Ваня как ошпаренный кинулся во весь опор от деда.
– Стой сорванец, – засмеялся было дед и принялся неторопливо собирать чабрец.
Ванька бегал, расставив руки как самолёт.
– Трррруу, бррррууу, – кричал мальчик и бежал ещё быстрее.
Набегавшись, остановился рядом с дедом.
– А я чабреца принёс, смотри, – протянул букетик сиреневых цветочков в руки деду. – А знаешь, с той стороны бугра есть река, но внизу, далеко.
– А как же мне не знать.
– Деда, а ты купался в той реке?
– Купался.
– А меня отведёшь?
– Отведу.
– Деда, а что это за гора? – показывая пальцем вправо спросил Ваня.
– А это Ваня шахты, когда там уголь добывали.
– А сейчас?
– А сейчас забросили.
– Деда, а правда, что ты лошадей укрощал?
– Правда внучек, правда, – ответил дед Василий с еле заметной грустью в голубых глазах. – Смотри, заброшенная шахта словно в бороздках вокруг. Ты внимательно смотри. Не отводи взгляд.
Ваня стоял затаив дыхание и ждал. Не зная, чего, но очень сильно ждал.
Вдруг, шахта точно ожила. Пыль поднялась столбом и рассекая воздух, галопом нёсся табун лошадей.
Ваня стоял не мигая. Никогда раньше не видел он табуна.
Кони чёрные и коричневые. Длинногривые, мощные. Снеслись с шахты и промчались мимо остолбеневших двоих. Оставив за собой пыльный шлейф воспоминаний.
– Деда, – только и смог вымолвить Ванька.
– Знаю, – подмигнул дед в ответ и потрепал русые волосы внука.
– А ты знал, про лошадей, знал?
– А как же не знать-то. Каждый вечер их перегоняют домой с той стороны, а утром гонят на пастбище.
– Деда, а почему ты бросил лошадей?
– Одна ретивая кобыла никак не хотела поддаваться. Не мог её объездить и всё тут. В один день так взбесилась, сбросила меня и копытом угодила прям в висок, – отвечал дед, проводя пальцами по шраму.
Так и запомнил Ваня, мечтательные глаза деда, с тоской глядящие во след табуну.
И коров не гонят домой. И табун не бежит. И деда Василия вот уж двадцать лет как не стало. Только чабрец с его маленькими сиреневыми цветками всё так же мирно покачивается на ветру. Иван наклонился, сорвал, глубоко вдохнул родной и чуть сладковатый аромат, вытер скупую слезу и побрел прочь.
Убийство
Кэролайн вылетела из Ашфилд парка прямо на Говер стрит, самую освещенную улицу Сиднея. Она бежала, сбрасывая на ходу неудобные офисные туфли. В голове отбивало ритм только одно: «остаться в живых». Неслась, пробегая жилые дома, озираясь с надеждой на помощь.
Вспышка.
Центр Сиднея, тёмные аллеи Ашфилд парка, четверо неизвестных, юноша не понятно, в чём повинный. Преступление в самом разгаре. Двое бритоголовых держат парнишку под руки. Третий дербанит сумку парня. Четвёртый. Стреляет в упор.
Хлопок. Ещё хлопок. Дымка и тишина.
Первый жестом показывает третьему «схватить».
Ужас. Непроизводительное движение тела в сторону выхода. Кэролайн, осознаёт себя, лишь в моменте неуловимой погони.
Кровь пульсом отбивает ритм. Сердце выскакивает из груди. Пуговицы от ворота блузки оторваны на ходу. Страх. Добежав до светофора, она увидела, что головорезы сели в машину.
– Как они уместились в эту чёрную маленькую мазду? – пронеслось в её голове.
Озираясь по сторонам, она рванула на красный, понимая, что её вот-вот настигнут. Перебежав, остановилась у старого здания. Те дома, в которых всё ещё встречают швейцары, учтиво приветствуя и провожая до лифта.
– Простите, – обратилась к швейцару запыхавшаяся Кэролайн, – могу воспользоваться дамской комнатой, очень необходимо и ни одного кафе на много миль вокруг.
– Что ж, мадам, – отвечал мужчина лет шестидесяти, – могу предложить вам служебное помещение, если вас это не смутит? – с подозрением осматривая босоногую гостью произнёс он.
– Отлично, – на этом она рванула внутрь.
– Мадам, мисс, позвольте я провожу, – посеменил за ней седовласый мужчина.
Застегнув блузку, вымыв руки и собрав волосы в хвост Кэролайн посмотрела на себя в зеркало. Улыбнулась и покинула уборную. Вышла в фойе, медленно подошла к швейцару.
– Всё в порядке мисс?
– О да, благодарю, вы были так любезны.
– Простите мисс, но могу ли я спросить?
На мгновение Кэролайн стало дурно.
– Конечно, – промямлила она.
– Где же ваши туфли мисс?