Никогда не связывайтесь с животными. О жизни ветеринара

Gareth Steel

Never Work With Animals

© 2022 by Gareth Steel

© Оформление, перевод на русский язык. ООО «Издательство АСТ», 2023

Эта книга посвящается скромным защитникам благополучия животных – ветеринарным медсестрам

Предисловие

Во-первых, предостережение. Я работаю сертифицированным ветеринарным врачом вот уже почти 20 лет и очень сильно люблю свою работу. В этом деле много сложностей, и оно требует от вас смирения. Неоднократно я сталкивался с тем, что в обществе бытует не совсем верное представление о работе ветеринаров, и в этой книге я пытаюсь устранить данное недопонимание. Я старался писать непредвзято, насколько это возможно, чем, вероятно, вызову критику. Некоторые эпизоды в этой книге могут вызвать удивление, и я не рекомендую ее совсем юному читателю. Общая концепция состоит в том, чтобы проинформировать и заставить задуматься. К сожалению, это также значит, что придется поднимать трудные, неудобные и даже мучительные вопросы. В моей книге есть место и возвышенному, и низменному; я хотел отразить реальность такой, какой она предстает перед ветеринарными врачами, фельдшерами и другим ветперсоналом, который заботится о животных.

Во-вторых, объяснение. Эта книга – продукт коммуникации, или же, если точнее, ее нехватки. На ТВ полно сериалов про животных, документальных фильмов, в которых освещаются развлекательные стороны, экстремальные грани и далекие рубежи ветеринарной медицины. Нам всем также необычайно повезло с превосходным и захватывающим сериалом «О всех созданиях – больших и малых». Изначально это была серия книжек, впоследствии ее адаптировали для ТВ в виде многосерийного цикла, и эти истории молодого ветврача вдохновили многих на выбор ветеринарии в качестве карьеры. Существуют сериалы о ветеринарах, работающих с дикими животными, документальные фильмы об акулах, и даже есть целая программа под названием Penguin A&E («Скорая помощь для пингвинов»). Уж не знаю, как выглядит отделение экстренной медицинской помощи для пингвинов, но звучит как-то неприбыльно в качестве бизнес-идеи. И почти всегда, за редким исключением, за ветобслуживание никому не предъявляют счет. На мой взгляд, многим из таких передач недостает реализма. И я это говорю не для умаления достоинств таких шоу; напротив, у них прекрасные возвышенные цели. Однако не будем забывать, что их основная задача в рамках телевизионного шоу – развлекать. Точно донести чьи-то мысли и чувства через экран телевизора бывает крайне сложно. Особенно когда эти мысли и чувства сложны и неоднозначны.

Недавно прочел в одном журнале для ветеринаров, что почти ни в одной другой профессии не отмечается настолько высокий процент студентов, романтизирующих свою будущую работу. Своей книгой я хотел бы восполнить этот информационный пробел. И одновременно хочу прокатить вас на читательских американских горках, где нас ждут приключения, удачи и неудачи; очень надеюсь, что с развитием сюжета вы не заскучаете.

Эта книга предназначена для всех, кто любит животных, особенно для тех, кто хочет стать ветеринаром, и, конечно же, для владельцев животных, тех, кто хочет знать, о чем же на самом деле думает их ветврач, а также для тех, кто интересуется наукой, для моих коллег-профессионалов, от лица которых я пытаюсь выступать здесь, пусть и небезупречно. Если кому-то покажется, что они узнали в моих рассказах себя или свою клинику, то они ошибаются. Это не про меня, не про вас, меня там не было, и, пожалуйста, не трудитесь звонить и проверять.

В-третьих, отказ от ответственности. Если бы в моем ветеринарном институте проводилось голосование на звание «Самый неподходящий кандидат на авторство книги о ветеринарной медицине», сдается мне, что я бы победил с большим отрывом. Я не самый лучший ветврач в мире, да и часто бывает так, что в одном кабинете со мной работают врачи получше меня. Я не самый лучший специалист, хотя и работал в клиниках экстренной ветпомощи. Также работал в разных уголках Соединенного Королевства, в разных клиниках и с самыми разнообразными одомашненными видами животных. Приходилось мне работать и с созданиями, которых трудно назвать домашними питомцами. В книге я не описываю работу, с которой можно брать пример, также не используйте ее как справочник по ветеринарии. Я оставил в тексте как свои допущенные ошибки в ветеринарии, так и отжившие протоколы лечения, которые больше уже не применяются. Я специально не стал давать ссылки на научные работы или статьи. Ветеринарная медицина и наука в целом постоянно эволюционируют, и то, что считается верным на данный момент, может перестать быть таковым в будущем. Мое собственное мнение также меняется с появлением новых данных. А особо любознательным я рекомендую поискать другие источники информации.

Я не хочу приукрашивать нашу профессию. Скорее, я хочу, чтобы вы почитали как можно более честный рассказ. Ветврачи всегда пользовались общественным доверием на зависть другим специалистам. Надеюсь, что это доверие возрастет еще больше, когда люди узнают и о трудностях, с которыми сталкиваются ветврачи в своей работе.

Из этих соображений я решил не называть реальные имена как людей, так и животных, за исключением своей собственной персоны. Все места действий намеренно приблизительны, названия клиник опущены, а конфиденциальность пациентов соблюдена. Хозяева домашних питомцев, владельцы животных, фермеры, любители живности и просто все интересующиеся, я хочу дать вам возможность заглянуть в жизнь и мысли ваших ветеринарных консультантов. Возможно, это увеличит вашу к ним эмпатию, а возможно, вы захотите сменить своего ветврача. В любом случае, если ваши поступки будут продиктованы размышлениями, вызванными этой книгой, я буду рад, что этому поспособствовал.

Если Королевский колледж ветеринарных хирургов (MRCVS) посчитает, что какой-либо параграф из этой книги может служить основанием для отзыва моей лицензии, то знайте: я склонен к преувеличениям и патологическому вранью, так что тот кусок текста, вполне вероятно, не является правдой. Хотя так оно и было.

Научные положения

Не будь чересчур уверен.

Всегда учитывай, что есть вероятность твоей неправоты.

Из каких предпосылок ты исходишь?

Чего тебе данные НЕ говорят?

Не принимай отсутствие доказательств за доказательство отсутствия.

Глава 1. Упертый, как бык

За пять лет учебы в университете я показал себя довольно посредственным студентом-ветеринаром. Винить в этом кроме самого себя было некого, однако я как-то умудрился получить свое первое рабочее место в ветклинике на шесть врачей в Северной Ирландии. Моя семья расщедрилась и отдала мне в личное пользование наш старый семейный драндулет, чтобы я мог разъезжать по живописной сельской местности и оказывать ветеринарную помощь. Заряженный энтузиазмом и знаниями, я, свежеиспеченный выпускник, был полон решимости спасти себя и всех своих пациентов от всяческих катастроф. Как и все выпускники, только что устроившиеся на первую работу, я был полон как уверенности, так и сомнений в собственных способностях. Соотношение первого ко второму менялось ежеминутно. И, будучи в таком зыбком положении, я оказался на ферме где-то в самом отдаленном углу королевства с заданием пристрелить быка. Можете себе представить, как я себя чувствовал, ведь до этого своим истинным призванием я считал спасение мохнатых зверьков и милых заек. Однако в ветеринарной медицине встречаются такие мрачные закоулки, куда даже Бэтмену не захочется влезать. Мой начальник был человеком беззастенчивым, без выкрутасов, а понятие «наставничество» не вписывалось в его картину мира, да и слова такого он, скорее всего, не знал. В его защиту могу сказать, что я и сам довольно плохо понимал, когда надо просить помощи и совета у старших, да и дел в нашей конторе было по горло, так что не до психологических тренингов и обучения.

Случилось так, что молодой самец крупного рогатого скота, как говорят профессионалы, а по-простому бычок, сломал себе ногу. Из-за размеров и веса животного, а также по причине технических и финансовых ограничений у его хозяина о лечении ноги и речи не шло. Бычка все еще можно было пустить в пищевую цепь, и он мог пойти на бургеры, но транспортировать его до скотобойни с поломанной ногой было невозможно по причинам, продиктованным соблюдением стандартов благополучия животных. По сути, у нас оставался только один вариант. Нам надо было его пристрелить, выпустить из него кровь, и только потом фермер мог отвезти его на мясокомбинат.

И тут на сцене появляется человек с ружьем. Скажем так: все, что я знал про огнестрельное оружие на тот момент, было почерпнуто из фильмов про войну и одного-единственного случая, когда меня учили стрелять в полярного медведя из винтовки. А теперь я был вооружен лишь револьвером 32-го калибра одиночного действия да мрачной решимостью. Стоит также отметить несколько отягчающих ситуацию факторов. Бык обезумел от боли, он метался по полю с пеной у рта, его сломанная конечность вяло болталась сбоку и, по всей видимости, вызывала дополнительную ярость у животного. Фермер был напуган до смерти, а я некстати приехал на место в обществе девушки, с которой был знаком еще со времен учебы в ветколледже. Мы хотели с ней посидеть в баре и выпить до этого происшествия, но тут поступил срочный вызов, и она решилась поехать со мной за компанию для производственной практики. Она была на курс младше, и, признаюсь, я проявлял к ней плохо скрываемый интерес.

Просто подойти близко к «пациенту» уже было сродни походу на войну. Определенно, у меня было ощущение, что это своеобразная проверка на слабо. План был таков: я выдвигаюсь в поле на экскаваторе JCB, занимаю позицию для близкого огневого контакта с быком, оставаясь под прикрытием железного корпуса экскаватора. Вроде неплохое начало. Затем я высаживаюсь из машины и быстро разделываюсь с быком, причем делаю это максимально мужественно, а потом триумфально возвращаюсь, предположительно испуская во все стороны феромоны, которые безотказно действуют на студенток ветеринарного колледжа.

К сожалению, у моего противника планы были несколько иными. Когда я вылез из экскаватора и стал приближаться к быку, то он замер на месте и невозмутимо смотрел на меня – вроде все хорошо. Но как только, по его оценкам, я отошел на достаточное расстояние от своего желтого безопасного укрытия с пугающим ковшом, он тут же рванул ко мне. И я вдруг осознаю, что бегу во всю прыть, на которую способен человек в резиновых негнущихся сапогах, по направлению к своей уже-не-будущей девушке и ору: «черт, черт, черт, че-е-ерт!»

Я повторил эту незатейливую вылазку несколько раз. Безуспешно. Тогда у меня возник другой план. Что если разложить на поле какие-нибудь коровьи вкусняшки, дождаться, когда бык начнет их жевать, а я тут-то я и выстрелю ему в голову? Что же, попробовал действовать по этому плану. Бычок с подозрением подошел к сену, наклонил голову под таким удобнейшим углом, что пуля 32-го калибра сама просилась в цель, и начал неохотно есть. Я находился на некотором отдалении и понял, что если хочу попасть ему прямо в голову, то надо подойти поближе, хотя бы на расстояние пяти метров, иначе промажу. Я осторожно стал приближаться, бык следил за мной одним глазом. Я прицеливался так, как это делают все американские копы в детективных сериалах, стараясь сфокусировать свой взгляд на цели и взять быка на мушку.

Бац! – выстрелил я.

– Му-у-у? – Бычок поднял голову в недоумении: что это за странный звук он услышал? Сперва мне показалось, что я промазал, но потом увидел, как у быка из носа потекла струйка крови. Однако бычок не обратил на это внимания, опять наклонил голову и стал, ничуть не сомневаясь, жевать дальше…

Бац!

– Му-у-у?

Бац!

– Му-у-у?

Бац!

– Му-у-у?!

К этому моменту все шансы произвести впечатление на девушку в экскаваторе улетучились, а вот фермер пришел в еще больший ужас. Ему было неясно, кто будет представлять большую опасность, если теперь выйти из кабины экскаватора, – бык или моя некомпетентность.

У быка из носа кровь уже хлестала, но по его внешнему виду можно было сказать, что откидывать копыта он не собирается, по крайней мере в ближайшее время. Выходило так, что для достижения цели мне надо было приставить револьвер к бычьей голове и выстрелить. Для другого сценария этот пистолетик не годился. Переходим к плану С. Ничего не поделаешь – мне нужно было подойти вплотную к быку. С душевным и телесным трепетом и все еще лелея надежду на поцелуй в щеку (от девушки, разумеется), я стал подкрадываться к быку. Он смотрел на меня, не отрываясь, и продолжал жевать свое сено, но тут до него дошло, что у меня серьезные намерения и я не перестану к нему подкрадываться, – он взрыл землю копытами и ринулся на меня. Я на ходу резко развернулся на 180 градусов и рванул к экскаватору. Мне удалось добежать до укрытия, но бык преследовал меня по пятам. У меня не было ни малейшего шанса успеть забраться в кабину так быстро, чтобы тот не подцепил меня на рога, а потому я был вынужден снова изменить траекторию и забежать за машину – бык не отставал. Он был резв, но я резвее, особенно на поворотах. Началась почти комедийная погоня: бык бегал за мной вокруг экскаватора, в котором сидели озадаченный фермер и не на шутку перепуганная студентка – оба беспомощно наблюдали за нашей бешеной гонкой.

Даже в этом жалком состоянии я сообразил, что так долго продолжаться не может: в конце концов кто-то из нас двоих устанет, и, скорее всего, это буду я. Вот тогда бык меня настигнет, затопчет, раздавит насмерть, так что прощай, мой мизерный гонорар, платить-то будет уже некому. Эта печальная мысль придала мне скорости, я забежал за заднее колесо и остановился. Бык тоже прибежал за заднее колесо, но я инстинктивно дернул рукой и выстрелил. Он тут же рухнул к моим ногам… Ну хорошо, более-менее у моих ног.

– Му-у-у?!

Это был достойный противник, и я с некоторой печалью приковал его цепью к ковшу экскаватора, который фермер потом поднял, и я перерезал скальпелем сонную артерию – бычья кровь полилась из безжизненной обессиленной туши на пашню. Дело было сделано, теперь я мог уходить.

Около машины между мной и моей спутницей возникла некоторая неловкость. Девушка старалась держаться невозмутимо, хотя мне, без сомнений, не удалось создать благоприятную учебную среду, к которой стремятся университеты. В том смысле, что извлеченный в тот день урок можно описать как «иногда реально влипаешь в дерьмо».

Мы привели себя в порядок, сложили вещи в машину и приготовились ехать на следующий вызов, на который уже весьма серьезно опаздывали. Когда я выехал на главную дорогу, то до меня дошло, что я вообще не помню, куда положил револьвер. Я съехал на обочину и остановился под предлогом, что «мне нужно кое-что проверить». Открыл багажник, судорожно посмотрел там, потом залез под заднее сиденье, где в маленькой пластиковой коробке обычно храню револьвер, – в коробке было пусто, и на заднем сиденье тоже ничего не было. Мне бы очень хотелось верить, что выглядел я при этом беспечно и невозмутимо, однако это было не так. Когда я взглянул на переднюю часть машины, то, наконец, заметил, что револьвер спокойно лежит себе снаружи, на капоте у лобового стекла, застряв между дворниками. Я проехал 20 миль по главной трассе с пистолетом на лобовом стекле – и не замечал его прямо перед своим носом.

Я переложил револьвер в потертую пластиковую коробку, запрятал под заднее сиденье в самое надежное место, где, конечно же, ни один вор его не найдет, даже если захочет, и тронулся в путь навстречу новому клиенту.

Такой была жизнь у юного ветеринара общей практики.

Должен признать, что иногда я сам усложнял себе работу больше, чем надо. В нашей практике было четыре молодых ветврача, и каждый был грешен в этом в разной степени. Каждый раз, выезжая на вызов, я чувствовал давление, что надо решить проблему. У меня не было опыта и не хватало уверенности, чтобы понять, когда стоит признать, что у меня что-то не получается, и попросить о помощи.

В реальности же надо было поступить так: позвонить в полицию, описать ситуацию и объяснить, какую опасность представляет животное. Они бы тогда выслали стрелка с подходящим оружием. Понятно, что была бы задержка по времени, но такое решение, определенно, было бы самым безопасным. А мне тогда это даже не пришло в голову. Я просто поехал на вызов, полный решимости, упрямства и упертости, как у того быка. Может, в колледже нас и накачивали знаниями, но ума от этого так и не прибавилось.

Надо сказать, что нас предупреждали. Весной, в самом начале сезона окота и отела, наш начальник дал небольшое, но емкое напутствие: «Короче, будет трудно, иногда будете пахать весь день, всю ночь, а потом продолжите вкалывать и на следующий день. Вы выдохнетесь и перестанете соображать, так что я не удивлюсь, если кто из вас либо отымеет, либо грохнет другого».

И он был во многом прав. Мы работали посменно, по двое из пяти. То есть каждую неделю у каждого из нас выпадало ночное дежурство, когда ты стоял первым на вызов. Звонки с рабочего телефона переводились на наши мобильные, и любой экстренный вызов был твоим во время дежурства. Вдобавок на вторую ночь тебя ставили вторым на вызов. И если первый ветврач был слишком занят или находился слишком далеко от места вызова, тогда второй должен был прийти ему на помощь. Точно так же мы работали и на выходных. В первый выходной день ты был первым на вызов, а на второй выходной тебя ставили вторым на вызов.

Нам также полагалось полсуток отгула в неделю. На бумаге.

Те из вас, кто дружит с математикой, уже, наверное, смекнули, что мы работали больше положенных заботливым Евросоюзом рабочих часов в неделю. Если хочешь сохранить работу, то вкалываешь столько, сколько надо, если нет, то тебя никто не держит. Возражения или упоминания о нормативах трудовой деятельности встречались дружным хохотом. Невозможно работать сельским ветеринаром и при этом оставаться в рамках 40-часовой рабочей недели. Фактически эти 40 часов полностью отрабатывались уже к среде, а затем вы начинали еще один 60-часовой забег. Однажды я сел и посчитал. Если перевести в почасовую оплату, то я едва получал самую минималку за час работы. К тому же за все время, что я там работал, мне не довелось ни поиметь, ни грохнуть хоть кого-нибудь (не считая быка).

Но ведь это было мое призвание! Я же занимался любимым делом, делом всей своей жизни!

Эх, ладно, на деле все было немного по-другому. В том смысле, что обычный рабочий день у меня проходил так. Я жил в квартирке над самой ветклиникой и потому приходил на работу с опозданием в несколько минут. Мне вполне хватило бы 15 минут, чтобы проснуться, собраться и прийти на место вовремя. Но мне всегда надо было выпить вторую чашку чая, одной было мало. В офисе я брал папку с надписью «ТБ». ТБ, или туберкулез у коров, – это бедствие всего королевства. Его вызывает микроорганизм, который и по сей день довольно трудно выявить, и он способен жить в организме своих жертв годами, прежде чем появятся очевидные симптомы. Он также может поражать людей, а потому животным нужно делать пробы. В моей ТБ-папке находился список ферм, куда мне надо было отправиться с визитом, чтобы искоренить ТБ. План был простой: ежегодно проверять весь крупный рогатый скот на ТБ. Если результаты проб негативные, тогда: «Йуху!» Если же нет… Ну тогда плохи дела. Очень плохи, особенно если вы та самая корова, у которой обнаружен туберкулез.

Ну, «проба на ТБ» звучит довольно научно и по-научному стерильно. В реальности же все было очень далеко от науки. По идее с каждой коровой проделывают следующее.

1. У коровы на шее выстригают два небольших участка размером 2×5 см каждый в 15 см друг от друга.

2. Замеряют и записывают толщину кожной складки на обоих участках, при этом используют небольшой старинный медный инструмент кутиметр (что-то типа мерной вилки, которую могут использовать топ-модели для измерения толщины подкожного жира у себя на теле).

3. В верхний участок вводят подкожно инъекцию с птичьим туберкулином.

4. В нижний участок вводят подкожно инъекцию бычьего туберкулина.

5. На четвертый день (день, когда поставили туберкулиновую пробу, считается первым) производят замер кожной складки на двух участках и сравнивают с первыми показателями.

6. Если толщина кожной складки нижнего участка (с бычьим туберкулином) сильно увеличилась по сравнению с верхним, то: «По-че-му?!»

Прошу не забывать, что такую аллергическую пробу необходимо поставить на каждом животном в стаде. При этом некоторые из них сильно против тестов и открыто выражают свое недовольство. Они даже могут лягнуть ближнего своего (часто это ветврач) в причинное место. Вам придется проверить в среднем от 4 до 400 коров в зависимости от величины поголовья на каждой отдельной ферме, а на помощь вам обычно могут прийти от одной до трех пар рук в зависимости от желания и готовности работников этих самых ферм. У многих дела идут ни шатко ни валко, фермы у них маленькие и часто захудалые. Вполне привычна ситуация, когда ветврачу предлагалось сперва самому догнать животное, прижать его к забору и только потом поставить на нем пробу. Обычным делом было также увидеть, что животное давно томится в маленьком загоне и уже дошло до такого осатанения, что определить его инфекционный статус было сродни акту экзорцизма.

И уж вовсе было привычным делом, когда ветврачей обвиняли в том, что «эту заразу вы сами и разносите».

– В смысле?

– Это вы заразили коров туберкулезом!

– В смысле?

– Черт бы вас побрал с вашим кутиметром, ходите, тыкаете и заражаете!

– Ну вообще-то, знаете ли…

– И не надо мне говорить «вообще-то, знаете ли»!

– В смысле?

До того как состоялся этот диалог, я смотрел, вслед корове, которая отошла от нас с фермером метров на 100 и завернула за угол сарая, а на шее у нее была припухлость величиной с дыню. То есть я показательно для фермера сделал замер, и учитывая, что увеличение толщины кожной складки даже на 5 мм свидетельствует о наличии болезни, никакие новейшие штангенциркули и прочие измерительные приборы не могут отрицать очевидного, а именно наличие в организме коровы туберкулеза. Если на нижнем участке кожная складка хоть чуть-чуть увеличилась, то корова сразу переходит в разряд «есть реакция».

Мы теперь стояли с фермером лицом к лицу. Честно, я уже подумывал, что если предстоит драться, то нужно бить первым. Его не очень обрадовал результат аллергической пробы. Будет справедливым также сказать, что он был не из самых приятных личностей в округе. Если он меня треснет и я упаду, то мне придется туго, ведь на подмогу мне никто не поспешит. Я плохо представлял себе, на что он способен, если возьмет верх в драке. Еще свежи были новости об одном фермере, который повалил женщину-ветеринара с ног и пытался утопить ее в пруду. К счастью для меня, несмотря на сжатые кулаки, изрыгаемые ругательства и брызжущую в лицо слюну, фермер, выпустив таким образом пар, сдулся и сдался.

Я его понимал или, по крайней мере, думал, что понимал. Если в стаде обнаруживают туберкулез, то фермеру придется забить весь скот. А ведь некоторые фермеры всю жизнь посвятили, чтобы вырастить свое стадо. Временами взрослые мужики сильно расстраивались, когда узнавали, что их любимая корова, которой они еще подростками помогали телиться посреди ночи, приговорена к смерти таким диагнозом.

И это был не просто убой скота. Фермеры получали запрет на продажу-покупку животных на долгие месяцы. Потом они должны были пройти неоднократные тесты, к ним приезжали с многочисленными проверками, даже если их скот был отмечен как «неявная реакция». Все равно их будущее было под угрозой. Некоторые не выдерживали и кончали жизнь самоубийством.

Тем временем заповедники дикой природы вообще не принимались в расчет. Непромысловые животные, такие как олени и, уж конечно, не в последнюю очередь барсуки, могли спокойно являться переносчиками и распространителями этой болезни. Однако за ними никто не гонялся со шприцем и не ставил им пробы. К тому же общество сильно возражало против уничтожения барсуков. Понятно, что никто не хочет убивать животных без особой на то нужды. И конечно, этого не хочет простой ветврач или фермер. Но я считаю, что будет справедливым указать, что если в национальной ветеринарно-санитарной стратегии по профилактике эпизоотий есть огромные дыры, через которые может пройти незамеченным целое стадо слонов, то у нас определенно будут проблемы. Наука должна быть независима от политики. Ответы на сложные вопросы редко бывают простыми, и еще реже бывает, когда они становятся популярными.