– Сорока на хвосте принесла, – тут же отозвалась лисица, – ты что не знаешь, сорока на хвосте всегда приносит новость, а мы ее ждем!
– Не знаю, – удивилась мышь, шевеля ушами, – и в самом деле, не знаю. Мимо меня как-то прошло. Да и не видела я новости у нее на хвосте.
– Как так не видела? – удивленно и даже обрадованно как-то воскликнул заяц.
– Ну так, – отозвалась мышь, – летела, смотрела и не видела. Гадость у нее какая-то к хвосту прилипла, но на новость совсем не похожа.
– К-какая такая гадость? – расстроенно произнесла сорока.
– Белая, – уверенно сказала летучая мышь, задумалась и добавила, – и липкая.
– Какой кошмар! – воскликнула сорока и взлетела, шумно хлопая крыльями. – Я не перенесу этого позора!
– Я говорил, – пробормотал заяц, – я всегда это знал. Сороки новости на хвосте не носят. На спине, может быть, но на хвосте – точно нет.
– А я вот думаю, мышь не права, – медленно произнес медведь, задумчиво глядя вслед растворяющемуся в темноте силуэту сороки, – и это была новость.
– Новость-новость, – поддакнула лисица и облизнулась, глядя на мышь.
– Ага, – хмыкнул волк, поднимаясь, – верить не запретишь. Мышь, ты со мной?
– Я сама по себе! – пискнула летучая мышь.
Волк пожал плечами и удалился.
– И все-таки это была новость, – задумчиво проговорил медведь.
Милосердие
Была зима. Снежный наст хрустел под тяжелыми лапами. После оттепели сразу ударил мороз, и следы были не видны. Волку очень хотелось есть. Не ел он давно, и не то, чтобы умирал с голоду. Пожалуй, пару дней он еще продержался. Только ведь, согласитесь, если есть возможность что-нибудь слопать, лучше слопать, чем дожидаться, пока такой возможности не станет.
Волк остановился и понюхал снег. Пахло оленем. Вкусным, жирным, а даже если и невкусным и нежирным, но оленем, а значит, едой.
Волк трусцой побежал вперед, то и дело принюхиваясь. И вот он и в самом деле увидел оленя. Тот лежал на боку возле голого куста шиповника, дышал. Сразу было видно, что у оленя сломана задняя нога.
Волк был очень вежливым, и он уже никуда не торопился, а потому он подошел к оленю, сел рядом с ним, обернув хвостом лапы и произнес:
– Здравствуй, приятель.
Олень открыл глаза, вздрогнул, забился. Потом, хотя и с трудом, но смог перевернуться и лечь, опираясь на передние ноги.
– Пощади, – простонал олень.
– Зачем? – спросил волк.
Олень озадачился, но спустя пару минут смог придумать ответ.
– Я вожак, – сказал он гордо, – меня ждет мое стадо.
– И что? – поинтересовался волк.
– Скоро придет весна, и мы будем скакать по зеленой травке, вольные и прекрасные! – ответил олень, мечтательно закатив глаза. Теперь настала очередь волка озадачиваться.
– Красиво, конечно. Только я здесь причем? – спросил он, наконец.
– Я вожак, – повторил олень, – у меня много женщин. Я покрою их, и родится множество пятнистых грациозных оленят.
– И?
– Ты же волк! – рассердился олень. – Тебя должно интересовать пополнение нашей популяции!
Волк задумался и медленно проговорил:
– Ты предлагаешь мне съесть твоих детей?
– Природа жестока! – горячась, воскликнул олень, – Таково устройство мира!
Волк пожал плечами и признался:
– Я берегу своих волчат, и на устройство мира мне плевать.
– Но ты же так рационален, – настаивал олень, – и даже если, как ты высказался, тебе плевать на устройство мира, ты должен понимать, что еда тебе и твоим собратьям нужна. А отпустив меня сейчас, ты делаешь вклад в свое будущее и будущее своих детей.
Волк улыбнулся и ответил:
– Я понимаю. Пойми и ты. Допустим, я тебя отпущу, и ты как-то доковыляешь до своего стада, что уже сомнительно. Предположим даже, что твои соплеменники помогут тебе выжить, и кости у тебя на ноге срастутся. Но ты же останешься калекой. И твои женщины уйдут от тебя к молодым и здоровым. И уже от тех родятся грациозные пятнистые оленята. Не от тебя. А ты будешь никому не нужен. Станешь плестись поодаль, собирая подачки.
Олень опустил голову и простонал:
– Ты слишком жесток. Ну прояви же милосердие.
Волк поднялся на лапы, подошел к оленю и быстро перегрыз ему горло, потом облизнулся и проговорил:
– У нас разное понимание милосердия, дружок.
Непонимание
Когда волк был еще волчонком, однажды на болоте он увидел цаплю. Цапля была прекрасна. Волчонок сел на кочку, раскинув толстые неуклюжие лапы, и долго ею любовался – такой белой, такой стройной и такой изящной.
Цапля тоже любовалась собой. Она, поджав одну ногу, смотрела на свое отражение в воде, то приближаясь к нему так, что почти касалась воды клювом, то отдаляясь как можно дальше.
Рядом с цаплей издевательски квакали лягушки. Волчонок не понимал, о чем они квакали, он был еще глуп и неопытен.
Наконец, цапля заметила зрителя, чуть повернула к волчонку свою красивую голову и томно проговорила:
– Мир так ужасен.
Волчонок только вздохнул. Ведь цапля была так красива. Стало быть, она была умна и сказала сейчас умную вещь. Нет, в глубине души волчонок знал, что мир удивителен и справедлив, но сейчас в его большой лохматой голове зародилось сомнение.
