Человек с одним из многих лиц

Caimh McDonnell

A MAN WITH ONE OF THOSE FACES

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

В тексте неоднократно упоминаются названия социальных сетей, принадлежащих Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.

© 2016 by McFori Ink

This edition is published by arrangement Johnson & Alcock Ltd. and The Van Lear Agency

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2022

Глава первая

– Ты помнишь Алана из Клэра, одного из кузенов твоего отца?

– А должен?

– Конечно! Две собаки, один глаз, ни разу не был женат… Он приезжал к нам пару раз, когда ты был маленьким.

– Ну да…

– Умер! Скончался от инфаркта, упокой, Господи, его душу. Я прочитала в газете на прошлой неделе.

Прежде Пол не замечал, до чего холодны руки пожилых. Но когда хрупкие пальцы его потрогали, словно желая убедиться в том, что он действительно существует, он не смог не обратить на это внимания. Честно говоря, теперь ему было трудно думать о чем-то еще.

– Сердечный приступ случился, когда он принимал ванну, – продолжила она. – Думаю, дело в этих модных солях для ванн. Кто знает, чего они туда подсыпают…

Пол кивнул, выразив малую толику согласия, необходимого ей, чтобы не застрять в той мысленной колее, в которой бродило ее сознание.

Но разве не трупы должны холодеть? В детстве Барри Доддс рассказал ему, что однажды на поминках уронил на себя тело своей бабушки, и это было все равно что оказаться погребенным под дюжиной замороженных индеек. Между прочим, он еще говорил Полу, что трогать женскую грудь – это как щупать жареную курицу. Очевидно, парень был одержим домашней птицей…

– Такой молодой… Ему ведь было всего…

Маргарет умолкла и стала смотреть в потолок, пытаясь сложить сумму, для которой у нее явно недоставало цифр.

Интересно, дети действительно очень теплые? Возможно, мы начинаем жить в виде крошечного инферно из кипящей энергии и со временем остываем до температуры трупа?

Размышления Пола о детях были чисто умозрительными. Несмотря на двадцать восемь прожитых лет, ему еще не доводилось держать их в руках.

Уже в который раз пластинку в голове Маргарет заело.

– Я беседовала с женщиной из Данбойна, что лежит в соседней палате. Она сказала, что Дублином теперь управляют Триады.

– Неужели?

– Об этом писали в «Геральд», – доверительно сообщила Маргарет. – В наше время от китайцев проходу нет! Я вообще не понимаю, что происходит. Ты бы не выходил из дома по вечерам.

– Я слышал, многие из них носят мечи.

– Серьезно?!

– Ага. Они обожают рубить головы и всякое такое…

Он уже собрался проиллюстрировать свои слова пантомимой, как вдруг за спиной раздалось многозначительное покашливание. И ведь что характерно: сорок пять минут кивания и вежливых хмыканий, но как только речь зашла об обезглавливании – сестра Бриджит тут как тут. Она стояла у дверного косяка, скрестив руки, и смотрела на него осуждающим взглядом.

– Как у вас дела? – спросила она, войдя в палату.

– Великолепно, – ответил Пол. – Болтаем без умолку.

– Это мой Гарет, – сказала Маргарет, указав на Пола.

– Знаю, Маргарет. Мы с ним встретились, когда он заходил в больницу.

Маленькое морщинистое лицо Маргарет озарилось гордостью.

– Он адвокат, – просияла она. – Летает по всей Европе. На прошлой неделе ездил в командировку в Брюссель.

– Подумать только!

Маргарет машинально наклонилась вперед, чтобы Бриджит смогла взбить ее подушки.

– Как здорово, что он нашел время навестить бабушку, – сказала Бриджит.

– Маму, – поправил Пол.

– Да, он мой…

Старуха вдруг замолчала и недоуменно уставилась на Пола, пытаясь разглядеть его сквозь туман старости и угасающих воспоминаний. Полу показалось, что он услышал тошнотворный скрип, словно под ним затрещал лед, готовый вот-вот лопнуть.

Закончив поправлять подушки, Бриджит хлопнула в ладоши. Резкий звук отвлек Маргарет, и на ее губы вернулась улыбка. Пол слегка расслабился.

– В следующий раз, – сказала Бриджит, – пусть приходит днем, и тогда вы вместе прогуляетесь на свежем воздухе – если, конечно, физиотерапевт будет не против.

Она выразительно посмотрела на Пола, явно ожидая, что он пропустит слова мимо ушей и не клюнет на приманку.

– Да, это было бы здорово, – сказал он, улыбнувшись Бриджит со своего места у кровати.

Пышная грудь медицинской сестры идеально сочеталась с сердитым выражением лица. Честно говоря, она была вполне недурна собой: на пару лет старше Пола, коротко подстриженные каштановые волосы, сносная фигура. Конечно, у нее был не «тот лик, что тысячи судов гнал в дальний путь»[1], но в очереди за продуктами она, безусловно, привлекла бы к себе внимание.

Бриджит говорила с довольно сильным сельским акцентом, но Пол, как типичный дублинец, ни за что бы не догадался, в какой местности она росла. Кроме того, ее тело излучало характерную «фермерскую силу». Нет, она не была ни толстой, ни мускулистой, скорее жесткой, что как бы намекало на способность завалить корову, если вдруг возникнет такая необходимость.

– Но сейчас довольно сыро, – робко возразила Маргарет.

Пол взглянул на Маргарет и еще раз поймал ее лучезарную улыбку.

– Да, мам, – сказал он, возвысив голос, чтобы она его расслышала. – Очень важно, чтобы ты продолжила заниматься физиотерапией, и тогда мы точно поставим тебя на ноги. А там, глядишь, и по ночным клубам пройдемся.

– О, Гарет, ты невыносим, – усмехнулась Маргарет. – Вы бы не спускали с него глаз, сестра.

– Наверное, придется…

Пол попрощался и легонько чмокнул Маргарет в лоб. Снова это холодное липкое ощущение. Против воли он вспомнил, как нюхал утром ветчину, чтобы определить ее свежесть. Кажется, несколько ближайших дней ему придется завтракать одними тостами с сыром.

Выйдя в коридор, он принялся нащупывать в кармане мобильник, как вдруг его ударили по затылку свернутым в трубочку журналом «Вуменс уикли». Не настолько сильно, чтобы причинить боль, но и на заигрывание удар не походил.

– Это еще за что? – спросил он.

– А ты догадайся.

– Спокойно! Старики обожают слегка пощекотать себе нервы.

– Легко сказать. Тебе же не приходится их успокаивать, когда они вдруг решают, что китаянка, выносящая медотходы, приторговывает наркотиками.

– А ты уверена, что она этого не делает?

– Поверь мне, я у нее спрашивала.

– Что ж, – сказал Пол, взглянув на телефонные часы. – Прошло три часа семь минут, так что не могла бы ты расписаться в моем листе и…

Бриджит неловко переступила с ноги на ногу.

– Я хочу, чтобы ты нанес еще один визит…

– Три часа семь минут, – повторил Пол так, будто Бриджит его не расслышала. – Плюс два часа пятьдесят восемь минут визитов, которые я сделал в понедельник. Итого шесть часов пять минут. Лишних пять минут, которые вы уже получили с меня бесплатно.

Бриджит бросила на него смущенный взгляд. Пол увидел, как борется в ней вопрос, который она хотела задать, с просьбой об одолжении, в котором она нуждалась. Наконец просьба победила, и Бриджит слегка смягчила тон. Кажется, вежливость ей давалась нелегко.

– Пожалуйста, всего одно посещение. Там, наверху, в отдельной палате лежит старик…

– Был бы рад помочь, – солгал он, – но мне нужно успеть на автобус.

Про автобус он сказал правду. «Форд-Кортина» двоюродной бабушки Фиделмы, переживший Берлинскую стену, «Конкорд» и Нельсона Манделу, четыре недели назад внезапно испустил дух на скоростной трассе М50, и у него не нашлось свободных денег, чтобы вернуть его в строй. Мало того, пришлось потратить весь доход за прошлый месяц и половину заначки лишь на то, чтобы убрать сломанную машину с дороги.

– Ты так и живешь на Северной круговой? – спросила Бриджит.

– Ага.

Она сделала паузу, явно взвешивая все в уме.

– Одно посещение, и я подброшу тебя до дома. Моя смена заканчивается через час. Договорились?

Ну, это лучше, чем морозить задницу на автобусной остановке, плюс останется 3,30 евро на пополнение заначки.

– Ну хорошо, – ответил он. – Но только без этого всякого. А то я знаю вас, медсестер.

Бриджит закатила глаза.

– Постараюсь держать себя в руках.

Он вопросительно помахал сигаретами. Она скорчила одно из своих бесконечных неодобрительных выражений, но потом кивнула, приглашая следовать за собой.

Бриджит с размаху открыла пожарную дверь, и Пол прошел мимо нее на холодный ноябрьский воздух. Было достаточно свежо, чтобы захотелось надеть пальто, оставленное в комнате для персонала, но не настолько, чтобы тащиться за ним в такую даль. Он удивился, когда она вышла следом и встала рядом с ним, обхватив себя руками и переступая с ноги на ногу.

– Твою ж мать… – вздохнула она.

– Тебе не кажется странным, что не так давно в больницах разрешалось курить?

– Ага, – вздохнула Бриджит. – Добрые старые времена, когда люди просто умирали.

Вытягивая предпоследнюю сигарету, он заметил взгляд Бриджит, задержавшийся на пачке. Тогда он протянул пачку ей.

– Здесь последняя.

– Не переживай, у меня их полно.

Формально это было правдой. Полгода назад он приобрел двадцать пять пачек по двадцать сигарет у Подрига за восемьдесят евро и приучил себя выкуривать по одной сигарете в день. Он уже подумывал бросить окончательно, но в этом случае она победит. А он пока не был к этому готов. Тем не менее три евро тридцать центов, сэкономленные на автобусе, за вычетом шестнадцати центов за одолженную сестре Конрой сигарету всё еще позволяли ему выгадать 3,14 евро на сделке.

Бриджит прикурила сигарету, обхватив ладонями его зажигалку.

– Благодарю.

Они одновременно затянулись и взглянули на свои тени, вытянувшиеся по ухоженным лужайкам хосписа под безжизненным светом люминесцентных ламп.

– Можно задать вопрос? – спросила Бриджит.

Он слегка напрягся, зная, что последует дальше.

– Ну почему люди всегда так говорят? Во-первых, ты уже спросила, а во-вторых, никто никогда не принимал «нет» в качестве ответа.

– Эй, не надо так бурно реагировать. Я просто поддерживаю разговор.

Она стряхнула пепел в водосток и еще крепче обхватила себя руками. Оба сделали по очередной затяжке, молчаливо согласившись с тем, что он повел себя как мудак.

За чугунной оградой на противоположной стороне улицы Пол заметил лису. В свете уличных фонарей она то появлялась, то исчезала на тротуаре.

Наконец он нарушил молчание:

– У меня специфическое лицо.

– Что? – не поняла Бриджит.

– Ты же это хотела спросить? Как мне удается делать то, что я делаю?

– Да, но…

– А теперь, – перебил он, – ты скажешь, что хотела спросить не только об этом.

– Ты еще и мысли читать умеешь?

Повернувшись, Пол посмотрел ей в глаза.

– Окей. Я тебя слушаю.

– Ну да, Шерлок, ты совершенно прав. Это то, что мне хотелось узнать. Но ты не можешь обладать «специфическим лицом» – оно у каждого свое. И в твоем нет ничего особенного. Без обид.

– Ты всерьез считаешь, что, сказав «без обид», ты волшебным образом делаешь свои слова безобидными?

Впрочем, она права. В его лице не только не было ничего особенного, но даже наоборот – оно было совершенно типичным. Рост около ста восьмидесяти сантиметров[2], голубые глаза, каштановые волосы. Он был абсолютно заурядным человеком – в этом все и дело. Средний во всем, с самыми распространенными чертами лица. У него не было ни единой приметы, которую можно было бы назвать «особой». Каждая черточка его физиономии являла собой непревзойденный шедевр заурядности, эстетическое воплощение незапоминающейся посредственности. Но вместе они складывались в оркестр, способный воспроизвести лицевую музыку богов.

– При этом, – продолжила она, – Маргарет думает, что ты ее внук…

– Сын, – поправил Пол.

– Точно. Старый Донал, лежащий дальше по коридору, считает тебя молодым парнем его соседки. А миссис Джеймсон решила, что ты…

– Я не уверен, – перебил Пол, – но мне показалось, что она принимает меня за дворецкого.

– Честно говоря, она со всеми обращается как с прислугой. На прошлой неделе допытывалась у меня, хранится ли ее судно отдельно от остальных. Эта женщина всерьез считает, что ее дерьмо не воняет.

Пол улыбнулся. Миссис Джеймсон в самом деле проявляла великосветские замашки.

– Я хотела спросить, – сказала Бриджит, – зачем ты притворяешься тем, кем на самом деле не являешься?

Пол пожал плечами.

– Наверное, так проще, – он нисколько не лукавил: пусть это и не вся правда, но он ответил честно. – Пациенты, к которым приглашает меня больница, уже старые, с мерцающим сознанием. Ты видела, на что это похоже, когда люди навещают родственников, страдающих деменцией или чем-то таким?

– Это нелегко, – кивнула Бриджит. – Им приходится беседовать с родным человеком, который их не узнает. Душераздирающее зрелище. Со временем визиты к таким пациентам становятся все реже, поскольку от них одно расстройство.

– Именно. Старики помнят достаточно, чтобы заключить, кто перед ними. Поэтому, когда я вхожу и говорю «привет»…

– Ты просто притворяешься кем угодно?

– Нет. Я просто соглашаюсь с тем, что они решают для себя сами.

– Но ты же другой человек.

– Знаю, но это не так уж сложно. Как поживает тот-то и тот-то? Неплохо. А эта – как-ее-там-с-радикулитом – еще жива? Вполне. Большую часть времени они с удовольствием говорят о своем, просто радуясь самой возможности поболтать. Если хочешь знать святую правду, у большинства людей всегда есть что сказать, но не так много того, что им хочется услышать.

Конечно, официально администрация больницы не одобряла такую деятельность, но вынужденно закрывала на нее глаза. Это, конечно, печально, но ощущение того, что одной ногой они еще стоят в прошлой жизни, делало пациентов счастливее, а значит (как иногда цинично думал Пол), и более управляемыми. К тому же для больницы его услуги ничего не стоили, а значит, были несопоставимо дешевле наркотиков.

Пол снова затянулся сигаретой, наслаждаясь ее контрафактным вкусом. Выдохнув и посмотрев через лужайку, он увидел, как лиса внимательно наблюдает за ним, вытягивая недоеденный сэндвич из урны возле газетных киосков. Лиса не походила на запуганное животное, готовое в любой момент дать стрекача. Это была дублинская лиса, чей взгляд как бы говорил: «Еда теперь моя. Попробуй ее отнять».

– Итак, – сказала Бриджит, – как ты докатился до того, что стал бабушкиным шептуном?

В последнее время его часто обзывали обидными прозвищами за его занятие. Но это, без сомнения, было самым милым.

– Несколько лет назад одна женщина… которая обо мне заботилась… – Полу не хотелось вдаваться в подробности, – …серьезно заболела и попала в больницу Святой Екатерины. Она оказалась в одной из тех палат, ну… из которых есть лишь один выход.

Бриджит кивнула.

– Я довольно часто навещал ее, и однажды одна из соседок по палате – женщина в поздней стадии Альцгеймера – приняла меня за своего брата, уехавшего в Америку. Было понятно, что он уже никогда не вернется, но она хотела ему что-то рассказать. И тогда я…

– Проделал свой трюк, – перебила Бриджит.

– Это не трюк!

Вздрогнув от внезапного гнева Пола, Бриджит умиротворяюще подняла руки.

– Извини.

– Меня попросили помочь, и я помог.

– А потом твоя слава распространилась по всей стране и…

– Типа того.

На самом деле ничего подобного, но ему не хотелось сейчас об этом говорить. На нем лежало обязательство шесть часов в неделю заниматься благотворительностью, поэтому дежурная медсестра по его просьбе сделала несколько нужных звонков. В конце концов, посещение пациентов – это работа в помещении и без подъема тяжестей.

Пол взглянул на Бриджит. Ее глаза, обращенные к затянутому тучами небу, явно перебирали целый список пунктов. Сестра была из тех, кто любит задавать дополнительные вопросы.

– А зачем ты отмечаешься в регистрационных листах? – спросила Бриджит. – Ты на условно-досрочном или приговорен к общественным работам? Что-то в этом роде?

– Нет, – ответил он, слегка поежившись от собственного голоса, в котором прорезались оборонительные нотки. – Меня даже ни разу не арестовывали, – солгал он. – Я просто люблю заниматься благотворительностью.

– И с каких это пор благотворители требуют расписываться в листах, подтверждающих, что они посещают больницу шесть часов в неделю?

Вместо ответа Пол бросил окурок в решетку водостока и вытащил из заднего кармана телефон.

– Нам лучше поторопиться, если ты хочешь, чтобы я навестил того старика.

– Да, конечно, – ответила Бриджит, слегка смущенная тем, что переступила черту.

Бросив сигарету, она затушила ее ногой, одновременно убрав волосы за ухо.

Пол посмотрел через дорогу. Лиса внимательно обнюхала добытый ею сэндвич, но вместо того чтобы съесть, подняла лапу и обдала его мочой. Животная экспертиза показала, что питаться этим нельзя.

Глава вторая

– Ты вообще меня слушаешь?

– Конечно.

Честно говоря, Пол не слушал.

Поначалу он пытался вникнуть в суть просьбы, но потом начал размышлять о дезинфекции. Почему в больницах так сильно воняет? Даже от медперсонала разит этой дрянью. По заплаканным людям в коридоре невозможно понять – то ли их дедушка отбросил коньки, то ли от мерзких паров у них просто слезятся глаза.

Бриджит остановилась перед одной из отдельных палат так резко, что пластиковые подошвы скрипнули по кафельному полу.

– Значит… – Пол небрежно указал на дверь. – Она здесь?

– Он! – ответила Бриджит. – Здесь он.

– Я знаю. Я имел в виду палату. Палаты женского рода, как всем известно.

– Вот жопа.

– Тоже женского. А твоя, должен заметить…

– Заткнись, – перебила она. – Итак, повторяю для тех, кто не слушал: этот джентльмен поступил к нам три недели назад, и с тех пор никто его ни разу не посетил.

– А он кого-то ждет? Родственников? Друзей?

– Без понятия, но он три-четыре раза в день спрашивает, не приходил ли кто к нему.

– Понятно, – ответил Пол. – Напомни, как его зовут?

Бриджит закатила глаза.

– Мартин Браун. Большую часть времени проводит под кайфом, но иногда очухивается. Характер у него далеко не мармелад. Вчера довел до истерики одну из наших практиканток.

– Здорово! – ответил Пол. – Звучит потрясающе.

Бриджит положила руку ему на плечо и понизила голос:

– Слушай, он, конечно, невыносим как заноза в заднице, но это ненадолго. Он насквозь изъеден раком. Насколько мне известно, он три года игнорировал все рекомендации и схемы лечения и теперь вернулся из Америки, чтобы умереть. Он совсем один – пытается примириться с неизбежным. Так что… ну, ты понимаешь…

Пол глубоко вдохнул, ощутив во рту привкус антисептика, и выдохнул.

– Ладно. Давай уже начинать…

Бриджит постучала в дверь и тут же ее открыла. Войдя внутрь, Пол услышал судорожный вдох из кислородной маски, после чего раздался низкий скрипучий голос:

– Ёб твою мать, это называется… – вдох. – …стучаться? А если бы я дро…

– Я бы успокоила его ложкой. Нас учили этому на курсах медсестер.

– Ебучая п…

Пол расслышал еще несколько возмущенных вдохов.

– Ну-ну, мистер Браун, – сказала Бриджит, – давайте не будем тратить кислород, доказывая, что рыцарей больше не существует. К вам посетитель.

Пол медленно вошел в палату. Здесь было все, чему полагалось быть в современной больничной палате – чистой, аккуратной и бездушной. В дальнем углу напротив кровати стоял телевизор, беззвучно демонстрировавший повтор ситкома, который никого не заинтересовал даже при первом показе. Единственным подобием украшения в палате являлась картина с изображением Девы Марии, висевшая на противоположной от двери стене. Ее губы были поджаты, а голова наклонена, словно она испытывала искреннее беспокойство. Иисус, возможно, и умер за наши грехи, но только его мать готова выслушивать все наши оправдания.

Несмотря на тусклое освещение, Пол сразу понял, что болезненная фигура, полулежавшая на кровати, недолго протянет в этом мире. Для этого даже не требовалось быть доктором. Старик выглядел как бывший здоровяк, из которого выпустили весь воздух. Бледная рыхлая плоть обвисла так, словно на скелет надели костюм из кожи на несколько размеров больше. Куча проводов и трубок соединяла старика со множеством аппаратов вокруг кровати, созданных облегчать боль и продлевать страдания. Сколько ему лет, понять было сложно. Он достиг того этапа, когда время измеряется не числом отмеченных дней рождения, а днями или даже часами, оставшимися до конца. Худая рука старика поднесла к лицу кислородную маску. Он впился взглядом в Пола и сделал неглубокий вдох. Во всем мире не нашлось бы достаточно антисептика, чтобы изгнать из этой палаты запах близкой смерти.

Бриджит взяла поднос с нетронутой едой, стоявший на столике возле кровати.

– Проваливай, – сипло прошептал Браун.

Пол уже готов был развернуться на каблуках, когда вдруг понял, что последнее замечание адресовалось не ему.

Бриджит перевела взгляд с одного лица на другое.

– Ладно, мальчики, оставлю вас наедине. Уверена, вам есть о чем поболтать.

Она сложила столик и аккуратно поставила его возле кровати, прежде чем направиться с подносом к двери. Выходя из палаты, Бриджит стрельнула в Пола взглядом: «Развлекайся».

Пол подождал, пока закроется дверь. Залитая дождем автобусная остановка вдруг показалась ему не таким уж плохим местом для вечернего времяпрепровождения. От вида этого человека возникал нестерпимый зуд под кожей. Он повидал немало людей, близких к смерти, но этот случай не походил ни на один из прочих. Сейчас все было по-другому. Он не понимал, в чем дело, – просто чувствовал, что здесь что-то не так.

Довольно долго они смотрели друг на друга. Пол хотел дать Брауну время решить… решить за них обоих, кем является Пол… Интересно, он когда-нибудь заговорит? А вдруг он уже умер? Такое вообще бывает, чтобы кто-то умер, не шелохнувшись, с распахнутыми на сердитой посмертной маске глазами? Неужели жизнь настолько бинарна, что можно просто молча щелкнуть выключателем?..

Браун судорожно вздохнул и снова поднес к лицу кислородную маску. Нет, пока еще живой…

Пол вынужденно заговорил первым.

– Ну, как себя чувствуешь?..

– Я знал, что ты придешь, – перебил старик с такой обреченной простотой, словно Пол олицетворял собой неминуемый счет на оплату налогов.

– Просто захотелось узнать, как у тебя дела.

– Какое, блядь, одолжение!

Он махнул свободной рукой в направлении стула у кровати. В сиплом хрипящем голосе Брауна было трудно выделить акцент, но в нем определенно слышался выговор уроженца Дублина, который долго жил по ту сторону Атлантики.

Пол подошел и сел, даже не пытаясь дотронуться до Брауна. У него сложилось впечатление, что этот человек не из тех, кому нравится держаться за руки.

– Тебя нормально кормят? – рискнул спросить Пол.

– Ты веришь в рай?

Ну, ясно. Такой, значит, предстоит разговор… Пол не любил эту тему, но по крайней мере она была ему знакома. Он взглянул на висевшую на стене Марию, на ее спокойный наклон головы, словно вопрошавший: «Ну, что ты на это ответишь?»

Пол выбрал универсальный сценарий, одинаково подходящий как для богобоязненных, так и для атеистов:

– Лично я считаю, что есть какая-то загробная жизнь, где мы вновь увидимся со старыми друзьями и…

– Прекрати мне угрожать! – перебил вдруг Браун, впившись в него взглядом.

– Нет, я…

Краткий миг, когда Полу казалось, что он взял разговор в свои руки, улетучился без следа.

– Если есть рай, то должен существовать и ад… – судорожный вдох. – Я знаю, что меня ждет. Пара метров под скалой…

По телу Брауна пробежала дрожь. Слегка дернувшись, он захрипел прямо в маску. Пол собирался уже позвать медсестру, когда легкая перемена в выражении лица Брауна остановила слова, рвавшиеся из горла. Старый рехнувшийся ублюдок хохотал. Правда, довольно быстро смех перешел в приступ мучительного кашля. Сдвинув правой рукой маску чуть в сторону, Браун промокнул рот носовым платком. Пол заметил на платке свежее пятно крови. Быстро отведя взгляд, Пол посмотрел в большие карие глаза Девы Марии. Откуда люди знают, что они были именно карими? В каждой больничной палате, в которой он бывал, на стене обязательно висело изображение Богоматери, и у каждой были именно такие большие щенячьи карие глаза. Упоминаются ли они вообще в Библии? Наверное, сразу после того места, в котором говорится, что Иисус был белым чуваком – как это ни парадоксально для человека, родившегося на Ближнем Востоке.