–Айдын ага!
Дверь распахнулась, и старший слуга замер в почтительном поклоне.
– Он еще не пришел в себя?
– Увы, эмирын хазретлери эфенди, – развел тот руками. – Лекарь говорит, у него лихорадка. Вероятно, она вызвана раной на лице.
– У него внешность и одежда знатного человека. Нельзя, чтобы он умер. – Джайлан сердито мотнула головой и отошла от окна. – Пригласите еще лекарей, если ваш не справляется.
– Но это лучший лекарь Кадира хана эфенди, – залепетал слуга. – Он давно живет во дворце и…
– Айдын ага! – перебила его Джайлан. – Делай, как велено! Если незнакомец умрет, виноват будешь лично ты.
– Как прикажете, эмирын хазретлери эфенди, – со вздохом поклонился слуга и вышел.
Раненого незнакомого юношу слуги Джайлан заметили в зарослях миндаля на горной дороге. После посещения одного из храмов, чтобы усыпить возможные подозрения сестры или эмиры, эмирын отправилась прямо в Сэдыр, во дворец Кадира, надеясь найти здесь ответы на свои вопросы.
Сына эмиры Гюльбахар дома не оказалось, как и басэмирана Озана. Зато были слуги и стража, все, как один, либо молчавшие, либо имевшие наглость лгать прямо в глаза своей эмирын. Потому что, как давно подозревала Джайлан, за исчезновением ее кузена и его брата стояло нечто большее, чем приказ эмира. И это «большее» отец и его жена скрывали ото всех. Не найдя ни единой зацепки во дворце Кадира, Джайлан бы с яростью и разочарованием вернулась в ранее посещенный храм Шаллиах, если бы не раненый незнакомец. Еще в паланкине, расстегивая тугой колет, Джайлан нашла странного вида пакет с бумагами. И незамедлительно прочитала их.
Во дворце Джайлан поручила местному лекарю найденного юношу, а сама принялась писать длинное письмо, на которое ушел весь вечер и часть ночи. Гонец ускакал совсем недавно. Отдав распоряжения Айдыну аге, Джайлан вышла из покоев и направилась навестить больного.
В комнате было светло от множества горящих свечей. Лекарь сидел в углу и что-то толок в ступке.
– Здесь слишком душно, – скривилась Джайлан, подходя к широкой кровати и склоняясь над раненым. – Он умрет не от раны и лихорадки, а от недостатка воздуха.
– Все окна открыты, эмирын хазретлери эфенди, – поднял голову лекарь.
– Значит, надо погасить половину свечей, – возразила эмирын. – Поразительно, что шах Кадир не выгнал вас, вы настоящий коновал, а не лекарь!
– Но эмирын хазр…
– Убирайтесь с глаз моих! И пока не позову, не появляйтесь!
Незнакомец, одетый в одну рубаху и прикрытый легким одеялом, казалось, спал, но спал очень беспокойно. Он тяжело дышал, руки комкали простыни, на лбу выступил пот, а ткань, наложенная на зашитую рану на щеке, снова пропиталась кровью. Несмотря на измученный вид и изувеченное лицо, незнакомец был довольно красив, и Джайлан который раз пожалела, что она не так молода, как он. Впрочем, надо будет навестить его, когда он выздоровеет, и узнать имя и происхождение. И, конечно же, до этого никто не должен знать о нем. Слуги уверили ее, что Кадир редко появляется в своем дворце, так что никто не помешает ее планам.
Она отошла от кровати, прошлась по покоям, гася свечи, и остановилась перед большим зеркалом. Джайлан откинула назад свои густые волосы, прищурившись, внимательно осмотрела себя и провела пальцами по мелким морщинкам у глаз, вокруг рта и на шее. Она все еще красива и достойна лучшей доли, чем бессмысленное прозябание в отцовском дворце. С юности Джайлан пытались выдать замуж за самых прославленных пашей и шахов, потом за их сыновей, потом приглашали во дворец наиболее доблестных беев, и, в конце концов, оставили ее в покое. Поскольку она отвергла всех. Старшая дочь эмира мечтала выйти за иноземного принца и покинуть Суриду. Она хотела быть королевой.
Судьба обошлась с ней несправедливо, одарив своим вниманием ее младшую сестру Нихан. Разве могла она, эта капризная избалованная особа, стать достойной королевой? Несомненно, Джайлан должна была выйти за кронпринца, чтобы потом по праву сесть на трон рядом со своим мужем. Она была бы великой королевой, если бы все сложилось иначе. Но поздно жалеть о прошлом, следует позаботиться о настоящем.
Ей теперь не нужно завлекать жалких дворцовых стражников, хотя некоторые из них довольно привлекательны. Она не просто так нашла на дороге этого загадочного знатного иноземца, его привело к ней проведение. Пусть сестры кичатся перед ней своими мужьями. Старшей из них недолго осталось это делать, а у другой есть пока только жених. Одного Первого визиря, кстати, хозяина этого роскошного дворца, отец казнил когда-то, и Мустафа паша также не бессмертен и уж точно небезгрешен. А без могущественного отца сыновья становятся никем и легкой добычей для недругов. Посмотрим, как запоет Эсма, когда падет Мустафа паша.
Тихий стон заставил Джайлан отойти от зеркала. Незнакомец метался во сне и, когда Джайлан склонилась над ним, он открыл глаза и уставился на нее невидящим взором темных карих глаз. Эмирын коснулась рукой его здоровой щеки и провела по шее и груди. Он был горячим, как печка.
– Эй, кто-нибудь! – закричала она.
В покоях появилась местная девушка-служанка.
– Где этот никчемный лекарь? – крикнула Джайлан. – Приведи его сюда, больному совсем плохо.
– Хорошо, эмирын хазретлери эфенди.
– Потом зайди в мои покои и предупреди слуг, чтобы собирались. Утром мы выезжаем.
Девушка кивнула и вышла.
Какие все-таки здесь наглые и неторопливые слуги. Неудивительно, ведь ни тетушка Гюльбахар, ни Кадир не следят за ними. Джайлан прошлась из угла в угол, а потом снова присела рядом с раненым.
В покоях наконец-то появился лекарь.
– Где вас носит? – недовольно воскликнула Джайлан. – Он весь горит!
Лекарь ничего не ответил, только склонился над кроватью, и Джайлан пришлось встать, чтобы освободить ему место.
– Скоро придет Айдын ага с другим лекарем. Не вздумайте ему мешать, особенно если он соображает лучше вас. А если мой гость умрет, все будут казнены, так и знайте!
Лекарь поил больного каким-то отваром и снова не сказал ни слова. Только чуть склонил голову. Потрясающая дерзость! Если бы не необходимость срочно ехать в столицу, она бы позаботилась о том, чтобы преподать этому непочтительному зелейнику пару уроков вежливости. К сожалению, она не могла надолго задержаться здесь, отцу необходимо узнать все новости.
Джайлан кинула последний взгляд на красивое лицо молодого человека, находившегося в забытьи, и отправилась к себе в покои.
Особняк герцогини Оттилии, столица, Илеханд.
– Ждите меня здесь, – приказала Ингрид сопровождающим и шагнула к двери особняка.
Лейтенант Мартин Фойгт быстро расставил подчиненных по периметру небольшого двора, словно всерьез ожидая, что в доме прячутся заговорщики, и генерала-регента придется спасать из засады. В другое время Ингрид бы посмеялась.
– Генерал-регент Ингрид Рихтер, – доложил дворецкий, и пустил ее в просторную гостиную. – Ее светлость ждет вас.
«Сомневаюсь», – подумала Ингрид, рассматривая Оттилию, как всегда прямую, как палка, восседающую на мягком диване в своих неизменных мехах. На столике перед ней стояли чайник, чашка и тарелка с бутербродами.
– Принесите чашку для ее высокопревосходительства, – слабым дребезжащим голоском приказала герцогиня. – Пожалуйста, присаживайтесь. Я вас внимательно слушаю.
Помнится, на Большом дворянском собрании этот дребезжащий голос звучал по-другому. Так ли она немощна, какой кажется? Девяносто лет не шутка. Перед Ингрид сидела целая эпоха, человек, помнящий давно умерших королев и переживший множество своих ровесников.
– У меня для вас плохие новости, – начала Ингрид. – В доме есть лекарь?
– Есть, но пока он мне не требуется, – оскорблено поджала морщинистые губы Оттилия.
– Как знаете. Сегодня ночью в ресторане «Алмазное сердце» был убит ваш зять, барон Михаэль Зингер.
Слуга внес еще один чайный прибор, и Ингрид внимательно смотрела, как герцогиня осторожно касается чайника сведенными артритом пальцами и разливает чай по чашкам.
– Простите, генерал-регент, вы, должно быть, шутите.
Ингрид потеряла дар речи. Вместо того чтобы схватиться за сердце или хотя бы удивленно заохать, старуха хладнокровно разливает чай и говорит про какие-то шутки. Не она ли прикончила своего зятя?
– Не имею привычки так скверно шутить, герцогиня, – сухо сказала Ингрид, поднимая свою чашку и делая глоток. Чай был превосходный.
Оттилия откусила кусок бутерброда с маслом, паштетом и зеленью и принялась сосредоточенно жевать. Похоже, еще было, чем. На лице у нее при этом отражалась глубокая работа мысли. Стряхнув крошки с пальцев, она в упор посмотрела на Ингрид.
