– Через несколько дней переедешь ко мне?
Я выпучила на него глаза. По-моему, на лице все было написано, но он не отреагировал так, как хотелось.
– Нет! Ты меня не замуж пригласил, поэтому жить я буду у себя дома.
Он, видимо, не ожидал такого резкого отказа и недоуменно добавил:
– Но иногда тебе придется поздно возвращаться. Это неудобно.
– Неудобно, когда ширинка расстегнута, а у меня все будет в поряде. Главное, соблюдай первое условие, и все.
– Надеюсь, ты не будешь напоминать мне об условиях нашего с тобой союза так часто, как в последние полчаса?
– Если ты не будешь питать иллюзий о «нашем союзе»,– подчеркнула язвительной интонацией.– Все строго по накладной.
Он нахмурил брови и сузил глаза, что стал похож на татаро-монгола.
– Расслабься, шучу. Я еще не привыкла,– с улыбкой помахала ладошками перед его носом и пробормотала уже себе под нос:– Да и ты еще натерпишься…
– Что?– не расслышал он последнюю фразу. Или расслышал, да хотел сказать свое «веское» мужское слово.
– Побереги уши,– усмехнулась и оглянулась на Ярослава.
А потом мы на какую-то долю минуты, не отрываясь, смотрели друг на друга, и между нами сквозило напряжение. Я это четко почувствовала, потому что на мгновение даже перестали дышать. Не знаю, о чем думал он, но я впервые задумалась о том, что игры с острым языком скоро станут неактуальны, и то, что будет потом, потребует серьезного отношения, а следовательно, и серьезных перемен в поведении. Что-то подсказывало, что кому-то из нас придется поступиться своими принципами и правилами, и на девяносто девять и девять десятых – это буду не я.
А сможет ли он?
Он молча отвернулся. Знал, бедняга, что ему со мной не потягаться.
Так мы доехали до моих ворот. Корзина с виноградом опустела. Замечательный был повод заткнуть рот и не наговорить еще что-нибудь бредового. Хватит с меня и с него на сегодня.
Ярослав заглушил двигатель и вышел из машины.
Ох! Он еще временами оказывался и весьма галантным мужчиной. Только поклон забыл отвесить да лбом о порог ударить.
Он открыл дверцу, но не отошел назад, чтобы я вышла, а всем телом заслонил мне выход, закинул руки на крышу машины и, наклонив голову в салон, сказал:
– Завтра я приглашаю тебя на ужин. К себе.
Не успела ответить, как он тут же опередил меня, вероятно, чтобы исключить все неудовлетворительные варианты ответа.
– Надеюсь, принятое мной условие – не принуждать и уважать – не означает, что ты будешь отказывать мне с периодичностью один к одному?
Я поубавила газ и решительно сменила тактику. Пусть знает, что со мной всякое будущее – темное, а дорога зыбкая.
– А почему ты думал, что я откажусь от ужина в компании такого джентльмена, как ты? Тем более, уверена, ужин будет – пальчики оближешь. Верно?
– Даже не сомневайся…
Клянусь, он ожидал другой реакции, но его губы расплылись в довольной улыбке.
– Я буду очень ждать этого вечера.
Неуловимые нотки намека на интим слегка напрягли. Однако я смело ткнула корзиной ему в грудь и освободила проход.
– Во сколько мне быть готовой?
– В семь.
– В шесть. Я рано ложусь спать.
Полное вранье, но последнее слово всегда должно было оставаться за мной. Так было всегда. Так будет и впредь!
Денек был так себе. Единственное, что взбодрило, так это злорадство по поводу удавшегося рисунка граффити на белом доме Алушты.
А вот вечер удался: мы с мамой здорово отметили день рождения татарской балалайки. Это у нас с мамой такой прикол. Когда настроение ни к черту, мы выпивали своего фирменного и пели в караоке русские народные на татарском. Ну, это когда слова русские, а изо рта вылетают кырдым-мырдым смешные до коликов в боку. На наш праздник иногда захаживали тетка Глаша и ее двоюродная сестра, тоже наша подружайка.
Ну, мое-то настроение – ясное дело, а у мамы расстройство случилось, когда после посещения базара она обнаружила, что потеряла кошель с двумя сотнями. И как бы я ее ни утешала, она очень сокрушалась по поводу своей возрастной рассеянности. А мне было и смешно, и грешно: у меня в банке был целый миллион, который ежемесячно должен был приносить проценты в размере половины пенсий мамы. А на это можно было как-то жить.
А-а, черт, совсем забыла, чего мне это будет стоить!
Но спать за деньги с симпатягой ресторатором пока не так задевало самолюбие, как то, что теперь вырисовывалась какая-то зависимость от него.
А еще ужасно казнила себя за то, что сбежала тогда из торгового центра, когда Кирилл хотел что-то сказать.
Что же он хотел сказать? Может, о том, что хотел увезти меня на край света, где нет ни мам, ни пап, ни сестер, а только аборигены, не говорящие на русском? А может, просто: «Я тебя люблю, вернись ко мне?»
К сожалению, это была утопия. Он никогда не оставил бы свой пост, свое положение. Он слишком нуждался в этом сообществе, где все его члены подпитывали чувство собственной значимости. А кем бы он был без своего положения?
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
