Услышав это, Маргарита бледнеет.
– На Маргарите?! Ты лишился рассудка? – восклицает Екатерина, понимая, что Сеймур просто сожрет девочку с потрохами. – Ей еще рано выходить замуж. Она совсем недавно похоронила отца.
– Это всего лишь…
– Нелепое предложение, – заканчивает Екатерина.
– Он не такой, как ты думаешь, Кит. Он один из нас.
Под этим, очевидно, имеется в виду то, что Сеймур исповедует новую веру. Однако сама Екатерина предпочитает держаться от придворных реформистов подальше и не раскрывать свои убеждения. Годы при дворе научили ее держать язык за зубами.
– Суррею он не нравится.
– О, это семейные раздоры, вера здесь ни при чем! Говарды считают Сеймуров выскочками. Однако Томаса это не волнует.
Екатерина фыркает.
Уильям расстается с ними перед новым портретом короля. Картина написана совсем недавно – в воздухе еще витает запах краски, цвета сочные, мелкие детали выписаны золотом.
– Это последняя королева? – спрашивает Маргарита, указывая на печальную женщину в чепце, изображенную рядом с королем.
– Нет, Мег, – шепотом отвечает Екатерина и прикладывает палец к губам. – О последней королеве при дворе лучше не упоминать. Это королева Джейн[9 - Джейн Сеймур (1508–1537 гг.) – третья жена Генриха VIII, мать его единственного законного сына. Умерла от родильной горячки. Томас Сеймур и Эдуард Сеймур, граф Хартфорд, – ее родные братья.], сестра Томаса Сеймура, которого нам сегодня представили.
– Но почему она? Ведь с тех пор было еще две королевы.
– Потому что королева Джейн подарила королю наследника.
Не говоря уже о том, что Джейн Сеймур успела умереть раньше, чем ему наскучила.
– Значит, это – принц Эдуард? – Маргарита указывает на мальчика – миниатюрную копию отца во всем, вплоть до позы.
– Верно, а это – леди Мария и леди Елизавета[10 - Елизавета Тюдор (1533–1603 гг.) – дочь Генриха VIII от второй жены, Анны Болейн. После того как мать казнили за измену, была признана незаконнорожденной. Впоследствии стала королевой Елизаветой I.], – поясняет Екатерина, указывая на девочек, которые, словно бабочки, порхают по краям полотна.
– Вижу, вас восхищает мой потрет! – раздается голос за спиной.
Екатерина оборачивается и изумленно восклицает:
– Ваш портрет, Уильям Соммерс?!
– Неужели вы меня не заметили?
Екатерина вглядывается в картину и наконец находит его на заднем плане.
– Ах, вот вы где!.. – Она поворачивается к падчерице. – Мег, это Уильям Соммерс – шут короля, самый честный человек при дворе.
Он протягивает руку и вытаскивает медную монетку у Маргариты из-за уха. Та весело смеется, что в последнее время случается редко.
– Как вы это сделали? – изумленно спрашивает она.
– Волшебство! – отвечает шут.
– В волшебство я не верю, однако фокус действительно хорош! – признает Екатерина.
Смеясь, они входят в покои леди Марии. У дальней двери стоит ее фаворитка, Сюзанна Кларенсье, и шипит на входящих, будто гадюка.
– У нее опять головные боли, не шумите, – шепотом поясняет Сюзанна с натянутой улыбкой. Осмотрев Екатерину с ног до головы и, очевидно, прикинув стоимость ее наряда, она добавляет: – Очень мрачно! Леди Мария будет недовольна… Ах, простите, я забыла, что вы в трауре! – И Сюзанна прикрывает рот рукой.
– Понимаю и не держу на вас зла.
– Ваша сестра в личных покоях леди Марии. Прошу меня простить, мне еще нужно… – Не окончив фразы, Сюзанна уходит в спальню и тихо закрывает за собой дверь.
Екатерина обменивается приветственными кивками с дамами, которые сидят в комнате за вышиванием, и направляется к сестре, устроившейся в нише у окна.
– Кит, как я рада наконец тебя видеть! – Анна обнимает сестру. – И тебя, Маргарита! – Она целует Маргариту в обе щеки; та заметно расслабилась, оказавшись в исключительно женском обществе. – Ступай посмотри на гобелены. На одном из них выткан твой отец. Сможешь найти?
Маргарита отходит к гобеленам, а сестры устраиваются на лавке в оконной нише.
– Так почему же меня вызвали? Тебе что-нибудь известно? – спрашивает Екатерина, не в силах оторвать глаз от сестры – от ее беззаботной улыбки, сияющей кожи, идеального овала лица, светлых прядок, выбившихся из прически.
– Леди Мария будет крестной матерью. На церемонию пригласили многих.
– Значит, не только меня… Я рада! Кто же крестник?
– Дочь Ризли[11 - Томас Ризли (1505–1550 гг.) – приближенный Генриха VIII, в описываемое время занимал пост лорда-канцлера и лорда-хранителя Малой печати.], нареченная…
– Марией! – заканчивает Екатерина в унисон с сестрой, и обе весело смеются. – Ах, Анна, как я рада тебя видеть! В доме моем царит уныние.
– Я навещу тебя в Чартерхаусе, когда принцес… – Анна в испуге закрывает рот ладонями и поспешно поправляется: – …когда леди Мария меня отпустит, – а потом, наклонившись, шепчет сестре на ухо: – Леди Хасси отправили в Тауэр за то, что она называла леди Марию принцессой.
– Я помню, но то было давно, и она делала это нарочно. Разве можно наказывать за оговорку?
– О, Кит, ты слишком долго не была при дворе! Неужели забыла, каково здесь?
– Как в змеином гнезде… – вздыхает Екатерина.
– Я слышала, король посылал Хьюика лечить твоего мужа, – говорит Анна.
– Послал. Почему – не понимаю.
– Значит, Латимер был окончательно прощен.
– Видимо, так.
Екатерина так до конца и не поняла, какую роль Латимер играл в восстании, получившем название Благодатного паломничества[12 - Благодатное паломничество (1536–1537 гг.) – восстание на севере Англии против религиозных реформ, начавшихся после отделения от Римской католической церкви. Главной причиной недовольства восставших был повсеместный роспуск монастырей.]. Тогда весь север Англии – сорок тысяч католиков – восстал против реформации Кромвеля. Некоторые предводители повстанцев явились в Снейп, вооруженные до зубов. В большом зале велись ожесточенные споры, суть которых Екатерина не улавливала, а потом Латимер стал готовиться к отъезду, хотя и без особого желания. Жене он объяснил это тем, что повстанцам нужны предводители вроде него. Екатерина гадала, какими угрозами его вынудили присоединиться к мятежу. Конечно, Латимер сочувствовал восставшим: их монастыри рушили, их монахов вешали, весь их жизненный уклад летел под откос, любимую народом королеву изгнали, а наглая девица Болейн вила веревки из короля. Однако восстать против своего господина и повелителя? На Латимера это было не похоже.
– Ты так толком и не рассказала мне о мятеже, – замечает Анна. – О том, что случилось в Снейпе.
– Об этом я предпочла бы забыть, – откликается Екатерина.
