Я зажала руками уши, но ничто не могло заглушить душераздирающего ржания. Я с трудом дышала, чувствуя, как кровь гремит в висках.
У меня есть сила. Пора применить ее.
Я закрыла глаза. Зашептала слова, которые давным-давно выучила назубок. Я шептала их, повторяя скороговоркой. Крепко зажмурившись, ничего не видя, выбросив из головы все мысли и образы, творила я заклинание, шепотом повторяя слова и призывая свои чары скорее подействовать.
Снова послышались полные ужаса крики отца. И снова их заглушило отчаянное ржание лошадей. Я услышала грохот – они молотили копытами в стены денников. Порыв ледяного ветра пронесся над двором.
А я все шептала и шептала слова, повторяла их снова и снова… Наконец, стоя на пронизывающем ветру, под топот и ржание лошадей, я открыла глаза, чтобы увидеть, чего добилась… и от ужаса у меня перехватило дыхание.
6
Я вглядывалась в серые сумерки. Папа по-прежнему корчился на спине, отбиваясь ногами. Вытянутые над головой руки были привязаны к колышку. Двое похитителей склонились над ним, прикручивая ко второму колышку его ноги.
Я с трудом выдохнула. Мои чары не подействовали. Может, я была слишком напугана, слишком парализована ужасом, чтобы взывать к своей магии?
Похитители вдруг подняли головы. Я распласталась по стене здания. Затаила дыхание. В голове стучало. После ворожбы у меня всегда кружилась голова.
Почему мои чары не сработали?
Отец отчаянно звал на помощь. В ответ на его крики снова хором заржали лошади. Похитители оставили его лежать, а сами зашагали к складу, хрупая сапогами по снегу.
Оттолкнувшись от стены, я сделала несколько шагов к отцу, но тут же остановилась, осознав, что вряд ли успею отвязать его до возвращения похитителей. А если меня тоже поймают, нас никакая магия не спасет.
Поэтому я заставила себя остаться в укрытии и смотрела, как похитители шагают обратно с тяжелыми канистрами в руках. Канистры… что в них?
– Что вы делаете? – завопил отец, когда бандиты опрокинули над ним канистры, из которых полилась вязкая желтая жижа. – Бензин?! Это бензин, да?! Вы хотите сжечь меня заживо?..
– Не боись, Анжело. Разве мы похожи на таких извергов? – ухмыльнулся тот, что повыше, поливая жидкостью папину грудь.
– Что это? Отвечайте! Что это?! – потребовал отец.
– Это мед, – сказал второй бандит. – Сладенький медок. Смотри, какой ты стал сладенький да медовенький.
Бандиты дружно расхохотались, продолжая поливать медом его ноги, грудь… Опорожнив канистры, они отшвырнули их через двор и посмотрели на папу, явно довольные проделанной работой.
Это безумие, думала я. Что они собираются делать?
Я снова зажмурилась. Надо заставить магию действовать. Этот кошмар нужно немедленно прекратить. Но слова не приходили. Они потерялись, растворились где-то в глубине моего бедного измученного сознания.
Я изо всех сил стиснула кулаки от отчаяния, а открыв глаза, увидела, как тот из похитителей, что повыше, занес над моим отцом джутовый мешок.
– Овес, – объявил он. – Разве мы могли забыть про овес?
Он развязал шнурок. Подельник помогал ему удерживать мешок на весу. Они накренили его и стали осыпать моего папу овсом – грудь, живот, ноги…
Отец умолк. Он перестал извиваться и дергаться. Его голые руки и ноги покраснели от холода. Теперь он лежал неподвижно, весь покрытый налипшим на мед овсом. Оттуда, где я стояла, казалось, будто папа укутан в коричневое одеяло.
– Я… я не понимаю, – тихо, почти шепотом, обратился он к своим похитителям. Это был голос обреченного, потерявшего всякую волю к сопротивлению. – Что вы делаете? Я не понимаю.
– Ты ведь хочешь покормить коняшек, не так ли, Анжело? – глумливо спросил тот, что повыше.
– Да, ты ведь любишь кормить коняшек, – добавил его подельник. – Как в старые добрые времена.
– Нет. Постойте… – взмолился отец.
– Лошадки голодные, – сказал высокий. – Их давненько не кормили.
– Нет. Прошу вас… – Тут только папа сообразил, что они хотят сделать, а вместе с ним дошло и до меня.
Они хотели выпустить оголодавших лошадей, чтобы те начали пожирать овес, которым был облеплен мой папа.
Я представила, как лошади опускают головы, как клацающие челюсти вгрызаются в папину грудь… Нет! Прочь эту картину из головы!
Закрыв глаза, я отчаянно пыталась вспомнить слова заклинания. Увы. Они не шли мне на ум. Они были утеряны. В панике все слова вылетели у меня из головы. И теперь…
Открыв глаза, я увидела, что кто-то мчится через заснеженный двор. Похитители повернулись ему навстречу. Аарон. Аарон Дули. Его куртка в красно-черную клетку была распахнута, открывая серый свитер. На голову поверх длинных темных волос была натянута красная шерстяная шапка.
О, слава богу, подумала я. В тот момент у меня напрочь вылетела из головы наша с ним жестокая стычка два дня назад. Я несказанно обрадовалась, когда он бросился к похитителям.
«Ты остановишь их, не так ли, Аарон? – думала я. – Ты прекратишь это. Ты им не позволишь, да?»
7
Я смотрела на Аарона, не дыша, беззвучно умоляя его хоть что-нибудь сделать. Он подбежал к людям в масках, дыхание струйками пара поднималось у него над головой. Скрестив руки на груди, он посмотрел на моего отца и что-то сказал похитителям, но что именно – я не расслышала.
Я подалась вперед, мысленно умоляя его, заклиная.
Пожалуйста, Аарон. Пожалуйста.
Он обернулся. Неужели заметил? Я резко отдернула голову.
Когда я собралась с духом, чтобы посмотреть снова, то увидела, как двое в масках идут к конюшне. Они стали распахивать двери денников. Аарон не двинулся с места, он стоял, скрестив руки на груди и повернувшись к моему отцу спиной.
Лошади с визгом хлынули на свободу. Их копыта с грохотом взбивали снег, головы запрокидывались, жуткие вопли напоминали вой сирен, душераздирающие, отчаянные. Дико вращая глазами, они вскидывались на дыбы и истерически ржали в меркнущее небо.
Но даже это громогласное ржание заглушил крик моего папы, когда лошади набросились на него. Они подскакали к нему галопом, опустили головы, скаля огромные зубы, и принялись грызть. Всхрапывая, щелкая зубами, топча и лягая его копытами, они жадно пожирали овес, раздирая папино тело, и с чавканьем вырывая зубами огромные куски кожи и мяса.
Отец завопил в агонии, заглушая визг и вопли лошадей. Они месили его ногами, кусая и обгладывая плоть – грудь, руки… Кровь хлестала фонтанами, собираясь в лужи на снегу.
Крики отца оборвались. Я видела, как его руки расслабились, как запрокинулась голова, словно он не мог больше смотреть, как его пожирают.
А лошади, шумно всхрапывая, все глодали моего папу, разрывали его на части, сдирая кожу, глотали жадно и все глубже и глубже впивались зубами в еще недавно живое тело…
Парализованная ужасом, я не могла смотреть, но и взгляда отвести не могла. Чудилось мне, будто собственная душа покинула меня и со стороны взирает на что-то невообразимое, чего и на свете-то не бывает.
Но безмолвная неподвижность отца, озеро крови на снегу, кровоточащие куски мяса, раскиданные по земле, – все это выдернуло меня из оцепенения. Разве еще не поздно привести помощь?
Возможно.
