Толико помогут душам нашим
Вера верная, православная,
Смирение да терпение,
Слезы с плачем, с покаянием.
Хорошо спел Карпунин, умильно. А потом опустил задумчиво свою кудлатую головушку и сказал:
– Да уж, любят, любят христианочки у Петриных собираться. Особо когда к ним старец Григорий Томин приходит. Молитвенник, прозорливец. Его так уважают, так почитают, что зовут, как священника: отец Григорий. У него с Анной такой случай был. Прознав, что христианочки Анну почитают, назвал он ее при них воровкой, а потом приказал: «Не пой с ними песен. Лезь под лавку и лежи там».
Она и залезла, а старец сел на эту лавку и стал ее ногой толкать. «Это какие же тяжкие грехи Анна наделала, коли отец Григорий с ней так обращается?» – говорили между собой собравшиеся у Петриных христианочки.
– А и впрямь: за какие грехи он так с ней поступил? – всполошилась маменька.
– Смирению учил. Тщеславие от нее отгонял, – сухо ответил старец.
– Разве худо, когда люди праведника не обижают, а уважают, не злословят, а добрым словом поминают?
– Да что ж ты не вразумишься никак? – возвысил голос Василий Афанасьевич, нахмурив свои красивые брови. – Я уж говорил про это… Про мирскую похвалу. Это ведь награда от мира сего – похвала людская. А Христос сказал, чтобы мы не творили милостыни пред людьми так, чтобы нас примечали. Иначе не будет нам награды от Отца Небесного. Тот, кто на земле награду получает, тот на небесах может ее лишиться. Вот…
Маменька смутилась, зарделась, а потом опять за свое:
– Погоди, Василий, а как же слова Христовы: «Да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного»?
А Григорий праведницу под лавку загнал, да еще ногой наподдал! Видано ли такое дело?
– Кх-м… Ты, Акулина, чего-то не того… Не того чего-то… Христос сказал, чтобы за добрые дела люди славили не человека, пускай и доброго, а Бога, Который помогает человеку добро делать. А если славят человека, тогда зачем их делать-то, дела добрые? Они хороши, когда ради Христа делаются, а когда ради себя, то, может, лучше их и вовсе не делать? Ведь спросится на Суде Божием за самоугодие. Строго спросится.
Эхе-хе… Старец Григорий Анну Петри-ну под лавку загнал… А смирение, душу спасающее, откуда берется? Из-под лавки! Из послушания. Анна, слушаясь старцев, не просто так юродствует. Она, смиряясь, сама спасается и других спасает. Вот, к примеру, на свадьбах пьяной притворяется. А для чего? Совесть Анна расшевеливает у тех, кто на свадьбах пьет да буянит. А бывает, она пьяной притворится да под лавку заберется. Лежит там и молится, чтоб на свадьбе меньше пили и буянили, и опять же, чтоб у людей непотребных совесть расшевелить. И сколько случаев было, когда пьяницы-дебоширы вразумлялись и в церковь начинали ходить, грехи замаливать. А что про нее скажут, про то Анна не думает.
Конечное дело, люди хотят, чтобы их добрым словом поминали, чтоб, понимаешь, похвалили… А юродивые бегут от похвалы. Христос в Своей земной жизни что претерпел? Насмешки, побои да мученическую смерть. И юродивые по Христовым стопочкам идут… Так что, Акулина Трифоновна, не ищи славы, но и не скорби, когда тебя обесславят. Всему радуйся, за все Бога благодари.
– Так только праведники поступать могут, – грустно-задумчиво сказала маменька, а потом продолжила: – А я что? Живу, копаюсь в огороде, как жук навозный.
– Знаешь что, Акулина, подай-ка мне Новый Завет.
Маменька достала книгу с полки и подала. Василий Афанасьевич нашел в ней нужную главу и крякнул:
– Кх-м… Ты вот чего… Делаешь добро странникам, кормишь их. Слыхал я, что ты больным помогаешь. Ну и хватит с тебя. Вот послушай-ка Христовы слова: «Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне». Тогда праведники скажут Ему в ответ: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» И Царь скажет им в ответ: «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».
Маменька, слушая Карпуню-книгочея, всплакнула. Плакала неслышно, не утирая теплых, милых слезинок. А старец вежливо отвернулся от нее и стал смотреть в окошко, за которым от солнца искрился, как рождественская риза священника, снег, а в неисчислимых снежно-солнечных искорках отражалась Божия слава…
Глава 2
Мужичок-лесовичок
Другой старец, Григорий Томин, наставлявший Петриных, стал захаживать в наш поросший мхом лесной домик немного позже Василия Афанасьевича, к концу девятьсот шестнадцатого года. Маменька была уже наслышана о нем. Сказывала, что родом Томин был из деревни Сявель. А в нескольких верстах от нее, на берегу реки Цны, Никольский монастырь стоит. Красавец монастырь, статный, как богатырь. Стоит, оберегает святорусский простор.
Григорий был в этой обители трудником. Еще в юности там подвизался. Сначала отец-то, Артамон, не пускал его туда. Артамону помощник по хозяйству нужен был. Дюже он на сына надеялся. Узнав, что Григорий в монастырь собирается, строго-настрого запретил ему даже думать об этом. А тот не послушал, ушел в обитель. Отец так рассердился, что насильно увел его из монастыря. Да не в дом свой увел, а прямо в полицейский участок, в село Кермись, к уряднику. Крут был нравом Артамон, ой, крут. Привел его, значит, к уряднику да отстегал плеткой. А в плетке той железная проволока была завита. Бедный Григорий! У него вся рубашка в крови была.
Урядник еле утихомирил Артамона. Григория домой отправил, а сам долго разговаривал с Артамоном. Урядник набожный был, может, он-то и уговорил Артамона смириться. И отпустил тот сына в Никольскую обитель. Там Григорий целых пятнадцать лет подвизался на самых трудных работах. Часто места отхожие чистил. Смирял себя. Послушник был великий. Почему уж в монахи не постригся – неведомо.
И почему из монастыря ушел, тоже неведомо. Только такие люди просто так ничего не делают. Видно, свыше ему такое указание было – в миру Богу служить. Какое-то время после монастыря старец странствовал, а потом поселился в селе Польное Ялтуново. Часто жил в селе Борки, что стоит между Ялтуновом и Старочернеевом. в Борках жил в заброшенной и такой маленькой баньке, что воробью негде было ступить. Постился да молился. Бывало, целые дни и ночи в молитве проводил. Ходил по округе и в приглянувшихся местах копал ямы. Глубоко копал, пока роднички ключевые не появлялись. А вода этих живых родничков целительной была. Вот ведь как… Люди пили, исцелялись да Бога благодарили за то, что он им Григория послал. Некоторые из его источников до сих пор людей пользуют. Их так и называют: Григорьевы источники.
Сказывали маменьке такую историю. Как-то пришли к Григорию два дородных монаха. Григорий их спрашивает:
– А что, братцы, вкусной была телочка, которую вы тайком прирезали, а потом ели ее мясо?
Никто не знал об этом грехе монахов. Они же, услышав такое обличение, так и грохнулись на колени. Грохнулись и деревянными от страха голосами, заикаясь, стали просить:
– П-прости нас Христа рад-ди… Б-бес п-попутал…
А на глазах у них слезы покаянные выступили. Тянулся по их лицам от слез тех след, серый, как суровая нитка. Ну, увидел это старец и говорит:
– Эхе-хе… Идите, братцы, с миром. Я уж поусердствую, буду ваш грех замаливать. Бог простит. Только Бог-то Он Бог, да и сам будь не плох… Молитесь о прощении греха своего и не грешите больше.
Был еще и такой случай. Одна женщина имела трех сыновей. Пришла как-то к Григорию и спросила, кто кем будет, а старец ей и говорит:
– У отца Григория трое гусей растет. Двое в церкву пойдут. А еще у отца Григория будет монах. Так-то…
Как в воду глядел! Двое из ее детей в «церкву пошли» – священниками стали, а третий постригся в монахи.
В другой раз пришли к нему две красные девицы, спросить, как они замуж выйдут. А по дороге говорили между собой:
«Чего нам этот мужик может сказать? Может, зря идем?» Только подошли к домику Григория, а он уж их встречает и выговаривает:
– Зря вы к мужику пришли. Чего я могу вам сказать? Идите, идите обратно, только знайте: выйти замуж не напасть, как бы замужем не пропасть.
Часто ходил Григорий в семьи, где малые детушки были. Придет, бывало, и ласково скажет хозяйке:
– Ты, молодая, отдохни. Я уж сам за дитем посмотрю. А тебе завтра работать, тебе силы нужны.
Люди знали о доброй душе Григория, доверяли ему нянчить детишек. И он подолгу сидел у колыбельки, качал младенца да песни тихохонько напевал. А песни-то все духовные, трогательные, пользительные. Вроде как для младенца, а получалось – для родителей. Они слушали и замирали. Думали думу духовную. Одну такую песню, которую Григорий и нам с маменькой спел, я запомнила.
Растужилась, расплакалась мать сыра земля
Перед Господом, перед Богом Самим:
«Тяжело стало мне, тяжело стало, Господи,
Много грешников на мне, беззаконников».
И сказал Господь так сырой земле:
«Потерпи же ты, земля-матушка,
Не придут ли ко Мне беззаконники,
Не придут ли ко Мне люди грешные
С покаянием, с сокрушением?
Коль придут ко Мне, то войдут они
В Царство светлое, во Небесное.
А уж коль не придут, не помилую,
Свобожу от них тебя, мать-земля.
Я убавлю им света белого,
А прибавлю им муки за грехи ихние».
Маменька все песни да сказы старанничков и старцев в особую тетрадочку записывала. Не отпускала их, пока не запишет все с их слов. По этой тетрадочке я потом тоже стала духовные песни петь да сказы сказывать.
