– У вас что, и мельница есть?
– Да нет, откуда? Это он в детском саду в «Сказке про кота в сапогах» участвовал, с тех пор его так и прозвали. Так вот, пошел он в лес и на медведя напоролся. Здоровенный такой!
– Сколько же ему лет?! – уронила я ершик. Ничего себе родители в Телятинках, таких маленьких детей в лес одних отпускают!
– Кому? Медведю?
– Какому медведю? Саньке!
– Да уж полтинник, наверное. Они с моим отцом одногодки.
Тьфу ты! У меня от Галькиной болтовни совсем крыша поехала.
– Короче, – Галя бодро размазывала по «внутренностям» унитаза чистящее средство. – Медведь как зарычит, голодный, видать, был, и на Саньку пошел, а тот с перепугу на елку забрался, дурак, и дрожит! – захлебываясь от восторга, ткнула меня в плечо рассказчица. – Медведь походил вокруг, походил и убрался, а Санька слезть не может. Когда он от страха наверх карабкался, сам не понимал, что делает, внизу и веток-то не было. Как туда влез, неизвестно. Темнеть стало, а он сидит. Хорошо, мать его в этот день трезвая была, так-то она пьет, как лошадь…
– Сколько ж ей лет? – в очередной раз удивилась я.
– Семьдесят, кажись.
– И пьет?
– А что ей еще делать? Она уже лет тридцать зашибает. Как второго мужа похоронила, так и пьет.
– Почему?
– Слушай, тебе про кого слушать интереснее, про медведя или про эту дуру пьющую?
– Про обоих, – честно ответила я.
– Ладно, о чем это я? Ага! Так вот. Ну и к ночи побежала она по домам, народ собирать. Ушел-то Санька еще с утра. Мужики с фонариками пошли лес прочесывать. Только они внизу ищут, а он высоко на елке сидит. Хорошо, с ними собака была. Она его учуяла. Лает под деревом, надрывается. Эти думают, что она белку учуяла, и тянут ее прочь. А Сашка сидит наверху и сипит еле слышно, орал-то он, считай, часов десять кряду, голос сорвал. Потом дня три говорить не мог. Да и пил он, если честно, так, что лыка не вязал. Хорошо, сообразил шишку вниз кинуть, да так удачно, что чуть глаз деду Ване не выбил, тот как раз из города приехал, операцию на глаза делал. Подвинься-ка, я сама, – отодвинула меня в сторону Галка и принялась тереть очередной фаянсовый постамент. – Что-то ты вялая какая-то, лучше я сама все сделаю, а то мы до ночи не управимся, – она явно взялась за дело. – Когда его к утру с елки сняли, он разогнуться не мог. Лестницу пришлось из деревни в лес тащить, прикинь? На ней его домой и притащили! Мать три дня его самогоном отпаивала, пока он в себя не пришел!
Через два часа бордель сиял чистотой, подушки в салоне были взбиты и художественно разложены на диванах, столики протерты, пуфики расставлены, занавески расправлены, плафоны протерты. Я с «восьмиугольной» головой пила «Пиквик», заваренный из родных российских пакетиков, сидя напротив меня, прихлебывала из здоровенного бокала чай моя новая подруга. Рта она за эти два часа так и не закрыла. Зато переделала за меня львиную долю работы.
Вопрос был в том, что лучше? Ломота в спине или гудящая, как улей, голова?
Ну вот. Еще один долгий, тягостный день закончен. Я подняла глаза и увидела, как за стеклом маленького окошка под самым потолком моего чулана заходит солнце. Веки мои сомкнулись от усталости, но сон не шел. На меня нахлынули воспоминания и образы из моей прошлой счастливой жизни, наполненной любовью и радостью.
Глава 2
– Ну что, пришел, наконец, факс?
– Да. Только что, – помахала я в воздухе бумажкой, прикрыв за собой дверь.
Василий взял ее и недоуменно уставился на нечеткое изображение худосочного парнишки лет двадцати, в очках и с мелкими кудряшками довольно-таки длинных волос.
– Она что, издевается? Как его можно найти по этому изображению? – муж раздраженно потряс листом бумаги в воздухе.
– А ты чего хотел? Это же факс. Ладно, не психуй. Она уже экспресс-почтой послала штуки три настоящих фотографий. Завтра утром получим.
Василий что-то нечленораздельно хрюкнул. Надо так понимать, что он вполне удовлетворился моими объяснениями.
– А ты дозвонился до Сереги?
Мы с мужем остались на Гоа абсолютно спонтанно. Когда наши чемоданы были уже уложены, а билеты заказаны, позвонила из Петербурга моя сестрица и попросила нас навестить сына своей начальницы: мальчик, мол, отдыхает на Гоа и уже дней пять не звонит мамочке. Просьба пустяковая, и мы пообещали ее выполнить.
Как и следовало ожидать при нашем-то счастье, парень куда-то пропал, причем вместе с подружкой. И вот теперь, отправив Веронику с Денисом домой, в Ниццу, мы оказались вынуждены искать блудного сына незнакомой нам женщины, которого и в глаза не видели.
Чтобы облегчить себе задачу, мы с мужем решили обратиться за помощью к его старинному приятелю, которого случайно встретили в Мумбае пару недель тому назад. Серега давно освоился в Индии и предлагал в случае чего обращаться к нему за помощью. Случай не замедлил нарисоваться.
– Звонил. Сказал, он что-нибудь придумает. Сам перезвонит.
– Ладно. Что делать будем? – спросила я. За окном моросил неизменный унылый дождик.
– Я лично – спать, – сообщил муж, заваливаясь в койку, предоставив мне развлекаться на свое усмотрение.
Романтика!
Вопрос с поиском мальчика решился на удивление просто. Сергей составил нам протекцию к местному начальнику полиции, господину Шиваджи. На следующий день с пачкой фотографий мы прибыли в городское полицейское управление и после часовой беседы и ароматного кофе с местными сластями мы, совершенно успокоенные, вернулись в отель. Шеф, как кратко окрестили мы между собой господина Шиваджи, обещал отыскать юношу за пару дней.
Слово свое он сдержал. На следующий день, ближе к обеду, раздался телефонный звонок.
– Мадам Ползунова? Кажется, мы нашли пропавшего молодого человека, сейчас за вами подъедет моя машина и отвезет вас на опознание.
Через полчаса мы высадились в центре города, у знакомого нам рынка. Как и обычно, на улице, сидя под старыми вылинявшими навесами, торговали своим немудрящим товаром загорелые, словно высушенные на солнце, женщины, дети предлагали мелкие сувениры и рыбу, нищие самого причудливого вида, в пестрых лохмотьях, сидели и лежали на мостовой, не замечая стекающих на них дождевых струй.
Господин Шиваджи, худощавый, подтянутый, вышел нам навстречу, привлекая внимание публики своим нарядным мундиром. Его помощник семенил позади, держа зонт над высоким во всех смыслах – рост его шефа приближался к двум метрам – начальством.
– Рад видеть вас, мадам, – поприветствовал он меня, галантно целуя мою руку, и страстно сверкнул маслеными глазами. Пока я обалдело моргала, он как ни в чем не бывало пожал руку Василию и предложил нам следовать за ним.
Пройдя метров десять, он остановился и указал нам на скрючившегося на тротуаре человека. Худые ноги в грязных джинсах, кроссовка на одной ноге отсутствует. Лица не видно, сидящие рядом попрошайки почти закрыли собою этого человека, хватая нас за колени. Человек дрожал и время от времени издавал жалобные протяжные стоны, как раненое животное.
– Кто это? – жалостливо поинтересовалась я.
Шеф щелкнул пальцами, и сопровождавший нас полицейский наклонился и подтащил бедолагу буквально нам под ноги.
Несомненно, это был Павлик! Бледный, с огромными синяками вокруг глаз, с закатившимися глазами, он явно был тяжело болен. Русые кудрявые волосы свалялись и прилипли ко лбу мокрыми прядями. Мальчик вновь застонал.
– Немедленно в больницу! – взвизгнула я писклявым от шока голосом, взбрыкнув ногой. Какой-то особенно нахальный нищий больно ущипнул меня.
– Вы уверены, что это он? Документов при нем не обнаружено, – отнюдь не спешил с оказанием помощи индиец.
– Абсолютно!
– Да грузите его! – раскрыл, наконец, рот и Ползунов. – Все расходы мы берем на себя.
После этой волшебной фразы подъехала машина «Скорой помощи» и забрала страдальца, а нам господин Шиваджи предложил ехать следом в его машине.
Прождав в приемном покое минут сорок, мы, наконец, были допущены в палату, куда поместили Павлика.
