– Кто здесь? Кто?! А ну, выходите! Выходите сейчас же! – К досаде режиссера, все эти слова у него получилось произнести не приказным, а испуганным и каким-то даже жалким тоном.
– Враги! Давно ли друг от друга их жажда крови отвела? – задекламировал тот же неприятный голос, а через секунду режиссер увидел и его обладателя.
Из-за декораций вышел высокий человек в цилиндре и черной шубе до пят. Медленно надвигаясь на Войномирова, он продолжал свою декламацию:
– Давно ль они часы досуга, трапезу, мысли и дела делили дружно? Ныне злобно, врагам наследственным подобно, как в страшном, непонятном сне, они друг другу в тишине готовят гибель хладнокровно…
23
– Что это значит? – вытаращился на подходящую к нему фигуру Войномиров, невольно отступая при этом назад.
– Не засмеяться ль им, пока не обагрилась их рука, – продолжал тем временем человек в цилиндре, – не разойтиться ль полюбовно?.. Но дико светская вражда боится ложного стыда.
– Да что за балаган вы здесь устроили? – наконец немного осмелел режиссер. – Виолетта! – крикнул он куда-то в сторону. – Выходи, не бойся. Это просто какой-то… пьяный. Сейчас мы с тобой выпроводим его отсюда!
– А один, значит, боитесь не справиться? – вдруг усмехнулся мужчина в шубе, остановившийся в нескольких шагах от Войномирова. – Так, Роман Иринархович?
– Да я и один… – пролепетал было режиссер, но вдруг осекся. – Позвольте, так вы меня знаете? Вы кто?
– Не узнаете? – усмехнулся мужчина, после чего размашистым жестом сорвал с головы цилиндр. – А теперь?
– Так, так, – всмотрелся Войномиров и через секунду вытаращился на незваного гостя еще сильнее. – Т-топорков? Актер Топорков, да?! Какая, помилуйте, неожиданность…
– Да уж, конечно, – иронически протянул Топорков. – Вы, верно, не ожидали меня увидеть после тех бесцеремонных, с позволения сказать, кинопроб, которые вы мне однажды устроили… Я дивлюсь, что вы меня вообще сейчас узнали…
– Узнал, не сомневайтесь, – без страха сказал Войномиров. Он понемногу успокаивался. Мысль о Баклажанове и его участи сейчас даже не приходила ему в голову, так что он не видел в Топоркове никакой для себя опасности. Подумаешь, жалкий сумасшедший актеришка пожаловал качать права… Как пришел, так и уйдет… – Однако что же вы хотите? – уже почти высокомерно спросил режиссер, которого начинал по-настоящему раздражать визит, кажется, действительно пьяного лицедея.
– Я хочу рассчитаться, – холодно пояснил Топорков.
– Рассчитаться? – пожал плечами Войномиров. – Помилуйте, вы мне ничего не должны… – Режиссер издал смешок, показывая тем самым, насколько нелепо выглядит сейчас Топорков со своими ужасными декламационными завываниями и непонятными счетами.
– Вы мне должны, – отрезал актер.
– Что вы говорите! – всплеснул руками Войномиров. – Что-то я не помню, чтоб как-либо у вас одалживался…
– Вы отказали мне в роли, – металлическим голосом продолжал Топорков. – В числе многих прочих. И тем погубили меня.
– Погубили? – брезгливо переспросил режиссер. – Да что вы из себя здесь корчите? Подумаешь, роль ему не дали… Нет, я понимаю, обидно, конечно, но надо же себя сдерживать, милостивый государь! А у вас, судя по всему, ни малейшего представления о собственной чести и достоинстве… Пришли сейчас сюда, да еще в такой час, и даже как будто не понимаете, как вы в этом положении жалки… Ну, пойдите еще на паперти подаяния просить, коли вы у нас такой несчастный – роли не можете получить… Тьфу ты! – Войномиров даже скривился от переполнявшего его отвращения к убогому визитеру.
– А вы не правы, сударь, – с перекошенной улыбкой отвечал Топорков. – У меня как раз, напротив, самое обостренное представление о собственной чести и достоинстве. Вслед за своим любимым литературным героем Евгением Онегиным я считаю, что обиду надлежит смывать единственно кровью! – С этим словом глаза актера как будто вспыхнули зловещим огнем.
– Да что вы несете! – отмахнулся Войномиров и даже отвернулся от Топоркова, выказывая этим, что на него ему противно смотреть. – Тоже мне – Евгений Онегин… Ах ну да. – Тут режиссер вновь обернулся к гостю. – Вы даже вырядились по образу и подобию, что называется… И стишки, кажись, из Пушкина сейчас читали, верно?
– Стишки! – презрительно передразнил Топорков. – А вы даже не сразу вспомнили? Вот так режиссер! Снял «Евгения Онегина», а текста и не знает…
– Что ж я, по-вашему, наизусть его должен знать, если поставил? – усмехнулся Войномиров. – И потом это когда было-то… Вы тоже, конечно, вовремя спохватились, нечего сказать… Сто лет прошло, а он – нате: является права качать! Мало того что бездарны, так еще и долго запрягаете… Такими темпами вы и впрямь до старости роли не получите! Да что там до старости – до самой смерти!
24
Запальчиво высказав такое, режиссер даже усомнился в себе: не слишком ли он жесток? Но то, как отреагировал на его слова Топорков, заставило Войномирова пожалеть о сказанном.
Актер подбоченился и пристально посмотрел на Войномирова. Даже с расстояния в несколько метров режиссеру было видно, как моментально напряглось все тело Топоркова и какой чудовищной злостью засветились его глаза.
– Значит, я, по-вашему, бездарен? – прошипел Топорков. Цилиндр незаметно для Войномирова снова оказался на голове актера. – А тот самый, как его, Ведьмедев – гений актерского мастерства, да?
– Гений не гений, – растерянно пробормотал режиссер, – а сыграл нормально… У меня к нему нет претензий.
– Зато у меня к вам есть! – громовым голосом воскликнул Топорков.
– Помилуйте, да какие же? – занервничал Войномиров. – Какие претензии? Чего вы хотите от меня? Извиниться перед вами? Ну извольте – извинюсь…
– Извиниться! – передразнил Топорков. – Вы отняли у меня жизнь и хотите отделаться банальным извинением?
– Какую жизнь?! – воскликнул Войномиров. – У вас бред или… что у вас?!
– Разве вы не слыхали, – усмехнулся актер, – что меня уже нет на свете? Что я вынужден был повеситься по вине вам подобных?
– Псих! – не выдержал режиссер.
– Не псих, а призрак, – поправил Топорков. – Я пришел с того света по вашу душу!
С этими словами актер сунул руки в глубокие карманы своей шубы и вытащил оттуда два старинных по виду пистолета.
– Вот! – потряс он ими в воздухе. – Я буду настолько милостив к вам, что даже позволю вам сразиться со мной в честном поединке… Хотя вы этого и не заслуживаете. Вы – далеко не Ленский, между нами говоря…
– А вы – Онегин, что ли? – гаркнул Войномиров, все еще не двигаясь с места. – Совсем спятили?.. Все, я ухожу отсюда! Виолетта! – снова повернулся он в сторону декораций. – Выходи, мы уходим…
– А ну-ка, стоять! – услышал он вдруг железный голос Топоркова. Режиссер метнул на него взгляд и увидел, что актер направляет на него дуло. – Если вздумаете удрать, вам это не удастся: я вас немедленно застрелю. Воспользуйтесь моей добротой, пока не поздно, возьмите один из этих пистолетов… У вас есть шанс выжить, понимаете?
– Нет, нет, – замотал головой Войномиров. – Я не буду в этом участвовать… Это… кретинизм какой-то! Даже если это ненастоящие пистолеты, даже если холостые, я все равно… не собираюсь…
– Пистолеты – самые настоящие, – отрезал Топорков. – Дуэльные. Мастера Лепажа. Только немного переделанные с тех времен, когда они были изготовлены. Не сомневайтесь – они приведены в полную боеготовность. Пистолеты абсолютно одинаковые – выбирайте любой. Никакого подвоха. И, разумеется, они заряжены отнюдь не холостыми… Ну так что же? Подойдите и возьмите… Роман Иринархович?
Поскольку режиссер по-прежнему стоял столбом и теперь уже как будто потерял дар речи, Топорков направился к нему сам, приговаривая:
– Что ж, могу и я подойти, я не гордый… Тем более актер, как считается, должен уважать режиссера… Режиссеру-то не обязательно уважать артиста, но попробуй кто из нашего брата проявить малейшее к режиссеру пренебрежение – о, горя потом не оберешься…
Оказавшись лицом к лицу с Войномировым, Топорков молча протянул ему оба пистолета. Режиссер, глядя страдальческими глазами в лицо актера, прошептал:
– Послушайте, товарищ Топорков… Петр… Простите, не знаю вашего отчества… Но зовут вас Петр, правильно ведь?.. У меня хорошая память… Так вот, Петр… Петя… ну зачем вам это нужно? Скажите по совести! Чего вы этим добьетесь?
– Справедливости! – прозвучал раскатистый ответ Топоркова.
25
Войномиров понуро опустил голову. У него уже не было сил спорить.
– Не хотите выбирать, я вам сам дам, – почти дружелюбно сказал Топорков. – Берите вот этот… Сейчас я сразу взведу курок…
