило меня всю без остатка.

Гена делал это со знанием дела. Он был хорошим и умелым любовником. Мог пальцами довести меня до оргазма. И я всегда отвечала ему той же взаимностью.

На этот раз мой парень спешил. Ему не терпелось оказаться у моря с удилищем в руке. После несколько минут интенсивных движений вглубь меня и обратно, в процессе которых у меня захватывало дыхание, и начинался невообразимый полёт моего мозга и тела по просторам вселенной, и всё было кончено – я почувствовала его тёплую смазку внутри себя. Я за это время успела два раза испытать то же, что Гена, поэтому я была не в обиде.

После этого он выскочил с нашей постели, натянул свои трусы, спрятав от моих глаз своё достоинство, быстро оделся, подхватил лежащие в углу палатки рыболовные принадлежности и выскользнул из неё наружу. Он помнил о своём обещании, считал себя мужчиной, и всегда старался выполнить данное им слово.

Своя рубашка ближе

Солнце цвело, весёлое и ласкающее, золотя изумрудные вершины гор. Но море было ещё сонным, полным в своих берегах, едва катившее свои волны с белыми гребешками. Водоросли на берегу хранили в себе душный приторный запах. Лёгкий ветер, словно ухаживая за мной, ласково нежил мои волосы, вьющиеся и золотистые, приятно освежая моё тело.

Гена сидел на маленьком раскладном стульчике, полусогнувшись, почти у самой кромки воды, которая, набегая на берег, касалась моей ступни, обвивая слегка потрескавшуюся на ней кожу, но её прикосновение ещё было холодным.

Отпрянув от неё, моё внимание привлёк жёлтый камень. Он был круглым и гладким, вытертым за много лет лежания здесь морем. Не один век понадобилось морю сделать его таким.

Задумавшись, я с любопытством поворачивала его в руке, как когда-то в детстве новую забавную игрушку. Я видела в нём какую-то непреодолимую силу, прошедшую сквозь время, какую я, простая смертная, никогда не прочувствую и не смогу понять.

Велика сила природы, равнодушна она к людским печалям и радостям. Всё в ней закономерно, всё в круговороте участвует. Вот только зла много человек ей приносит, вмешиваясь в её жизнь, и истощая её. Не может всё это пройти бесследно. Восстанет когда-то природа и страшные дни наступят для её мучителя, разумного и небережливого.

Как на роду тебе написано, тому и быть суждено. Тогда кто написал это? Почему он сильный, а мы слабые?

Как несправедливо устроен мир. Не зря говорят, что счастье одних людей строится на несчастье других. Нужно быть умным и изворотливым, и тогда добьёшься всего, что пожелаешь.

Человек простой таким и останется, надёжный и доверчивый, ожидающий перемен к лучшему, но так и помрёт, бедняга, их не дождавшись.

Эта система выдумана сильными. Ведь своя рубашка всегда была ближе к телу, отсюда и зло всё.

Интересно, получается, вот живёт человек, и вдруг нет его. А что же после тебя будет? Для чего мы созданы, чтобы продолжить род?

Спешит время, а с ним и меняющие друг друга поколения. И нет в этом беспрерывном беге ни минуты покоя. День, ночь, учёба, работа, семья, дети… И так без конца, до предела. Почти без разнообразия, текуче и повседневно. И всё это ведёт к одному…

Трудно самой ответить на эти философские вопросы.

Вот, я, например, стройная блондинка с серыми глазами и открытой ясной улыбкой, не избалованная и добрая по отношению к людям. Выбранная мной профессия мне нравится. Родители мои воспитаны и умны, относятся с уважением ко мне и друг к другу.

Отец и мать – врачи. Я одна в семье из детей. Может, потому и материальных недостатков у нас в семье никогда не было.

Прежде чем сделать что-то важное, я хорошо подумаю, и только потом приму правильное решение.

Парней у меня до знакомства с Геной, крепким высоким брюнетом с карими глазами, было, как говорится, раз, два и обчёлся, никто из тех, кто хотел со мной познакомиться, особенно мне не нравился. И только встретившись с ним, я, наконец, полностью испытала всю сладость и жар этого великого чувства любви.

Наши отношения с ним развивались быстро. А сейчас я была уверена, что он тот человек, который мне нужен, и с которым я буду счастлива.

Да, да, я сегодня пылала к Гене всем своим сердцем, до самых кончиков и корней своих волос, и часто без стеснения ему это повторяла. Медикам чужда закомплексованность.

«Живой труп» и чудо-ребёнок

Как я уже говорила, мои мама и папа были врачами, и я во всём старалась им подражать.

Мама много мне рассказывала о том, как она работала в медпункте на железнодорожном вокзале большой станции, где сходятся потоки пассажирских поездов, следующих на все направления нашей страны, а на вокзале круглосуточно находилось много пассажиров. Поэтому ей часто приходилось спешить на вызовы к пассажирским поездам, где её ждали те, у кого были проблемы со здоровьем.

Она рассказывала, что сразу после окончания мединститута первое время трудилась в скорой помощи, ездила на вызовы по домам и квартирам. А потом ей предложили поработать на вокзале в медпункте. Сказали ей, что это тихое и спокойное место, напрягаться там особо не придётся, а зарплата хорошая. Она поверила, и в первый же день выхода на новое рабочее место стала свидетелем трагедии, которая разыгралась буквально у неё на глазах.

– Я шла летним утром на дежурство по мокрому перрону вокзала, поскольку ночью прошёл небольшой дождь и вокруг меня повсеместно стояли на асфальте грязные лужи, до медпункта оставалось, наверное, метров двадцать, и тут у меня на глазах со ступенек пассажирского поезда срывается мужчина, – рассказывала она. – Поезд тронулся, а мужчина, опоздав на посадку, прыгнул и ухватился за ручки вагона. Но он не учел, что поезд быстро набирает ход, и удержаться за ручки невозможно. В результате он оказался под колесами, и остался без ног.

Новое место работы, по словам мамы, оказалось далеко не спокойным. Медпункт на железнодорожном вокзале, получается, та же скорая помощь. Отличается лишь тем, что у городских врачей время в среднем, отпущенное на вызов, составляет 1—2 часа, а у медиков вокзала на все действия имеется в запасе 10—15 минут. Это время стоянки поезда, в которое они должны уложиться. За эти минуты они должны добежать до вагона, осмотреть больного, поставить ему диагноз, оказать помощь и принять решение, снимать его с поезда или нет.

В маминой практике было много случаев, когда от неё требовалась помощь.