Появился лорд-камергер:
– Ваша милость, милорд Кларенс просит у вас аудиенции. Он говорит, это срочно.
– Еще бы! – мрачно произнес король. – Проводите его ко мне. Леди Бернерс, прошу вас, заберите принцесс в детскую.
Но тут вошел дядя Кларенс, с багровым от гнева лицом.
– Что дает вам право врываться в мой дом? – резко бросил он дяде Глостеру.
– Пойдемте, – сказала леди Бернерс и потянула Елизавету с Марией прочь, даже не попросив, чтобы они сделали реверансы перед королем.
Пока наставница торопливо уводила детей во дворец, за их спиной слышались сердитые крики. Отец, разумеется, победит в споре. Он же король, и никто не смеет перечить ему, хотя, судя по звукам, дядя Кларенс старался как мог.
Когда Елизавета в следующий раз увидела дядю Глостера на воцерковлении матери, тот подмигнул ей. После пира принцесса спросила короля, женится ли ее дядя на Анне Невилл.
– Непременно, Бесси, – сказал он ей. – Владения Уорика будут разделены между вашими дядями.
Неудивительно, что у дяди Кларенса был такой вид, словно он вот-вот взорвется!
Семья собралась на свадьбу под парящими в вышине сводами церкви Святого Стефана. Елизавета, Мария и Сесилия были в одинаковых бархатных платьях цвета зеленой травы, с лифами на шнуровке, черными бархатными рукавами и золотыми цепочками, волосы принцессам распустили, как подобало юным девушкам. Они стояли в первых рядах толпы благородных леди и лордов и чувствовали себя очень важными персонами, даже маленькая Сесилия старалась не вертеться во время долгой церемонии бракосочетания.
Елизавета радовалась, что у нее появится новая тетя. Анна Невилл была стройной и довольно красивой, с полными губами, большими глазами и каскадом рыжеватых волос. После того как дядя Кларенс пытался лишить брата невесты и наследства, дядя Глостер заслужил это счастье. Он и выглядел счастливым, улыбался Анне. Огорчало лишь то, что они уедут на север, где Анна владела прекрасными замками, которые, разумеется, теперь все будут принадлежать дяде Глостеру. Жаль будет расставаться с ними.
Ни дядя Кларенс, ни Изабель не показывались, они намеренно пропустили свадьбу и удалились в свои поместья на западе. Елизавета считала, что это глупо. Даже Сесилия поступила бы умнее!
В конце мая мать пришла в детскую и, печально улыбаясь, привлекла к себе детей.
– Бабушка Риверс ушла к нашему Небесному Отцу, – сказала она, и на ее глазах блеснули слезы.
– Она вернется? – едва слышно пролепетала Сесилия.
– Нет, моя милая. Но когда-нибудь мы воссоединимся во Христе и окажемся все вместе на небесах.
Сесилия глядела на нее с недоумением, но Елизавета давно уже поняла, в чем смысл смерти, и объяснила сестрам, что бабушка уснула и никогда не проснется. Дни проходили печально, отсутствие бабушки ощущалось все сильнее. Елизавета любила ее теплые объятия, занимательные сказки о рыцарских подвигах в стародавние времена и продуманные подарки. Но больше всего девочке не хватало исходившей от бабушки любви. Конечно, у них оставалась бабушка Йорк, но она была слишком горда и благонравна. Елизавета тяжело переносила утрату.
В сентябре ей позволили участвовать в торжествах, устроенных в Виндзоре в честь лорда Груутузе, который дал королю пристанище и оказал гостеприимство во время изгнания в Брюгге. Принцесса впервые увидела этого человека, когда отец привел его в покои королевы, где она играла в камешки и кегли с матерью и другими дамами.
– Какое приятное зрелище! – искренне восхитился отец, обращаясь к гостю, худому мужчине, одетому в блестящий алый хупеланд[9 - Хупеланд – долгополая или длиной до середины бедра верхняя одежда с расклешенными рукавами; от нее происходят современные судейская и академическая мантии.] и берет.
Тот вежливо улыбнулся и склонился, чтобы поцеловать руку королеве. Потом мужчины ушли поговорить наедине, а в покоях королевы был устроен пышный банкет, где подавали всевозможные конфеты, засахаренные фрукты и прочие сласти, о каких только могли мечтать дети. Елизавета стояла и жадно разглядывала угощения, глотая слюнки, пока дядя Риверс не оттащил ее от стола.
– Вам не следует ничего брать, пока еду не предложат нашему гостю, королю и королеве, – укоризненно произнес он, хотя в глазах у него горел лукавый огонек. – Пойдемте. Вы должны сидеть за королевским столом и вести себя наилучшим образом, моя маленькая леди принцесса.
Елизавета кротко кивнула. Он готова была сделать для дяди Риверса все.
Банкет продолжался долго, но Елизавета наслаждалась, поглощая изысканные сласти. Разговоры взрослых по большей части были ей непонятны, но она от души смеялась вместе со всеми и жадно слушала, как отец похваляется перед лордом Груутузе, описывая процесс создания в Англии двора в бургундском стиле и планы строительства новой церкви Святого Георгия в Виндзоре.
К концу вечера Елизавету стало слегка подташнивать. Ее внимание привлек соседний стол, за которым сидели флегматичный молодой герцог Бекингем и его покорная супруга Кэтрин, сестра королевы, очень красивая и гораздо моложе его. Ни для кого не было секретом отношение Бекингема к жене: он не любил ее и считал, что король принудил его жениться на женщине, уступавшей ему по статусу. Он почти не разговаривал с Кэтрин, но без умолку болтал с лордом Гастингсом и другими знатными господами за своим столом. Когда начались танцы, Бекингем пригласил Елизавету составить ему пару. Внезапно оживившись, принцесса ступила на пол, держась за его руку, и под одобрительными взглядами отца и матери станцевала басданс, ни разу не сбившись. По завершении танца Бекингем вежливо поклонился ей и проводил на место.
– Браво, Бесси! – воскликнул отец и сам повел ее по залу в круговом танце, к которому поспешили присоединиться все остальные.
Как же было весело!
Затем Елизавета и другие дамы последовали за королем с королевой, которые оказали своему гостю честь, лично проводив в отведенные ему покои. Жаль было уходить, когда дамам, и Елизавете в том числе, сказали, что пора оставить лорда Груутузе, так как он хочет принять ванну.
В ту ночь принцессе не спалось. Вечер выдался восхитительный, и ей хотелось перебирать в голове воспоминания о нем, чтобы сохранить их в памяти навсегда.
Приближалось Рождество, Елизавета с нетерпением ждала начала праздников. Они с Марией собирались разыграть в личных покоях королевы сцену появления на свет будущего Спасителя. Елизавете предстояло быть святым Иосифом, Марии выпала роль Девы, малышка Маргарет будет за младенца Иисуса, а Сесилия и Нэд, эти румяные, похожие на херувимов шаловливые дети, сыграют ангелов. Леди Бернерс помогла им с костюмами и научила петь рождественские гимны. Елизавета надеялась, что отец придет посмотреть.
– Можно я возьму Маргарет? – спросила она как-то раз на второй неделе декабря, когда они готовились к репетиции.
– Да, Бесси, – ответила леди Бернерс. – Если она еще спит, разбудите ее. Няне не понравится, если она будет куролесить полночи.
Елизавета радостно побежала в опочивальню, где находилась ее младшая сестра, и склонилась над позолоченной колыбелью. Маргарет еще спала, ее рыжая головка лежала на подушке вниз лицом. Елизавета откинула бархатное одеяльце, открыв маленькое спеленутое тельце. Маргарет не пошевелилась. Тогда Елизавета осторожно перевернула ее на спину. Губы малышки посинели, а лицо имело серый оттенок.
Что-то было не так. Елизавета выбежала в соседнюю комнату:
– Леди Бернерс, идите взгляните на Маргарет. Кажется, она заболела.
Воспитательница быстро подошла к колыбели и бросила на малышку один только взгляд.
– Нет! – воскликнула она и перекрестилась. Потом взяла на руки неподвижного ребенка, села и положила девочку к себе на колени, снова и снова растирая ей спинку. – Мистресс Уэллес, приведите королеву! – крикнула она няне принцессы. – Быстро! А вы, дети, прочь!
Елизавета выгнала брата и сестер в детскую. Сердце у нее стучало так быстро, что она с трудом успевала дышать. Девочка опустилась на пол среди груды бутафории и костюмов, пытаясь сдержать слезы, а Нэд и сестры с любопытством глядели на нее. Но сейчас придет мама. Она все исправит.
Мать появилась через пару минут и влетела в спальню. Потом Елизавета услышала ее отчаянный вопль:
– Господи помилуй, только не Маргарет!
Елизавета и Мария стояли рядом со своими плачущими родителями и смотрели, как маленький гроб опускают под алтарные плиты церкви Святого Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве. Отец обнял одной рукой мать, которая будто оледенела – бледная, исхудавшая, в черном платье и траурном вимпле[10 - Вимпл – западноевропейский женский головной убор, состоящий из двух платков и закрывающий волосы, шею и грудь; часто вимпл носили вдовы и монахини.].
Елизавета без конца лила слезы с тех пор, как у них забрали Маргарет. Она все спрашивала, почему ее сестра умерла, но никто не знал. Малышка ничем не болела и за два часа до смерти сосала молоко.
– Даже врачи не могут этого объяснить, – сказала леди Бернерс, утирая глаза платком.
Рождество наступило и прошло, как планировалось, но радость была омрачена трагедией. Как могла Елизавета наслаждаться праздниками, когда ее отец и мать такие печальные? Детям уже не хотелось разыгрывать сцену Рождества, и никакие подарки, украшения, игры и праздничная еда не могли возместить им потерю. У Елизаветы перед глазами стояло маленькое посеревшее личико сестры, и ей от всего сердца хотелось снова, еще хотя бы один разок, подержать на руках Маргарет. Но желание это оставалось бесплодным. Какой от него прок?
В феврале 1473 года от Рождества Христова Елизавету и Марию отвели к маленькой алтарной гробнице из серого мрамора, которая находилась перед часовней Святого Эдуарда в Вестминстерском аббатстве. На ней лежала сияющая новизной медная доска, на которой Маргарет была изображена подростком.
– Что там сказано? – спросила Мария, указывая на надпись.
Отец прочел вслух:
– «Благородство и красота, изящество и нежная юность скрыты здесь, в этом ковчеге смерти». – Голос его сорвался. – Дети – бесценные сокровища. Потерять хотя бы одного ужасно.
– В сравнении с некоторыми другими семьями нам повезло, – сказала мать, – но боль все равно невыносима. Когда смерть забирает дитя, которое вы любили, растили и защищали, – это вызывает такое чувство беспомощности…
Вся в слезах, она опустилась на колени перед гробницей. Через некоторое время отец поднял ее, аббат Миллинг отслужил мессу. Елизавета сложила руки, закрыла глаза и молилась о душе Маргарет. Конечно, ее сестренка не будет долго страдать в чистилище. Она еще не успела напроказничать, благослови ее Бог.
