– Потому что никто не знает, увидитесь ли вы снова…– вздохнула Ума.
****
На землю спустились сумерки. Но Умила была ночной птицей. Мудрой совой, не ранним жаворонком. И в своих ночных бдениях она не жалела дорогих восковых свечей и своего сына, которого часто задерживала у себя допоздна, полагая, что вечерние беседы – самое лучшее для него.
– Тебе известно, что Изборск теперь наш? – неожиданно задалась вопросом Умила.
– О боги, матушка, новость стара, – Синеус потянулся и зевнул: его весь день клонило в сон. Он еле дотянул до вечера. И вот теперь вынужден поддерживать эти странные диалоги вместо желанного сна.
– Стало быть, тогда ты ответишь мне, кто там поставлен княжеским наместником? – Умила сложила руки в замок и заботливо оглядела Синеуса. Младший сын. Озорной. Смелый. И вообще хороший добрый мальчик. Для нее он навсегда останется ребенком, нуждающимся в ее совете и опеке. Он славный и послушный, в отличие от Нега! Который вопреки словам матери чуть было не женился на гадкой Вольне! Но Синеус слишком уж горяч. Кажется, взрослый мужчина, а все такой же несдержанный. Оттого и волнение за него. Старший, Рёрик, трезвый и осмотрительный, а этот, напротив, взбалмошный и страстный. Он нуждается в материнском попечительстве, хоть и отрицает это всем своим бравым видом. – Ну так?
– Нег. Кто же еще! – усмехнулся Синеус.
– Ты слушал невнимательно: я спросила, кто есть «наместник»? – Умила следила за своим Синеусом глазами, полными материнской любви, но и тревоги тоже.
– К чему ты это клонишь?! – Синеус встал, потянув широкую спину.
– К тому, сын, что Нег поставил там своего друга Трувора. Хотя у него есть брат! И виноват в этом, безусловно, ты один! – Умила ткнула пальцем в столешницу.
– При чем здесь я?! – Синеус выпучил глаза, которые моментально наполнились злобой. – Вы же сами с ним так постановили: он ходит в походы, расширяет границы, раз он такой великий вожак нашего семейства; а я остаюсь здесь – на защиту баб и кур, оборонять Дорестадт, чтоб не вышло, как с папашиным Рарожьем! Я, что ли, хочу торчать тут?!
– Мой мальчик, запомни, Дорестадт – это уже прошлое. Нужно думать о будущем, – посмотрев на взбешенного Синеуса, добавила очень спокойно Умила. – Так что в этом положении негоже, что князь кличет братом чужого, когда у него есть ты…И я переживаю из-за этой глупой вражды между тобой и им. Оставь ее уже…
– Это все ты! – вскипел Синеус. – Сказала: «Будь тут, со мной! Отстаивай город, помогая брату, чтобы он не рвался на части!», – рассерженный Синеус пнул кресло, в котором только что отдыхал. От его пинка оно даже подпрыгнуло. – И что теперь?! А теперь я, по вашей милости, сижу здесь, как трус! Да еще и оказываюсь виноват в этом!
– Ты все делал правильно, мой славный, – Умила улыбнулась, чуть склонив голову. Удалец. Пошел в непоседу Годслава. Тот тоже рвался в бой, словно на празднество. – Но теперь, когда обстоятельства изменились, тебе нужно действовать иначе. Собери дружину воедино и отправляйся к брату на подмогу. Будешь в помощь ему. Свежие силы и храбрые сердца никогда не лишние там, где звенят мечи. Он будет рад тебе…
– И егда же мне, по-твоему, к нему отправляться?! – Синеус бодро заходил по горнице. Сонливость умчалась. Казалось, от его тяжелых шагов вздрагивают все сундуки и лавки, такой он был весь взвинченный.
– Как соберешь дружину. Стало быть, к концу лета, – Умила видела, что Синеус горячится, но она не успокаивала его, а вела себя так, словно ничего не происходит. Она знала, что нельзя потакать его настроению. И лучше даже не обращать внимания. Ведь если отвечать на его шумные возгласы, утешать, когда он злится, просить чего-то не делать – то он обязательно все вывернет. Поступит наоборот, еще и поглумившись предварительно. Таков уж он, что делать…Он не может по-мирному.
– Я все время у него на нитке! – губы Синеуса сложились в жесткую фигуру. Они с Рёриком часто бывали в разладе, затем мирились. Но причина всех ссор была только одна: Синеус не желал быть чьей-то тенью. Он хотел собственной жизни и признания.
– Это не так. Мы одна семья и должны быть все вместе…– увещевала Умила.
– А тут кто останется? Кто защитит Дорестадт в случае чего?! – Синеус не стал развивать предложенную Умилой тему про семейные узы.
– Ну, здесь будет Олег…– Умила уже все продумала еще до разговора с Синеусом.
– Брат Ефанды?! Ну что ж, если она сама останется тоже здесь…– когда Синеус успокаивался, то начинал злобно шутить. – Она какая-то неприятная в последнее время…
– Олег долгое время с нами. Мы убедились, что он не только наш добрый родственник, но и надежный соратник, – Умила не обращала внимания на многие высказывания сына, особенно относительно жены и других женщин. Из этих пошлых оскорбительных речей состояло полразговора с ним. – Да и Нег был всегда им доволен. Мы не должны позволять Олегу уехать от нас обратно на родину.
– Мне порой кажется, что Нег всякого болвана любит больше, чем родного брата!
– Ты же знаешь, что это не так, – Умила была спокойна, как северная скала. – Нег знает, что ты хороший воин, он будет рад тебе. Но твое сияние при этом не умаляет достоинств Трувора и Олега. Главное, усвоить одну вещь. Настанет день, и мы утратим Дорестадт. Так что будет лучше, если это все-таки случится в твое отсутствие…
Еще с полчаса Умила успокаивала Синеуса, который был не прочь буйствовать почти по любому поводу, что уж говорить о том, если причина для гнева, и впрямь, имелась. После обстоятельной беседы он вышел от матери со смешенным чувством не то злости, не то, наоборот, нетерпения скорее тронуться в путь. По сути, он с детства был шаловливый егоза и оставался таким, возмужав. А то, что его оставили в Дорестадте за старшего, было хоть и почетно, но едва переносимо. Возможно, потому он и гневился постоянно. Тем более Дорестадт всегда был неспокоен, ведь рядом такой сосед, как даны. Потерять этот город – лишь вопрос времени. Впрочем, Синеус был все же не такой легковесный, как думалось Умиле. Конечно, он бы не отказался повоевать с врагами, но, как и любой мыслящий человек, сперва прибегал к переговорам. Вот и сейчас князь усиленно трудился над тем, что старался договориться с соседом Рагнаром о мире, выгодном для обоих.
Выйдя от Умилы, Синеус направился в кухни. Там оказалось пустынно: прислуга улеглась спать. Что и понятно, ведь вставать слугам предстоит, как только рассветет. Они не господа, чтобы спать сколько вздумается. Синеус любил дружелюбных поварих. И не найдя тут желанного общества, занялся распитием браги. Растревоженный разговором с матерью, он выпил больше, чем планировал. И вместо того, чтобы обрести успокоение, рассердился еще сильнее. То есть сейчас он должен немедленно куда-то мчаться только потому, что Рёрик, видите ли, назвал братом какого-то громилу?! Почему он сам, вполне разумный Синеус, всегда подвязан на брата? Так должно быть?!
В это время года Синеус неизменно гулял по девкам: летняя пора располагала к похождениям, в том числе и любовным. Но только не сегодня: за окном шел ночной дождь, такой же однотонный, как вся его, Синеуса, проклятая жизнь. День за днем он слышит о том, как могуч его старший брат. День за днем он видит недовольную рожу Ефанды, на которой его вынудили жениться. День за днем он охраняет город, который ненавидит. Почему он должен быть счастлив и доволен?!
Коридоры, соединяющие покои домочадцев, были широкими, но темными. Синеус обычно не носил с собой свечи: ему хватало света звезд и луны. Но не сейчас, когда тяжелые тучи заволокли небо. Пробираясь почти только ощупью, он вдруг увидел огонек, двигающийся ему навстречу. Шатаясь от выпитого хмеля, Синеус заставил себя свести взгляд на неясном образе, таящемся за свечой. Он сразу узнал лицо Дивы. Судя по всему, она возвращалась от Умы. Сестра такая же, как мать: тоже не спит ночами. И обожает чесать языком. Вот, надо думать, и кудахтали до ночи.
Погруженная в свои мысли и плетущаяся в темноте Дива даже не заметила, что в коридоре кто-то есть. Наткнувшись на Синеуса, она от неожиданности вскрикнула. Это был просто вскрик, ничего не означающий. Но Синеусу он пришелся по душе, как и сама Дива. Она, вообще, понравилась ему сразу, как он увидел ее.
Вышло так, что Синеус оказался в дверном проеме. Дива не придала значения этому обстоятельству и хотела обойти помеху справа. Однако князь отклонился одновременно с ней в ту же сторону. Не видя в его выходке умысла, Дива дернулась влево, но Синеус уже был и тут. Дива несколько опешила и посмотрела на него вопросительно: ей были не по душе заигрывания верзилы. А то были именно заигрывания, судя по его дерзкому взгляду, различимому даже в полумраке.
– Откуда это ты бредешь, моя прелестная валькирия? – Синеус улыбнулся своей обычной бессовестной улыбкой, окончательно загородив собой проход. Диве сразу не понравилась эта его вольность в действиях и высказываниях, которая не предвещала ничего положительного. Однако было непонятно, что хуже: не обратить внимания на его слова или все-таки огрызнуться. И напомнить ему, что он говорит с княгиней Новгорода!
– Я иду от Умы, мы беседовали, – холодно ответила Дива, снова попытавшись пролезть в дверь. Но на этот раз князь перешел всякие границы: его огромные ладони неожиданно оказались на ее плечах. Нахмурившись, Дива постаралась отстраниться.
– Ума – злобный хорек. Такой же жестокий, как живет у нее в клетке. Будь с ней настороже. А если захочешь с кем-то поговорить, то лучше сразу приходи ко мне, я всегда готов выслушать тебя, – двусмысленно улыбаясь, Синеус по-прежнему нахально удерживал ятровку, не обращая внимания на ее попытки высвободиться. Дива же в свою очередь наконец разобрала запах хмеля, смешивающийся с теплом дыхания Синеуса. А хмель, как известно, пророчит сложности почти всегда.
– Я все же пойду, – Дива недовольно одернула плечи, которые Синеус ласково сжал своими горячими ладонями. Избегая смотреть на деверя, она попыталась отстранить его от себя. – Прошу меня не задерживать. Или я рассержусь.
– Какая воинственная. Я начинаю трястись от страха, – оскалился Синеус, который был почти в два раза больше своей добычи. Его веселила собственная шутка. Чтобы забавляться, ему не требовалось охоты собеседника. – Не ярись, я ж любя! Лучше скажи, отчего это все-таки мой братец тебя прогнал?
– Я уже раскрыла: таковы обстоятельства, – Дива чувствовала обиду, смешивающуюся с негодованием. Она сама отлично осознавала свое положение, но ей не нравилось, когда об этом судили посторонние. – Если б не они, Нег ни за что бы не расстался со мной. Я ему дорога…Он ценит и…
– А я слышал иное, – перебил Синеус. – Будто там объявилась его прежняя баба, в коей он души не чаял.
Услышав это заявление, Дива исказилась от гнева. Вот, значит, как они все видят произошедшее! Вольна одержала над ней победу, и именно по этой причине ее саму, дочку Гостомысла, выслали из родного города!
– Аз есмь законная супруга нашего князя! – гневно ответила Дива, принявшись решительно вырываться из рук Синеуса, который теперь откровенно глумился, забавляясь тем, что третировал ее здесь втихаря от всех. Он любил подобные потехи. Его развлекало, когда кто-нибудь вырывался, оправдывался или звал на помощь. У него был живой нрав, сторонящийся скуки. Многим женщинам он нравился, но Дива даже и помыслить себе ничего не могла относительно него. Брат мужа был для нее не мужчина, а нечто иное, одним словом, родственник. – А она просто девка!
– Ну, нет. Сама же знаешь, что это не так. Ту он любит, а тебя, похоже, нет, – Синеус говорил с не слишком серьезным лицом. Но подобные речи не могли не обидеть, даже будучи сказанными в шутку. А Синеуса столь сильно оскорбляло его вассальное положение, что он, разгоряченный вечерней беседой и хмелем, решил отыграться на женушке своего «сюзерена». Тем более последняя не дурна собой, с ней должно быть приятно и без всяких условий.
– Никто не смеет говорить мне подобного! – Дива была оскорблена. Но одновременно с этим ею постепенно овладевало смятение: верзила в темном коридоре…Да еще и домогается, кажется…– Я не только жена князя Рюрика, но и княгиня Новгорода! Мне следует выказывать уважение!
– Впрочем, нрав у тебя прескверный, как я погляжу, – Синеус продолжил потешаться. – В этом, надо думать, причина, по которой он тебя отверг. Баба должна быть смирной, – на этих словах Синеус прижал к себе Диву, его глаза заблестели.
Неопытная в любовных вопросах Дива, тем не менее, ощутила вполне ясные и непристойные намерения Синеуса относительно нее. И сие уже даже не столько возмутило ее, сколько напугало. Она ведь в самом деле совсем не знает его. Неосмотрительно ждать от него только хорошего.
– Что за бесстыдство?! Прочь от меня! – Дива предприняла жалкую попытку отпихнуть от себя Синеуса, который, уже не стесняясь, принялся знакомиться с тем, что попало ему в руки. – Я не разрешаю! Не сметь!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
