Для всех без исключения эмигрантов третье категории ссылка на Ларану 5 началась с более близкого знакомства с чёрными мундирами. Не удивительно, что все они воспринимают Яму как филиал ада, а полицейских как подручных дьявола. Обыватели шарахаются от нас как от прокажённых и в прямом смысле прячутся по углам.
Я не стыжусь своей работы в полиции, – Сван гордо выпрямился и расправил плечи. – Другое дело, что чёрный мундир реально мешает мне работать. Допрашиваемые жутко нервничают, а потенциальные свидетели в ужасе убегают. Вот почему я предпочитаю носить робу рабочего, чтобы не выделяться из толпы на улице.
На лице майора Шпина, коренного жителя Мирема, отразилось удивление вкупе с недоверием. Однако озвучивать собственные сомнения спецпредставитель не стал.
– Ладно, в чужой монастырь со своим уставом не входят, – примирительно произнёс майор Шпин. – Разрешите ещё вопрос: почему вы не обижаетесь, когда кто-то называет Ларану 5 Ямой?
– Э-э-э… Не понял? – протянул Сван.
– Ну-у-у… Видите ли, – майор Шпин замялся, – жители Дайзен 2 крайне не любят, когда кто-нибудь в их присутствии называет их планету Свалкой.
– А-а-а… Вот вы о чём, – Сван расслабленно рассмеялся. – За всех говорить не буду, но я лично не вижу в Яме ничего обидного. Как ни крути, сколько цветочков не рисуй на стенах, а Ларана 5 была, есть и будет выгребной ямой для Акатуны. Планету можно назвать хоть Фиалкой, хоть Незабудкой, только она не перестанет быть выгребной ямой.
На лице спецпредставителя отразилось озабоченность. Поверил он в объяснение или нет – бог его знает. В менталитете между жителями благодатной метрополии и окраинных миров пропасть. Как говорится, сытый голодного не поймёт.
– Если у вас нет больше вопросов, то я пойду, – Сван поднялся из-за стола.
– Да, да, конечно, – майор Шпин тряхнул головой, словно очнулся от сна. – Жду вас завтра со списком. И палача штатного не забудьте найти. Это очень важно.
В коридоре Управления Сван остановился и оглянулся на закрытую дверь начальника полиции. Душа поёт от радости – получилось! Прокатило! Жгучий интерес подогревает любопытство. Все, кого сослали в Яму с прекрасной Акатуны, часто и весьма эмоционально любят описывать радость от зелёной травки под ногами и бездонного неба над головой. Особенно, Сван криво усмехнулся, если в рассказчика влить хотя бы полстакана водки.
Оставленная без каких-либо надежд на возвращение родина – самая любимая и самая слезливая тема для разговоров в барах эмигрантов третьей категории. Даже женские прелести не пользуются и половиной такой популярности. Из-за нехватки этой самой травы и этого самого неба не выдерживают и спиваются многие присланные чиновники. Чего уж говорить о заключённых.
Наверно, что-то в этом есть, Сван вновь зашагал по коридору Управления полиции. Никогда не думал об этом. Не думал, пока не подвернулась возможность лично выяснить. А то чувство нереальности, абсурда происходящего, нет, нет, да и вынырнет из-за угла или вдруг наступит на пятки. Видимо, оно окончательно пройдёт лишь тогда, когда он лично, своими собственными ногами, пройдёт по зелёной траве благодатного Мирема.
Если на то пошло, то вернуться обратно в Яму не составит никакого труда. Федеральное правительство всеми правдами и неправдами поощряет эмиграцию особенно в дыры типа Ямы. Слетать с Лараны 5 даже в туристическую поездку на Мирем очень дорого и крайне проблематично из-за изощрённых бюрократических препонов. А вот переселиться с Мирема на Ларану 5 очень просто, достаточно написать одно заявление, даже справка от психиатра не потребуется. Федерация оплатит и перелёт и провоз багажа до ста килограмм на человека. Только, только, Сван криво улыбнулся, в Яме не найти ни одного эмигранта первой категории.
Если уж совсем честно, Сван спустился на лестничную площадку между этажами Управления, он всегда завидовал тем, кто родился за пределами Ямы, а выходцам с Мирема особенно. Глубоко запрятанное чувство собственной неполноценности приятно греет злорадство к тем, кто всё же оказался в Яме, в филиале ада по эту сторону реальности. Играть роль главного подручного дьявола гораздо приятней, чем вариться в жаре шахт и рудников.
Да! Сван резко остановился в вестибюле Управления полиции. У высоких входных дверей за железным столиком сидит Озар Чвирин. На лице самого главного сплетника яркими красками нарисована скука. Палач, штатный, Сван развернулся в другую сторону, чуть не забыл.
В подвале Управления оборудована небольшая тюрьма на пять камер. Первые четыре обычные обезьянники со стальными решётками, заплёванным полом и широкими лавками вдоль стен. В них обычно сажают буйных посетителей многочисленных баров. Очень часто по выходным дням свободных мест не бывает вовсе. Хотя при чём тут обезьяны? Эти милые пушистые животные с пышной гривой.
Другое дело пятая камера в конце коридора, маленькая одиночка. Сван остановился возле железной двери с массивным засовом. В отличие от прочих пятая камера оборудована «кормушкой», откидным люком, и глазком. С потолка рядом свивает грязный стальной крюк, а на двери под «кормушкой» отсвечивают многочисленные вмятины от ударов.
Железная дверь открылась с натужным скрипом. Внутри ярким белым светом горит лампочка. Вместо кровати или хотя бы скамейки на полу в левом углу символическое возвышение. Вместо унитаза дыра в правом углу. В воздухе висит мрачное амбре из мочи, застарелого пота и перегара.
На так называемом спальном месте с отрешённым видом валяется Итин Бишак, никудышный картёжник и горе преступник. От протяжного дверного скрипа он даже не шелохнулся. В глазах космическая пустота, нет даже слёз. Всё ещё новенькая спецовка покрыта разводами грязи и запёкшейся кровью. На лице и руках Бишака расцвели тёмно-синие синяки.
Хуже застарелого пота, мочи и перегара в камере воняет безнадёгой. Девять стандартных лет тому назад Итина Бишака уже осудили и сослали в Яму. Присуждать ему новый срок не имеет никакого смысла. Витусу Хурану хватит пяти минут, чтобы вынести Бишаку единственный возможный приговор – смертельная казнь. Незадачливого картёжника вздёрнут тут же на пороге камеры смертников ровно в полночь на том самом грязном крюке. И это ещё будет последняя милость. Наиболее опасных преступников вешают публично прямо на центральной площади Алинграда, столицы Ямы.
Знакомое состояние. Мысленно Бишак уже умер. Все без исключения эмоции перегорели в его душе до серого пепла. Осталась безразличная отрешённость. У Бишака нет и быть не может никаких надежд, никакое чудо его не спасёт. Хотя насчёт последнего он не прав.
Носком ботинка Сван поддел левую ступню Бишака – никакой реакции. Осуждённый даже не шелохнулся.
– Жить…, хочешь? – тихо, почти шёпотом, произнёс Сван.
Это надо видеть: два коротких слова подобны магическому заклинанию. В глазах Бишака тут же вспыхнул огонь. Осуждённый дёрнулся всем телом и приподнялся на локтях.
– Хочу! – шумно выдохнул Бишак.
– Для тебя есть грязная работёнка. Зато взамен ты будешь жить.
Бишак унижено подполз к ногам Свана.
– Согласен. Я на всё согласен, – прошептал Итин Бишак.
Словно жутко голодная, но всё равно преданная собачонка, Бишак глянул снизу вверх глазами полными слёз и надежды. Надежды на чудо, которое всё же произошло.
До чего же человек живучая зараза. Сван сдвинул на место массивный засов камеры смертников. Казалось бы: всё, аут, Бишаку крышка. Он даже смирился со смертью и потерял к окружающей действительности какой бы то ни было интерес. Однако! Два слова, всего два коротких слова тут же вернули Бишака к жизни. Ради своей жалкой, никчёмной, на хрен никому не нужной жизни он готов биться головой о стену, лакать из дырки в полу. Бишак даже не стал уточнять, какая именно грязная работёнка его ждёт.
Сван вышел из дверей Управления полиции на улицу. В разгар рабочего дня широкий туннель почти пуст. Лишь где-то вдалеке неторопливо покачивается из стороны в сторону фигура в облезлой серой робе. Из Итина Бишака получится отличный штатный палач. Иначе вместо приговорённого он сам закончит свою жизнь в петле. Никогда и никакого прощения ему не будет, всего лишь отсрочка приговора. Главное, не дать ему окончательно спиться раньше времени.
Глава 6. Домик мечты
Шашлыки – это не просто кусочки жаренного мяса на длинных стальных шампурах. Нет. Гораздо, гораздо лучше. Ни одна даже самая совершенная сковородка или электрическая духовка не в силах заметить яркий, горячий, живой огонь. Ну а если в процессе приготовления кусочки мяса постоянно обрызгивать виноградным вином, не суррогатом, не дешёвой химической имитацией, а живым перебродившим соком виноградных ягод, то вкус у шашлыков получается божественным. В прямом смысле можно проглотить язык.
Янпан Сван, бывший следователь полиции на Ларане 5, а ныне старший следователь СБ Дайзен 2, не готовит, не жарит, а колдует над шашлыками. Толстые квадратные кусочки маринованного мяса насажены на длинные шампура вперемежку с колечками лука и кружочками помидоров. Причём самых настоящих живых помидоров и луковиц, которые ещё вчера росли на грядке и в теплице. Да и мангал колдовству под стать. Не железный ящик с рядами дырок у дна, а длинная печь с поддувалом из красных кирпичей. Даже более того!
Над мангалом построен большой навес и просторная беседка. Квадратные столбы из того же красного кирпича поддерживают деревянную крышу с красной черепицей. Над мангалом висит большая чёрная вытяжка. Серый дым затягивает в широкую чёрную трубу.
В левой части мангала шалашиком горят настоящие хвойные поленья с янтарными капельками смолы и светло-коричневой корой. Время от времени длинной закопчённой кочергой Сван выгребает большие красные угли и равномерно разгребает их по всей длине мангала. Из маленького распылителя Сван щедро сбрызгивает вином подрумяненные куски мяса. Белые капли мелким, мелким дождиком падают на раскалённые угли. Воздух под навесом и беседкой наполнен обалденными запахами жаренного мяса, дыма и вина.
Настроение лучше не бывает. Сван принялся энергично махать над мангалом большим деревянным веером. Рядом, на соседней лужайке за углом небольшого уютного домика, радостно визжат дети. Из-за спины доносится звон посуды. Готара и Ланта накрывают большой деревянный стол. Здесь даже стулья делают из настоящего дерева! Сван широко улыбнулся. Счастье, никогда ранее не веданное счастье наполняет от пяток до самой макушки. Да и что может быть приятней, чем в погожий осенний денёк, в законный выходной, жарить самый настоящий шашлык на самом настоящем огне, когда рядом неспешно беседуют любимые женщины, а за углом дома на игровой лужайке с качелями и песочницей визжат от восторга и радости дети.
Кто бы мог подумать? Сказка, глупая фантазия, и в самом деле обернулась реальностью. Свана до самого последнего момента терзали сомнения и страхи. До самого последнего момента казалось, что это всё розыгрыш, злая шутка.
Сомнения терзали его, когда в анабиозном центре Ямы тюремные медики укладывали его в анабиозную капсулу. Хвала Великому Создателю, в ледяном сне человек превращается в бесчувственный груз. Иначе девять месяцев волнений и тревог, а именно столько длился перелёт с Лараны 5 на Мирем, свели бы его с ума.
В анабиозном центре Доирана, небольшого городка на Миреме, Сван окончательно сорвался. Первое, что он сделал едва очухался от ледяного сна – вышел, вырвался на улицу. Ему пытались помешать, уложить обратно в мягкую постель, накачать успокоительными. Медицинские сёстры с визгом разбежались по углам, когда лечила в белом халате получил в пятак и стёк на пол. Охранник на выходе тут же заткнулся и послушно согнулся в три погибели, когда получил коленкой под дых. Зато Сван прорвался таки на улицу, наружу, на свежий воздух. В тонком больничном халатике до пят, босиком, с биркой на левом запястье он так и застыл с распахнутым ртом на крыльце анабиозного центра.
Чудо. Чудо. Самое настоящее чудо! Вместо груды камней, пластика и металла над головой и в самом деле развернулось бездонное небо. Правда не синее, а серое. Точнее, затянутое серыми тучами. В тот волшебный день была зима. Самая настоящая зима, когда при каждом выдохе изо рта вылетает пар как в большом холодильнике. Из серых тучек на просторную, невероятно просторную землю падал лёгкий, лёгкий, почти невесомый снег. Маленький уютный городок, широкая лента реки и большой пребольшой сосновый лес на том берегу покрылись белым, белым и очень холодным покрывалом. По левую руку, над самым горизонтом, висел огромный красный и красочный диск великолепной Геполы.
А воздух… Какой упоительный воздух впервые в жизни он вдохнул. Нет! Испил в тот день. Не мёртвый и тепловатый со вкусом железа и пластика, а живой, прохладный, с нотками хвои воздух благодатной метрополии.
Сам того не желая, Сван устроил в анабиозном центре Доирана грандиозный переполох. Не прошло и минуты, как следом за ним на крыльцо высыпала толпа врачей, медсестёр и посетителей. Вперёд выскочило двое полицейских в чёрной форме с шокерами наперевес. Рядом с крыльцом с противным визгом затормозила полицейская машина с мигалками. Никого и ничего Сван не видел и не замечал. Он так и стоял на холодном крыльце в тонком больничном халатике босиком на мёрзлых плитках. Стоял и смотрел на огромный преогромный мир благодатной метрополии у своих ног.
Шокер охранника мягко ткнулся в шею. Санитары погрузили бесчувственного Свана на носилки и унесли обратно в тепло и уют анабиозного центра. Ещё бы пара минут босиком на морозе и Сван точно свалился бы на неделю с жестокой простудой. Но обошлось. В тот великий день сказка и мечта стали реальностью.
Одно плохо, Сван осторожно и ловко перевернул шампур, сказка и мечта скоро закончатся, начнутся суровые будни. Меньше чем через два месяца на Дайзен 2 уйдёт Флот специального назначения. Начнётся последняя и самая решительная операция по подавлению бунта на Свалке.
Пока до рокового 6 ноября было больше года, совсем, совсем не думал об отлёте, во всю наслаждался жизнью на благодатной метрополии. Теперь с некоторых пор тяжёлые думы о неизбежной разлуке с семьёй всё чаще и чаще терзают душу. Что поделаешь: если бы Свалка не взбунтовалась, то Сван до сих пор жил бы вместе с семьёй в ужасных подземельях трижды проклятой Ямы. Какой же на самом деле отстой жаренное мясо в закусочной «Упитанный заяц». И как только много лет жрал и наслаждался той синтетической гадостью с кетчупом и гидропонным салатом. Бр-р-р. Рай нужно отработать.
– Папа! Папа!
Сван невольно дёрнулся, воспоминания о Яме развеялись, как дурной сон по утру. Сунир, самый младший пятилетний сын, дёргает за край тёплого свитера.
– Да, малыш? – Сван повернулся к сыну.
