– Это ты сейчас меня так отшил? – с улыбкой спрашивает она, и я тоже улыбаюсь.
– Разве я посмею? Но если ты все же решишься на отношения с профессиональным спортсменом, должна заранее быть готова к его травмам. И должна понимать, что мы приучены падать и травм не боимся.
– О, это, конечно, успокаивает, – улыбается она, а потом поворачивает голову, когда огни над подъемниками загораются. – Здесь так красиво, что дух захватывает.
– Согласен.
Мы некоторое время любуемся тем, как в сумерках скрываются горы, как катаются по склонам люди и дети играют в снежки в стороне от спуска.
– Покатаемся еще немного? – спрашивает Отэм, выбрасывая стакан в мусорку. Я делаю то же самое, вставая, и натягиваю перчатки.
– Пойдем.
– Научи меня каким-нибудь трюкам, – просит она, когда мы, прихватив доски, выходим на склон.
– Рановато, ты только учишься падать.
– Ну пожалуйста, – она выгибает брови «домиком», а я смеюсь.
– И часто это срабатывает?
– Постоянно, – широко улыбается Отэм, а я вздыхаю с притворным раздражением.
– Ладно, идем.
Пока учу ее, Отэм падает десятки раз, но не жалуется, а только смеется и старается как можно скорее встать на ноги. Последнее падение заканчивается тем, что она ложится на снег и смеется.
– Все! – выкрикивает она. – Кажется, у меня села батарейка. Нет сил подняться.
Я подъезжаю к ней и протягиваю руки. Отэм хватается за них и поднимается, но покачивается, пока ловит равновесие, так что мне приходится обнять ее за талию и прижать к себе. И в это мгновение вдруг становится тихо-тихо, а мне удается расслышать ее шумное, быстрое дыхание, и почувствовать его на своих губах. Наклоняюсь еще немного, и теперь наши губы оказываются в паре сантиметров. Из-за больших лыжных очков я не могу рассмотреть глаза Отэм, но по приоткрытым губам и ускоренному дыханию понимаю, что она ждет поцелуя. Беру секундный тайм-аут, чтобы прислушаться к ощущениям. Но нет, того, что я ожидаю, не чувствую. Нет острого желания прижаться к губам, почувствовать ее вкус, дыхание. Услышать тихий, едва различимый стон. Проглотить его и напирать сильнее, чтобы следующий был громче.
Мне недоступна та девушка, с которой я чувствовал такое. Дважды в жизни, но эти два раза выжжены в моей памяти сильнее, чем все предыдущие и последующие. Даже не коснувшись губ Отэм, я уже знаю, что она не подарит мне эти ощущения. Можно было бы обмануться. Притвориться, что это так. Воспользоваться тем, что мы на отдыхе всего на пару дней, и закрутить короткий роман с Отэм. К сожалению, от него не снесет крышу. И уже через неделю я едва ли вспомню, откуда она родом.
Есть множество девушек, которые согласились бы на такой сценарий развития событий, но почему-то именно Отэм мне не хочется в это втягивать. Она настоящая. Искренняя и живая. Мне уже очень давно не попадались такие девушки. Пожалуй, кроме Зои – ассистентки и девуши Мэтта Картера, квотербека нашей команды, и еще пары девчонок из футбольного клуба, я давно не встречал кого-то по-настоящему искреннего. Мне не хочется убивать это в Отэм.
Может, я, конечно, ошибаюсь, и на самом деле она была бы не против короткого приключения на горнолыжном курорте. Хотя она скорее похожа на ту, которая после окончания отпуска все же будет ждать моего звонка. Может, она уже мысленно строит наш дом, устанавливает там бассейн и красит низкий заборчик в идеально белый цвет? Кто знает? Но проверять как-то не хочется.
Отодвигаюсь от Отэм, а она на мгновение замирает, после чего прочищает горло и опускает голову. Сжимает руки и, слегка тряхнув головой, снова смотрит на меня со смущенной улыбкой. Такая красавица и умница. Почему же меня не пробирает с ней так, как с Хлоей? Если бы я почувствовал с Отэм хоть десятую долю того, что ощущаю в присутствии Хлои, даже не касаясь ее, я бы сошел с ума от счастья. Но, говорят, сердце не выбирает, ради кого биться чаще. Оно просто это делает.
– Что ж… гм… спасибо, что научил стоять на борде, – произносит Отэм, а потом присаживается и начинает отстегивать ботинки от доски. – Теперь осталось только научиться ездить.
Я слышу, как подрагивает ее голос, но Отэм пытается изображать крутышку, которой все нипочем. Я успеваю оценить эту ее черту. Она и правда отлично держится, так что заслуживает еще больше уважения в моих глазах.
– Мне, пожалуй, пора возвращаться, – она кивает на гору.
– Давай я отвезу тебя к твоему домику.
– О, мы с друзьями хотели еще немного посидеть в баре. Если хочешь, можешь присоединиться.
По ее лицу и интонации я понимаю, что она совсем не хочет, чтобы я остался на вечер в компании ее друзей. Сейчас она, скорее всего, нуждается в пространстве, чтобы подлатать потрепанную гордость. Снимаю очки и смотрю на Отэм так, чтобы она понимала, что я сожалею о том, что от нее у меня не заходится сердце. Я правда сожалею. Не знаю, какая жизненная история у этой девушки, и, возможно, там тоже настолько большой список проблем, что я едва ли смогу с ними справиться. Но все же, глядя на нее, создается впечатление, что с ней мне было бы легко. По крайней мере, она не является невестой моего брата, а это уже немало значит.
– Спасибо, но я должен вернуться в шале, – качаю головой. – Сегодня приезжает брат со своей невестой, родители хотят устроить семейный ужин.
– Что ж, – она выдыхает, кажется, с облегчением. – Тогда приятного вечера, Нил.
– И тебе приятного, Отэм.
Еще несколько секунд мы неловко мнемся на месте, затем я подаюсь вперед и прижимаю ее к себе, обнимая. Она замирает на мгновение, а потом, неловко рассмеявшись, расслабляется и похлопывает меня по спине. Чертовски неуместный жест, учитывая, что пару минут назад мы чуть не поцеловались. Но все же я благодарен ей, что не пытается все усложнить.
Когда Отэм скрывается в ресторане с большими панорамными окнами, я иду к парковке, чтобы сесть в машину и вернуться в шале. Но, включив двигатель, сижу без движения. Даже когда в машине уже становится тепло, а двигатель прогрет, все равно не двигаюсь с места. Я знаю, что сейчас происходит в шале. Знаю, что примерно полтора-два часа назад мой брат с его невестой приехали сюда. Знаю, что буду видеть ее на протяжении всего оставшегося отдыха. И знаю, что буду хотеть коснуться ее. Это самое мучительное чувство. Ужасное, как ночной кошмар, который преследует из ночи в ночь, заставляя просыпаться в холодном поту. Я так тоже иногда просыпаюсь, только не от кошмара, а от реалистичных снов о ней.
Подъезжая к шале, паркую машину и тяжело выдыхаю, чувствуя, как волоски на теле становятся дыбом. Они как будто шевелятся, позволяя холодному воздуху проскользнуть между ними, чтобы кожа покрылась мурашками. Эффект Хлои. Я чувствую ее даже на расстоянии. И с этим мне придется как-то существовать.
Глава 6
Хлоя
Мы подходим к шале незадолго до заката. Солнце, постепенно утрачивающее свою яркость, красиво играет на снегу приглушенными бликами. Кажется, что белые сугробы переливаются, как миллионы мелких бриллиантов, щедро рассыпанных по земле.
Поднимаемся по деревянным ступенькам. Сердце у меня в груди колотится, как ненормальное, когда дверь шале открывается, и на пороге оказывается мистер Роджерс – отец Лейтона и Нила. Мой взгляд невольно ныряет за его плечо в поисках самого Нила. Я так соскучилась по нему, просто до дрожи. Вживую последний раз видела его год назад.
Когда Нил не позвонил мне после той ночи, я злилась. Даже можно сказать, была в ярости. Сходила с ума. Если бы он только знал, как я преследовала его по соцсетям, как налаживала связи с людьми, которые были с ним знакомы. Сколько времени потратила на то, чтобы узнать о нем больше, чем только имя и фамилию.
Всего за одну ночь Нил Роджерс стал моим наваждением. Вопреки распространенным представлениям о глупости спортсменов, Нил был чертовски интеллектуально развитым и интересным собеседником. Он знал столько всего интересного, разбирался в разных областях и с удовольствием делился своим мнением. Мне было невероятно интересно слушать его рассказы о теории заговоров, звездах, развитии цивилизации. Он знал немало увлекательного о тамплиерах и развитии разных вероисповеданий.
Тогда, сидя на подоконнике в комнате друга Нила, будучи студенткой, которая впервые провела ночь с таким невероятным парнем, я поняла, что влюбилась по уши. Я бы и сама ему позвонила и даже приехала, но меня остановил отец. Точнее, сам того не зная, остановил. Он внезапно вернулся в нашу жизнь после пяти лет отсутствия. А все из-за того, что мама наконец нашла мужчину, с которым хотела сойтись и жить вместе. Оказалось, папа все эти годы наблюдал за ней, а, когда она решила наладить личную жизнь, он осознал, что его пятилетний загул не стоил того, чтобы потерять маму.
И тогда я поняла. Чтобы завоевать Нила – который, к слову, уже двинулся дальше и проводил время с другими девушками, – нужно сделать так, чтобы он ревновал.
План родился в моей голове довольно быстро. Построить отношения на глазах Нила оказалось проще простого, учитывая наличие у него старшего брата. Я просто нашла способ оказаться в одной компании с Лейтоном, а завоевать его симпатию оставалось только делом техники . Через два дня мы были на первом свидании, через неделю поцеловались, а через две оказались в одной постели.
Лейтон отличный парень, правда. Немного замороченный, слегка странноват, но в целом хороший. Он заботливый, внимательный и очаровательный. Но секс с ним пресноват, а разговоры скучны. В нем нет огня, которым пылает Нил. Или пылал. Я ведь не видела его целый год.
Да, стоило Лейтону познакомить меня с семьей, как Нил сбежал на другой край страны. От меня ли, непонятно. Но после драфта он принял предложение команды «Майами Шутерс», и укатил во Флориду, не оглядываясь.
Тогда я не понимала, что делать дальше. Стоит ли расстаться с Лейтоном, или продолжить наши отношения? Стоит ли полететь за Нилом, чтобы признаться ему в своих чувствах? Большинство моих знакомых покрутило бы пальцем у виска. Мол, какие чувства после единственной ночи? Потрахались и разбежались, все так делают. Но для меня все было серьезно. Поэтому я молчала и никому не рассказывала о том, что творилось со мной от одного воспоминания о той ночи и упоминании Нила Роджерса.
Ничего не изменилось. Год прошел, а я все так же покрываюсь мурашками при упоминании его имени. И могу точно сказать, что Нил тоже ко мне неравнодушен. Когда мы ужинали с его семьей еще до отъезда Нила, он постоянно бросал на меня злые взгляды. Я же чувствовала, что он злится из-за того, что я не с ним, а с Лейтоном. И мне до одурения хотелось бросить ему в лицо обвинение за то, что он сам допустил эту ситуацию. Это ведь он не перезвонил и не пришел! Он позволил своему брату держать меня за руку и гладить по щеке на глазах всей семьи! А мог бы встать и заявить на меня права.
Тогда мне снова стало обидно. Несмотря на то, что на этот ужин потащилась только ради возможности поговорить с ним, я так и не сделала это из-за своей обиды. А потом стало поздно.
Горевала я недолго, решив, что бездействие – хуже действий. И я начала писать ему. Нечасто, чтобы не привыкал. Электронные письма содержали описание моих мыслей о теориях, которые мы обсуждали в ту ночь. В конце я неизменно сообщала о том, что не забыла его и, каждый раз ложась в кровать с его братом, думаю о нем.
У меня перед глазами имелся положительный пример: мама простила папу, и они снова были счастливы. Значит, прием с ревностью работает, и я решила, что он и должен непременно стать моим оружием.
Нил не отвечал на мои письма. Я даже не уверена, что он читал их полностью. Может, только просматривал уведомление на главном экране телефона, знакомясь с моими мыслями, а до главного не доходил? Решив, что ситуация обстоит именно так, я начала писать о чувствах не в конце, а в начале письма. Чтобы, открывая его, Нил сразу видел, почему я до сих пор шлю ему что-то.
А в один из дней я получила от него ответ. Короткий, болезненный. В теме письма ничего не было, а тело содержало короткое послание: «Хлоя, просто прекрати».
