Сашу душили ярость и отчаяние.
Так, в полной неподвижности, он просидел почти сорок минут. Потом Денин пересилил себя и принялся сочинять письмо.
«Она должна понять. Мы ведь любим друг друга! Настоящее чувство не может умереть!»
Письмо получилось большим, почти на две страницы. Щурясь, Александр в десятый раз проверил текст на грамматические ошибки, затем прикрепил к сообщению фотографию красивого цветка и отправил его.
– Ты поймешь, – едва слышно произнес парень. – Я развелся. Я свободен. Мы ведь любим друг друга. Я развелся. Мы… – Он осекся, поймав себя на мысли, что талдычит в пустоту одно и то же, прямо как попугай.
На этот раз ответ пришел моментально. Это письмо окончательно и бесповоротно растоптало тот огонек, который едва теплился внутри его.
«Не умею так много и красиво писать. Да и сказать, собственно, нечего. Наши отношения перешли точку невозврата. Все кончено. Прощай».
Из глотки Саши рвался дикий, первобытный вопль зверя, истекающего кровью, напоровшегося на кол в яме.
Все. Теперь точно конец.
Он зачем-то снова набрал номер Татьяны и услышал:
«В настоящее время абонент недоступен».
«Да, мы разные люди. Я для нее – не более чем временное развлечение. А ведь Игорек прав. Она и есть перечница, самая настоящая. – Саша встал и направился в кухню. – Зря я уехал. Нужно было остаться у Игоря».
Неожиданно взгляд Денина остановился на стойке с кухонными ножами.
– Она не любит тебя, – прохрипел он, упершись руками в столешницу.
Его тело ритмично покачивалось, будто вместо пола под ногами была палуба корабля во время шторма.
– Тебя никто не будет любить так, как я. Дурочка. Сука. Тварь, что же ты делаешь со мной?!
Он плакал от жалости к самому себе, от собственной беспомощности и бессилия. Глаза заволокло влажной пленкой, но даже сквозь нее Саша очень хорошо видел ножи.
– Только я расплачусь попозже, ладно? – слегка заплетающимся голосом проговорил Игорь.
– Это когда? – уточнил водитель и нахмурился.
– Приедем по адресу, и расплачусь, – пообещал он, снял с не слишком чистого запястья часы и положил на приборную доску. – Вот. Залог. Могу еще мобильник оставить.
Водитель перевел взгляд на часы и ничего не сказал. «Волга» тронулась с места.
Игорь с облегчением вздохнул, после чего снова попробовал связаться с Александром. Но Денин не отвечал.
– Ну давай же, чувак! – пьяно пробубнил Косенко. – Или ты поперся к Гудвину за хорошим настроением?
Чувство тревоги за приятеля, поселившееся в нем еще днем, исступленно рвалось наружу, раз за разом посылало в мозг пульсирующие сигналы: «Сашка в беде».
Они приехали к дому Александра, когда на город опустилась бархатисто-угольная ночь. Игорь закинул голову. Свет горел всего в одном окне. В квартире его друга.
Саша поморгал. Нет, это именно они и есть. Его руки, блестящие от темной жижи, густыми лентами стекающей на колени и ковер. Клавиши, залитые кровью, чавкали, напоминали смешные островки, которые то погружались в вишневый кисель, то вновь выскальзывали на поверхность.
Некоторые уже не работали, но Александр продолжал упорно набирать и отправлять Татьяне одно и то же предложение из трех слов:
«Я тебя люблю».
Сколько он еще протянет? Судя по тому, как начинают неметь запястья, осталось недолго.
Ну и пусть. Он сдохнет прямо здесь, за этим чертовым компьютером.
Денин нахмурился. Какая-то хрень получается. Он ударил кулаком по клавиатуре. Брызги разлетелись роем алых пчел, заляпали экран монитора.
Звонок в дверь прозвучал неожиданно, даже как-то иррационально. Так гонг возвещает о начале боя.
«Это она!» – подумал Саша и поковылял к двери, выставив вперед искалеченные руки.
Воздух с хрипом и шумом выходил сквозь его стиснутые зубы.
«Да, это Таня. Она одумалась. Ведь знает, как я люблю ее».
Открыть дверь оказалось невероятно сложно. Пальцы задеревенели и напрочь отказывались подчиняться командам мозга. Наконец Саша справился с замком и…
Это была не она.
– Где твоя перечница? – тихо спросил он у остолбеневшего Игоря и сел на пол.
Косенко едва сдержал крик и бросился вызывать «Скорую».
Уже поздней ночью, когда глубокие раны Александра были обработаны и зашиты, а сам он, накачанный обезболивающим, наконец-то уснул тяжелым искусственным сном, Татьяна неожиданно открыла глаза. Она бережно убрала руку с груди похрапывающего Леонида, неслышно выбралась из кровати и прошла на кухню.
Там Таня выпила стакан минералки и уставилась в ночное небо. Она не могла себе объяснить, что подняло ее с постели. Женщина наморщила лоб. Кажется, это был какой-то сон, связанный с Александром.
Татьяна провела рукой по густым волосам. Черт-те что!..
Бедный дурачок. Втрескался в нее как пятиклассник в свою учительницу. Это было интересно и занимательно, пока у нее было время и желание играть в эту игру. Но нерешительность молодого человека, его вечные метания из стороны в сторону и вспыльчивый характер – все это быстро охладило ее.
Она хотела чувствовать себя независимой. Те сцены ревности, которые иногда устраивал ей этот посредственный художник, стали слишком доставать ее. Все это в совокупности и решило судьбу их отношений. Таня не его собственность и вряд ли когда-нибудь ею будет. Она уже не в том возрасте, чтобы ее устраивало положение любовницы.
Парня, конечно, по-своему жаль, но лучше прямо сейчас оборвать эти фальшивые отношения, не давать Саше никаких поводов для бесплодных ожиданий и надежд.
Тем более что она нашла себе настоящего мужчину. Пусть он не умеет говорить такие красивые вещи, как Саша. Чего греха таить, ей нравились комплименты, которыми Денин заваливал ее мобильник и электронную почту, но Леонид был человеком дела. Она предпочитала именно таких мужчин.
К тому же он был ее земляком, причем далеко не самым бедным, и уже стал россиянином на законном основании. Скорее всего, ее проблема с гражданством тоже будет вскоре решена.
Она выключила свет, вернулась в спальню и так же бесшумно юркнула в теплую постель.
Спустя два месяца
Александр молча изучал только что законченную картину. Он плотно сжал губы, отчего те стали напоминать два тонюсеньких шрама.
