(И хорошо. А то бы расстроился: Елисеевский это, дорогой коллега, не Макдон тебе, там жвачка тебя разорила бы).
– Классный магазин.
– А по–английски вы что, не понимаете разве? Мы и по–английски передавали…
– Надо бы по–грузински, – пошутил Егорыч.
– Тут не слышно ни хрена, – пробурчал Малёха.
Малёха знает (по верхам) и по–возможности употребляет английский.
На родине, снизошедши к соотечественнику, пользует русский разговорный.
Но, чаще всего, по жизни помалкивает.
В тряпочку.
Тем более с пердунами и пьяницами, которых папа взял с собой (вот какого хера!?) в качестве попутчиков.
Курение травки, как применяемое единолично, из списка пороков им исключено, напрочь.
«Травка нужна композиторам для сёрфинга по волнам музыки», – убеждён Малёха на все сто.
Наш Малёха – сочинитель драм–энд–бэйса. Не зная малёхиного будущего наперёд, отнесёмся же к нему, как к композитору, благосклонно[37 - Все знают, как великих композиторов ругали современники: «Вздор», «животное мычание», «уродство», «низкопробная пачкотня», «плесень», «музыкальное гуано», «музыка для котов» и прочие эпитеты, которым и критики, и современники сопровождали премьеры ставших классическими сочинений Бетховена, Брамса, Листа, Чайковского и других известных композиторов.].
– Бибикают и мычат все. Как голодные, – нудит Малёха. Коров в обвинительной речи предусмотрительно опустил.
– Сами–то вы кто, догадываетесь?
– Извините, мы нечаянно, – сказал Малёха.
(– Ещё сказал бы, что мы больше так не будем, – ехидничал Егорыч… позже.)
– Не ссорьтесь. Вините самих себя.
– Мы виним.
– Дальше–то как намерены жить?
– Белорусы больше виноваты! – возмутился Егорыч.
Он за правду. Клинов показывал два заграничных паспорта, а они только один вернули, а он старый и просроченный… А его показывали для доверия… – что часто, мол, ездим. А нормальный паспорт они себе занык… оставили…
– Зачем вот нам… такие пассажи?
– Так–то оно так. Но не знаю, не знаю… – сказала переводчица, – у самих–то где голова?
Вопрос поставлен конкретно. На конкретный вопрос есть конкретный ответ: у большинства самих голова на месте. Виновна самая главная голова. Это замороченная черепушка Ксан Иваныча.
Замороченность его не снимается ни стиморолом, ни антипсихозной конфеткой, засовываемой по утрам в ротовую полость.
Он живёт под страхом гипотетических дорожно–процессуальных неожиданностей, которые, по его мнению, и согласно закону гнусности, должны периодически всплывать самым неминучим образом.
Жуть и ожидание беды раскорякой стоят поперёк генеральского мозга.
«Прилипший к зубу леденец не к добру», – старший Клинов любит подобные глупости. Он – этакий помпончик на шапочке, кружавчик на гульфике, корнишончик с подоконничка, этакий прелестник с тонкой и вспыльчивой архитектоникой. Соответствует професии. Не любит всякую власть. Каждый госслужащий для него мерзавец и потенциальный взяточник. Каждый милиционер – или карьерист, или тупой как пробка, или ни за что в морду норовит.
Перед каждым госшлагбаумом Клинов глотает таблетку – дополнительно к утрешней.
Бим с Егорычем против душевного Ксан Иваныча – черти полосатые, болванчики стоеросовые, поднятые Советами и опущенные Капиталом. Бороться за место под солнцем в новых условиях им в лом.
Крокадайл
«…Сквозную персону, ежели она застревает в исторической литературе, экскаватором не выскребешь: это не храм вам».
Г.Ф. Лавкрафт
В пятой редакции…
Мы точно не знаем, но, скорей всего, во время беготни Егорыча с Малёхой между границами… ну, по поводу выручки паспорта Ксан Иваныча из рук таможни… Ну, вы помните…
Короче говоря, примерно в NN часов NN минут по Гринвичу из багажника Reno Koleos выпало на свет божий зелёное туловище (How does the clock wind up inside the crocodile?[38 - Как часы попали внутрь крокодила? – пер. с англ.]) – в непромокаемой мантии с пупырышками. Ростку человеческого.
Оно имело три головы хомосапиесной породы… В капюшонах. А руки что твои грабли. Пальцы – сосисками, в перстнях. Два хома чихали, а сапиенс, что посерёдке, тёр глаза. Те, что чихали, матюкались. Притом с такой силой русской сапожной выдумки и актёрского мастерства, что свидетели смекнули: «Пранк! Лексус с Вованом! Разводят на бабло».
Так утверждала та часть свидетелей, из тех, что столпились на мосту с буквами D[39 - D – код Германии, RU – код России.] и RU на номерах. 002 D возвращались в пенаты. RU рвали когти из RU. Через Буг, само собой.
Но вот очная ставка, и:
Что вьи врьёте, – сказал усатый свидетель из Ladы Xray под номером 026 CD[40 - 026 – код Бурунди. CD – так в России кодируются автомобили зарегистрированные на посла или иное лицо в ранге главы дипломатического представительства.], что шла за Reno. Говорил он на чистом хуту[41 - Тутси и хуту – враждующие племена в Бурунди. Очень долгий конфликт между ними завершился в 2005 году.], – это бьил дьимок. Зильоный. Я, было, подумаль: «в багьяжнике пуук дамалискус лунатус[42 - Одно из полностью уничтоженных диких млекопитающих.]», упьякован пльохо. Excellent remedy, by the way, for gout, swine flu[43 - Отличное средство, между прочим, от подагры, свиного гриппа.– англ.]. Э–э… поньюхаль и… бъуд здорофф, Васьа….
Короче можете?
Можем: какой пожар, какие крокодайлы… вы чьо, господуа! На грануице? Там же мьиш не проскочит, мьуха не прольетит, знайем мы этьих друзьей мистера Медведьефа унд мистера Пъутина.
***
Но, вот что записал Ху Вань Цюй[44 - Следователь сингапурского отделения Интерпола, прикоманд. к польской–брестской таможне. Вероятно, автор Некто, не сильно заморачиваясь именами прототипов, принял за основу имя Цю Вэньхуэй. С 2008 по 2012 год именно этот товарищ из Сингапура возглавлял Генеральную ассамблею Интерпола.] со слов первого немецкого свидетеля A.S/G, который за рулём, и, понятно дело, grass uplifting не курил:
«Одна его голова – от какого–то малорусского писателя. Вроде бы.
Фамилию свидетель не помнит.
Если сравнивать со звёздами, из Америки, например, то слегка напоминает Джонни Деппа. Ну, если, конечно, волосы подчернить, намазать салом и спустить на плечи. Под капюшоном–то особо не разглядишь».
– А с носом что? Другие приметы помните?
«Нос как нос, похож на клюв».
