Фон Брашлиц рассмеялся:
– хииихииихииихи… это же всего-навсего моя маленькая шутка, найн? хиихиихиихиии!
он запихал гору свинца обратно в чулан, захлопнул дверь.
– ох, хихииихи! – и еще чуток отпил шнапса.
затем Фон Б. налил себе еще. ну он и хлещет.
– джентльмены, я – художник и изобретатель! моя ЕБЛИВАЯ МАШИНА – на самом деле моя дочь, Таня…
– опять шуточки, Фон? – спросил я.
– никаких шуточек! Таня! подойди и сядь джентльмену на колени!
Таня расхохоталась, встала, подошла и села мне на колени. ЕБЛИВАЯ МАШИНА? я не мог в это поверить! кожа как кожа – или ею казалась, – а язык, вкручиваясь мне в рот, когда мы целовались, был отнюдь не механическим, каждое движение его отличалось от прежнего, отвечало на мои.
и я приступил: сдирал с ее грудей блузку, исследовал трусики, распалился сильнее, чем за все последние годы, а потом мы с нею сплелись; уж и не знаю как, но мы оказались на ногах – и я взял ее стоя, руками вцепившись в ее длинные светлые волосы, загибая ей назад голову, а потом скользнул пальцами вниз, раздвигая ей ягодицы, и пихал, пихал, она кончила – я почувствовал в ней биение и тоже влился.
лучше ебли у меня вообще никогда не было!
Таня сходила в ванную, почистилась и приняла душ, снова оделась для Индейца Майка, наверное.
– величайшее человеческое изобретение, – вполне серьезно произнес Фон Брашлиц.
и вполне справедливо.
тут Таня вышла и уселась МНЕ на колени.
– НЕТ! НЕТ! ТАНЯ! ТЕПЕРЬ ОЧЕРЕДЬ ВТОРОГО! ЭТОГО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО ОТЪЕБАЛА!
она, казалось, не услышала, и это было странно даже для ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ, поскольку я вообще-то никогда не был очень хорошим любовником.
– ты меня любишь? – спросила она.
– да.
– я тебя люблю, и я так счастлива, и…я не должна быть живой, ты ведь это знаешь, правда?
– я люблю тебя, Таня. вот все, что я знаю.
– черт побери! – заорал старик, – ЕБАНАЯ ЕБЛИВАЯ МАШИНА!
он подскочил к полированному ящику, у которого на стенке печатными буквами значилось ТАНЯ. оттуда торчали разноцветные проводки; виднелись шкалы с дрожавшими стрелками множества разных цветов, огоньки, мигавшие то и дело, что-то тикало… я никогда не сталкивался с сутенером ненормальнее Фона Б. он все крутил свои верньеры, потом взглянул на Таню:
– 25 ЛЕТ! почти всю жизнь тебя строил! даже от ГИТЛЕРА тебя прятать пришлось! а теперь… пытаешься превратиться в обычную заурядную блядь!
– мне не 25, – сказала Таня, – мне 24.
– видите? видите? как простая сука!
и он повернулся к своим шкалам.
– ты другой помадой накрасилась, – сказал я Тане.
– тебе нравится?
– о да!
она прижалась и поцеловала меня.
Фон Б. все играл с манометрами. я чувствовал, что он выиграет.
Фон Брашлиц повернулся к Индейцу Майку:
– это лишь незначительный каприз техники, верьте мне. через минуту я все исправлю, я?
– надеюсь, – произнес Индеец Майк. – у меня тут 14 дюймов ждут, и я на 20 баксов обеднел.
– я люблю тебя, – говорила мне Таня. – я никогда ни с кем ебаться больше не стану. если ты не сможешь быть со мной, никого другого у меня не будет.
– я прощу тебя, Таня, что бы ты ни сделала.
проф уже злился. крутил ручки, но ничего не происходило.
– ТАНЯ! тебе уже пора ЕБАТЬ ВТОРОГО человека! я уже… устал… наверное, шнапс… спать… Таня…
– ах, – сказала Таня, – ты гнилой старый ебила! со своим шнапсом – а потом за сиськи меня всю ночь кусаешь, заснуть не даешь! сам даже поднять его по-человечески не можешь! блевать тянет!
– ВАС?
– Я СКАЗАЛА, «ТЫ ДАЖЕ ПОДНЯТЬ ЕГО ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ НЕ МОЖЕШЬ!»
– ты, Таня, ты за это заплатишь! ты – мое творение, а не я твое!
он продолжал дрочить свои волшебные рукоятки. я имею в виду, на своей машине. он уже довольно сильно рассердился, это было хорошо заметно. от гнева он просто весь сиял и лучился жизнью.
– ты подожди, Майк, мне надо электронику подрегулировать! подожди! короткое замыкание! я его вижу!
потом он подскочил. этот парень, которого спасли от русских.
и посмотрел на Индейца Майка:
– все исправлено! машина в порядке! наслаждайся!
и он отошел к своей бутылке шнапса, налил себе хорошенько, сел смотреть.
Таня встала у меня с коленей и подошла к Индейцу Майку. я наблюдал, как они обнимаются.