– Вот сейчас я к ним поднимусь, а потом мы сразу к тебе.
– Гений-то готов к свершениям?
– Он всегда готов, ты же знаешь, Илья! Ну, ворчит немножко, что мы смерти его хотим, ты в особенности, но… готов.
Весник поправил и без того безупречно сидящие на носу очки и посмотрел на Машу заговорщицким взглядом.
– У нас там изменения в программе.
Маша Вепренцева знала Илью Весника уже давно, и она различала, когда он говорит «просто так», а когда «со смыслом». Сейчас пиарщик явно говорил «со смыслом».
– Что за изменения, Илья?
– Вот ты идешь к Маркову, и иди себе, иди. Вернешься, поговорим. А еще я тебя с таким парнем познакомлю – высший класс! У меня сидит.
– Илья!
– Да ладно, не век же тебе в девках куковать!
Маша махнула на него папкой и побежала дальше. Ее раздражало, когда взрослые и умные мальчики пытались устроить ее личную жизнь. Она мигом начинала чувствовать себя старой девой или, хуже того, матерью-одиночкой, как выражаются в собесе.
– Приходи скорей, – вслед ей крикнул Весник, – и гения приводи! У меня но-вос-ти!
– Да ну тебя с твоими новостями, – себе под нос пробормотала Маша Вепренцева и выскочила на лестничную площадку.
Здесь всегда было много народу – курили, стреляли друг в друга глазами, обсуждали последние новости, новых и старых авторов, мужей, жен и «шестой этаж», где сидело начальство.
Вот и сейчас тут стояла небольшая толпишка, центром которой был знаменитый на все издательство Лазарь Моисеевич Вагнер.
Никто толком не знал, за что именно в издательстве отвечает этот великий и всесильный человек, поэтому казалось, что он отвечает решительно за все. Может, так оно и было. Хотя по штатному расписанию числился он главным администратором. Вагнер был своего рода гуру – к нему обращались, ему плакались, у него просили помощи, поддержки и содействия, и его слово было истиной в последней инстанции. Все знали, что, если Лазарь считает, что дело не выгорит, к начальству «на шестой» идти бесполезно – на самом деле не выгорит! А если он тебя поддержит, значит, дело исключительно стоящее, и даже если его не одобрят «на шестом» с ходу, всегда можно будет «подключить» Лазаря Моисеевича, и помощь придет.
Можно даже сказать, настигнет!
– Милочка! – воскликнул Лазарь Моисеевич, едва увидев Машу, и вперил в нее цепкие глазки. В отставленной руке у него дымилась «беломорина», а галстук, несмотря на «беломорину», был как пить дать долларов за восемьсот. – Машенька! Опять ты мимо меня летишь! И хоть бы раз зашла, хоть бы один разочек навестила старика!
Маша Вепренцева Вагнера не любила.
Маша Вепренцева Вагнера обожала и нисколько его не боялась.
– Лазарь Моисеевич, вот клянусь вам, сегодня зайду!
– Ох, я не верю тебе, не зайдешь ты ко мне! Когда тебе заходить, если ты сейчас к Маркову бежишь, а потом сразу с гением твоим к Веснику!..
Непостижимым образом Лазарь всегда и все знал и никогда ни о чем не спрашивал.
– Клянусь вам, Лазарь Моисеевич, что сегодня точно зайду!
Схватив Машу за локоть и заговорщицки оглянувшись по сторонам, Лазарь увлек ее подальше от всех остальных и помахал у нее перед носом «беломориной». Таким образом он разгонял чужой сигаретный дым, который казался ему менее благородным, чем дым от его папиросы.
Папироса ужасно воняла и курилась желтым дымом, как химический завод.
Маша покосилась на нее и сморщила нос. Лазарь это заметил.
– Напрасно ты, милочка, выражаешь своим носом отвращение к моей папиросе, – заявил он и торжественно взмахнул «беломориной», – это настоящая классика жанра. Натуральный вкус, и никаких добавок!
– Вам бы на конфетную фабрику поступить, Лазарь Моисеевич, – высказалась Маша деликатно, – шоколадки рекламировать. Стабилизатор Е-124.
– Чего я не видал там, на вашей конфетной фабрике! – фыркнул Лазарь. – Все я там уже повидал!
– Вы работали на конфетной фабрике?!
– Разве мне, образованному человеку, нужно обязательно видеть ваши стабилизаторы своими глазами? Разве я не могу делать выводы? Вот я ничего не видел своими глазами, но я спрашиваю, Маша, – почему твой гений до сих пор на тебе не женился? Какой вывод я должен делать из этого?
Маша Вепренцева, двадцати девяти лет от роду, отличный работник, сдержанный профессионал, мать двоих детей, замечательно управлявшаяся с самим Аркадием Воздвиженским, покраснела как рак.
Впрочем, непонятно, почему – как рак. Вовсе и не как рак.
Видела она однажды этих самых раков. Вовсе они и не были красными. Какие-то невразумительные они были, бурые, с зеленцой. А когда их варили, стало уж совсем гадко. И в этом так много было инквизиторства и пытки, что Маша Вепренцева от угощения наотрез отказалась, ушла в машину и долго ждала там Родионова, мрачная и хмурая. Родионов пришел и первым делом спросил: «Что за номера?!» Он не видел, как раки лезли друг на друга, а если и видел, то это зрелище отнюдь не лишило его аппетита.
Итак, Маша стала красной, как гоночная машина «Феррари», на которой иногда любил приехать в издательство Илья Весник.
– Лазарь Моисеевич, вы знаете, как я вас люблю, но, честное слово…
– Ты совсем не можешь иметь на меня обиду! – воскликнул Лазарь. – Это так же глупо, как иметь обиду на свою мамочку только за то, что она кормит тебя манной кашей, когда ты любишь вовсе мороженое! Но от манной каши детки хорошо растут, а от мороженого могут простудиться и заболеть!
– Лазарь Моисеевич…
– Не говори мне за Родионова. Скажи за себя. Почему ты не можешь объяснить ему, что он должен на тебе жениться?
Маша перевела дыхание. Что за вздор?! Что за разговор на лестничной площадке издательства, где в двух шагах курят, смеются и громко разговаривают?! Сначала Весник со своим «классным парнем», а теперь еще и Лазарь!..
– Лазарь Моисеевич, я понятия не имею, откуда вы все это взяли, но мы вовсе не собираемся… жениться, и я не стану намекать на это Дмитрию Андреевичу. Мы просто коллеги.
– Ах-ах-ах, – прокудахтал Лазарь, затянулся в последний раз и энергично затушил свою «беломорину». – Пусть вы будете коллеги, но только не для меня! Мне все давно и хорошо известно! А ты говоришь, конфетная фабрика!
– Лазарь Моисеевич, мне нужно бежать. Марков вызвал.
– Ты должна бежать, и сию минуту ты побежишь. Валентин не любит, когда его заставляют ждать такие мелкие люди, как мы с тобой. – Всем прекрасно известно, что Марков относился к Лазарю с превеликим уважением и даже с некоторым пиететом, но тому нравилось прикидываться ничего не значащим стариком. – Но ты должна зайти ко мне, и мы обсудим создавшееся положение, пока оно не превратилось в угрожающее!
– Нет никакого угрожающего положения. И не будет.
И тут она вдруг подумала, как бы ей хотелось, чтобы оно стало именно таким – угрожающим. Чтобы Родионов хоть что-нибудь бы… почувствовал.
Какое нелепое слово, из романа – почувствовал!
Ничего и никогда он не чувствовал, к ней-то уж точно, и еще на заре их совместной работы он как-то объяснил ей, что является принципиальным противником любых «служебных романов». Он ни что не намекал, просто комментировал ситуацию, которую тогда мусолили во всех газетах – как некий министр-фрондер взял да и бросил свою старую жену и ничтоже сумняшеся женился на молодой секретарше.
«На работе надо работать, – сказал тогда Родионов, скомкал газету и швырнул огромный ком в корзину для бумаг. – Спать надо вне работы. Можно подумать, что эта его секретарша принципиально отличается от какой-то другой секретарши! Какая разница, с ней или с другой!»
