Волшебная лампа Аладдина (сборник)

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Маленький Кади

В царствование Гарун аль-Рашида жил в Багдаде богатый купец по имени Али-Коджа. Однажды он надумал отправиться в Мекку и поклониться гробу пророка. Недолго думая, он распродал всё своё добро и на часть вырученных денег накупил разных товаров, которые намеревался продать по дороге. Но когда он купил всё, что ему было нужно, то у него осталась ещё лишняя тысяча цехинов. Не желая брать их с собой, он положил их в глиняный кувшин, потом взял оливок, наполнил ими сосуд до краёв и, прикрыв всё это платком, пошёл к своему лучшему другу и сказал:

– Слушай, Мустафа, я отправляюсь в Мекку и не знаю, куда деть этот кувшин с оливками. Не позволишь ли оставить его у тебя до моего возвращения?

– С удовольствием, друг мой! – отвечал Мустафа. – Поставь кувшин в чуланчик под лестницей, там он будет в полной сохранности.

Али-Коджа поставил кувшин на указанное место, потом простился со своим другом и на следующий день пустился в путь вместе с караваном. Он благополучно прибыл в Мекку, поклонился гробу Магомета и затем занялся распродажей своих товаров. Торговля его пошла там бойко, и вскоре он смог накупить новые товары и объехал с ними всю Сирию, Персию и Египет. Когда наконец он соскучился по родине и решился вернуться в Багдад, то оказалось, что вместо двух-трёх месяцев он отсутствовал целых семь лет.

Между тем приятель, у которого он оставил кувшин с оливками и деньгами, уже давно позабыл об этом; но вот однажды вечером за ужином жене его очень захотелось оливок. Мустафа послал за ними на рынок, но там оливок не оказалось. Тут он вспомнил о кувшине Али-Коджи.

– Послушай, – сказал он жене, – ведь у нас в чуланчике ещё должен стоять кувшин с оливками, который оставил у нас на хранение Али-Коджа. Бедняги, наверно, уже давно в живых нет – ведь прошло уже больше шести лет, как он уехал, и с тех пор о нём ни слуху ни духу. Пойду посмотреть, что с его оливками, и если они ещё не испортились, то я принесу тебе несколько.

Но жена стала удерживать его.

– Не делай этого! –

Но Мустафа всё-таки взял свечу и чашку и пошёл в чуланчик. Кувшин стоял на своём месте, но когда он снял крышку, то оказалось, что весь верхний слой оливок сильно попорчен. Чтобы проверить, не испортились ли остальные оливки, он высыпал их в чашку, но каково же было его изумление, когда вместо оливок в чашку посыпались блестящие золотые монеты.

– Аллах! – воскликнул Мустафа. – Как попало сюда это золото?

Первой его мыслью было положить обратно в кувшин и золото, и оливки, но тут в нём заговорила жадность: он решил присвоить деньги, а кувшин наполнить оливками. А пока что он высыпал всё обратно в кувшин и, вернувшись к жене, сказал:

– Ты права, милая жена, оливки испортились и теперь никуда не годятся. А кувшин я закрыл по-прежнему, так что если Али-Коджа когда-нибудь вернётся, то он и не заметит, что кто-нибудь до него дотрагивался.

– Ах! – ответила жена. – Лучше было бы, если б ты послушался меня и действительно не дотрагивался до чужого добра. Дай бог, чтобы из-за этого не вышло какой-нибудь беды!

Но купец не обратил никакого внимания на слова жены. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз от разгоревшейся жадности и, как только представился случай, поспешил наполнить кувшин новыми оливками, а деньги забрал себе.

«Пусть-ка докажет Али-Коджа, если только он вернётся, что в кувшине были деньги! – думал он. – И наконец, я могу поклясться, что получил от него одни только оливки».

Несколько месяцев спустя Али-Коджа вернулся в Багдад. Отдохнув после дороги, он отправился к своему другу, чтобы взять доверенные ему деньги. Мустафа встретил его с притворной радостью, и после первых приветствий Али-Коджа попросил его возвратить кувшин с оливками.

– Изволь, – отвечал купец, – он стоит всё на том же месте, где ты его оставил. Я, признаться, даже позабыл о его существовании, но я уверен, что никто до него не дотрагивался. Вот тебе ключ, возьми сам свою собственность.

Али-Коджа взял кувшин и отнёс его домой. Каково же было его изумление и негодование, когда он не нашёл в нём ни одной золотой монеты. Али-Коджа тотчас же вернулся к Мустафе и сказал ему:

– Ты, вероятно, хотел сыграть со мной шутку и напугать меня. Признаюсь, я заслужил это, потому что, оставляя тебе на хранение кувшин, скрыл от тебя, что спрятал там тысячу цехинов. Но теперь брось шутки и отдай мне мои деньги – ведь только ты один и мог вынуть их из кувшина.

– Что ты, друг мой, опомнись! – воскликнул Мустафа с удивлённым видом. – О каких деньгах ты говоришь? Ведь ты мне сам сказал перед отъездом, что в кувшине только оливки, и мне даже в голову не приходило сомневаться в твоих словах. Ещё раз повторяю тебе, что я и не дотрагивался до твоего кувшина. Наверное, ты просто сам хочешь пошутить надо мной.

– Я не шучу, – возразил Али-Коджа. – Ещё раз прошу тебя, скажи, куда ты дел мои деньги. Быть может, ты теперь нуждаешься в них и не можешь вернуть сейчас. Ну что ж, я охотно подожду, только не притворяйся, будто ничего не знаешь.

– Нет, это уж чересчур! – вскричал Мустафа с притворным негодованием.

Слова эти очень рассердили Али-Коджу. Ему не столько было жаль потерянных денег – при его богатстве он легко мог обойтись без этой суммы, – сколько обидно было разочароваться в человеке, которого он всегда считал честным и неспособным на такой низкий обман.

– В таком случае, – сказал он с горечью, – мне остаётся только обратиться к суду. Пойдём сейчас же к кади: пусть он разберёт, кто из нас прав.

Мустафа приготовился к такому предложению и без всякого смущения предстал перед кади. Тот выслушал обе стороны и спросил Али-Коджу, есть ли у него свидетели, которые могли бы подтвердить, что он действительно положил деньги в кувшин.

– Никаких! – отвечал Али-Коджа. – Ведь я считал этого человека своим другом, и хотя я и скрыл от него, что в кувшине под оливками спрятаны деньги, но верил его слову, что он вернёт мне мою собственность в целости и сохранности.

Поскольку свидетелей у Али-Коджи не нашлось, а Мустафа клялся в своей невиновности, то судья признал жалобу необоснованной.

Али-Коджа, конечно, остался недоволен таким исходом дела и решил обратиться к самому калифу. Он составил письменное прошение и на следующий день встал с ним у входа в мечеть, посещаемую калифом.

Когда Гарун аль-Рашид вышел из мечети, Али-Коджа, согласно обычаю, поднял вверх руку с бумагой. Тотчас же к нему подошёл один из слуг калифа и взял прошение, а через некоторое время Али-Коджа получил приглашение предстать в назначенный день вместе с противником перед калифом, который обещал лично разобрать его дело.

Накануне вечером Гарун аль-Рашиду, как это часто бывало, вздумалось прогуляться по Багдаду переодетым. По обыкновению, его сопровождал великий визирь Джафар. Они гуляли уже довольно долго, не встречая ничего интересного. Но вот, проходя мимо одного двора, ворота которого оставались открытыми, они услышали оживлённые детские голоса. Калиф тихонько заглянул во двор и увидел детей, горячо решавших, в какую бы им сыграть игру. Вдруг один мальчик, сразу обративший на себя внимание калифа своей живостью и необыкновенно смышлёным личиком, закричал:

– Знаете что, сыграем в кади! Я буду кади, ты, Гассан, будешь Али-Коджой, а ты, Ахмет, – купцом, которому он дал на сохранение кувшин.

– Да, да, сыграем в кади! – весело закричали дети, и игра началась.

Гарун аль-Рашид был очень заинтересован. Он вспомнил о процессе, который ему завтра предстояло разбирать и который ему самому показался очень запутанным.

– Посмотрим, как эти малыши сумеют во всём разобраться! – сказал он, смеясь, Джафару и, притаившись в уголке, стал наблюдать за игрой.

Между тем маленький кади уселся на каменную скамью и принял необыкновенно важный вид; остальные дети стояли в стороне и соблюдали строжайшее молчание. И вот вперёд вышел Гассан и, поклонившись судье, начал жаловаться на своего противника.

– Мудрый кади, – сказал он, – вот этот человек, Мустафа, похитил у меня тысячу цехинов, которые я ему отдал на хранение перед отъездом, положив их в кувшин и засыпав их сверху оливками. Когда я вернулся, то нашёл в кувшине одни лишь оливки, деньги же исчезли.

– А ты что скажешь на это, Мустафа? – с серьёзным видом спросил маленький кади.

– Я могу сказать только одно, – отвечал мальчик, изображавший Мустафу, – ни я, ни кто-либо другой не дотрагивался до его кувшина, и его обвинение является гнусной клеветой. Впрочем, я готов доказать свою невиновность клятвой. – И с этими словами он поднял вверх палец, как бы желая присягнуть.

Но, к удивлению внимательно слушавшего калифа, маленький кади не торопился дать присягу обвиняемому.

– Постой! – сказал он. – Прежде чем ты будешь клясться, я хочу увидеть кувшин с оливками. Пусть его принесут сюда.

Тут один из мальчиков проворно сбегал куда-то, принёс какой-то старый разбитый кувшин и поставил его перед судьей, который всё с тем же важным видом продолжал:

– Мустафа, признаёшь ли ты, что это тот самый кувшин, который был отдан тебе на хранение семь лет тому назад?

– Да, премудрый кади, – отвечал мнимый Мустафа, – это тот самый, и я могу клятвенно подтвердить, что в течение всего этого времени до него не дотрагивался.

– Хорошо, – сказал маленький кади, – сейчас мы узнаем, кто из вас говорит правду. Пусть призовут сюда двух старых торговцев оливками.

Тут из толпы детей выступили двое мальчиков, изображавших торговцев. Обратясь к ним, кади сказал:

– Если вы сами торгуете оливками, наверное, знаете, как долго можно хранить оливки, чтобы они годились к употреблению?

– Почтенный кади! – отвечали маленькие торговцы. – Много лет уже мы занимаемся торговлей и по опыту знаем, что оливки могут сохраняться самое большее три или четыре года; если же держать их дольше, то они портятся и есть их уже нельзя.

Тут маленький кади раскрыл кувшин, понюхал оливки и сделал вид, будто попробовал их.

– Странно! – заметил он, качая головой. – Вы говорите, что оливки сохраняются не больше четырёх лет, а между тем в этом кувшине они пролежали целых семь лет и всё-таки ещё очень свежи и вкусны. Подойдите сами и отведайте.

Торговцы сделали вид, будто пробуют оливки, после чего единодушно заявили, что они не только не пролежали семи лет, но и насыпаны в кувшин совсем недавно.

При этих словах мнимый Мустафа задрожал всем телом и признался в своём преступлении.

Кади поднялся со своего места и гневно воскликнул:

– Так вот как ты сохранил имущество, доверенное тебе другом! Мало того, ты ещё хотел ложной клятвой ввести в заблуждение правосудие! За это ты понесёшь строгое наказание: прежде всего ты должен возвратить Али-Кодже похищенные у него деньги, а за своё воровство ты поплатишься жизнью.

Калиф слушал всё это с необыкновенным вниманием.

– Джафар! – сказал он по окончании игры. – Запомни этот дом и завтра утром, когда явятся Али-Коджа и его противник, приведи ко мне этого мальчика, который изображал судью. Пусть придёт и настоящий кади – ему не мешает поучиться уму-разуму у этого мальчика, которому, наверно, не больше десяти лет.

Джафар в точности исполнил приказание своего повелителя. Рано утром он отправился в тот дом, на дворе которого играли дети, и попросил хозяев привести мальчика.

– Дитя моё, – сказал он ему, – калиф приказал мне привести тебя к нему; но ты не бойся, тебе не сделают ничего дурного и скоро отпустят домой.

Родители нарядили мальчика в его лучшее платье и отпустили с великим визирем.

Между тем во дворце уже собрались Али-Коджа, Мустафа и старый кади. Калиф ласково взял мальчика за руку и сказал:

– Дитя моё, я видел вчера, как ты, играя, решил тяжбу Али-Коджи. Ты проявил такую проницательность, что мне хочется и в действительности предоставить тебе разобрать это дело. Поэтому не стесняйся и веди себя точно так же, как вчера вечером.

С этими словами калиф посадил мальчика рядом с собой и приказал ввести противников. Когда те явились, он сказал:

– Я призвал вас, чтобы решить вашу тяжбу. Но я хочу, чтобы этот мальчик разобрал ваше дело; если же вы останетесь недовольны его судом, то можете обратиться ко мне.

Мустафа в душе очень обрадовался; теперь он был уверен, что ему удастся доказать свою невиновность так же легко, как и перед старым кади. Но он ошибся. Мальчик, войдя в роль, стал допрашивать противников так же, как и накануне; когда же призванные торговцы объявили, что оливкам, найденным в кувшине, не больше года, Мустафа так смутился, что одного взгляда на его лицо достаточно было, чтобы убедиться в его виновности. Впрочем, он не стал больше отпираться, а, бросившись к ногам калифа, признался в своей вине.

Тогда маленький судья поднялся со своего места и сказал:

– Повелитель! Виновный найден, наказать же его подобает лишь тебе.

Калиф приказал вернуть деньги Али-Кодже и казнить Мустафу. Мальчика же он взял к себе, велел обучить его всем наукам и, когда он вырос, назначил его главным судьёй в государстве.

Аладдин и волшебная лампа

В одном персидском городе жила вдова бедного портного Мустафы, у которой был единственный сын по имени Аладдин. Аладдин был очень живой и умный мальчик, но так как его с малолетства не приучали к труду, то он стал страшным лентяем и решительно ничего не хотел делать. Его отец умер, когда ему было пятнадцать лет.

Мать Аладдина, видя, что сын её не может продолжать занятие отца, продала все инструменты Мустафы и кое-как зарабатывала на жизнь пряжей.

Как-то раз Аладдин играл на улице с другими мальчиками; в это время какой-то старик-чужестранец, проходя мимо, вдруг остановился и стал внимательно всматриваться в его лицо.

Этот прохожий, как оказалось впоследствии, был могучим волшебником родом из Африки.

Ловко разузнав у ребятишек всё о происхождении Аладдина, незнакомец подошёл к нему и, отведя его в сторону, спросил:

– Дитя моё, твой отец не портной Мустафа?

– Да, – отвечал Аладдин, – но вот уже несколько месяцев, как он умер.

При этих словах чужестранец бросился Аладдину на шею и принялся его целовать со слезами на глазах.

– Так мой дорогой брат умер! – вскричал он в притворном горе. – Да, – продолжал он, отвечая на удивлённый взгляд Аладдина, – ты мой племянник, милый юноша, я – брат твоего отца. Сорок лет я был разлучён с ним. Много лет странствовал я по свету, и теперь, когда я наконец вернулся в надежде повидать своего единственного брата и поделиться с ним своим богатством, его, оказывается, уже нет в живых. Но как ты похож на моего незабвенного Мустафу! Я тотчас же догадался, что ты – его сын. Ну, а мать твоя жива?

Аладдин отвечал утвердительно, а чужестранец продолжал:

– Хотя я не знаю её, потому что брат ещё не был женат, когда я выехал отсюда, но как жену моего Мустафы я её заранее люблю и уважаю. Поклонись же ей от меня и скажи, что я завтра её навещу. А пока отнеси ей эту безделицу.

С этими словами он вынул из кармана целую пригоршню золотых монет и дал Аладдину, который всё ещё не мог прийти в себя от изумления.

Нужно сказать, что африканский волшебник приехал в город, чтобы найти клад, скрытый под землёй недалеко от города. Ему требовалась помощь пятнадцатилетнего юноши, и Аладдин показался ему вполне подходящим помощником.

Между тем Аладдин, вне себя от радости, побежал домой к матери. Ещё издали он закричал ей:

– Мама, мама, я нашёл богатейшего в мире дядюшку! Посмотри, какую кучу денег он мне дал! Теперь тебе не придётся больше прясть, и мы заживём на славу!

И он бросил на стол полученные от волшебника монеты. Но старуха, никогда не слышавшая, чтобы у мужа её был брат, посмотрела на сына с недоверием и тревогой.

На другой день, в назначенный час, мнимый дядюшка действительно явился к матери Аладдина. Он почтительно поклонился ей и воскликнул:

– О мой бедный Мустафа, как я надеялся, что теперь мы заживём вместе в довольстве и радости! Но я с радостью позабочусь о благополучии жены и сына моего любимого брата.

Растроганная вдова Мустафы горячо поблагодарила мнимого дядюшку за его доброту и принялась его угощать. А волшебник через некоторое время обратился к Аладдину:

– Ну, мой мальчик, чем же ты занимаешься? Знаешь ли ты какое-нибудь ремесло?

Видя, что Аладдин смущённо молчит, волшебник ласково сказал:

– Я вижу, труд портного тебе не по вкусу. Ну, что ты скажешь, если я подарю тебе лавку со всевозможными товарами, чтобы ты мог торговать в ней? Это занятие при умении и трудолюбии даёт хороший заработок. Нравится тебе оно? Скажи откровенно, и если ты захочешь, то я охотно помогу тебе сделаться купцом.

– О да, милый дядюшка! – с жаром воскликнул Аладдин.

– Ну, хорошо! – сказал волшебник. – Приходи завтра ко мне, я куплю тебе подходящее для твоего нового положения платье, а потом постараюсь нанять для тебя лавку.

На другой день дядюшка с Аладдином отправились покупать новое платье. Вскоре Аладдин, принаряженный с ног до головы, сияя от радости, шагал по улицам со своим дядюшкой.

– Аладдин, – сказал ему волшебник, – завтра праздник, и мы не сможем купить тебе лавку. Давай отложим это на другой день, а завтра пойдём в какой-нибудь прекрасный сад в окрестностях города, где собирается всё лучшее общество. До сих пор ты бывал только в компании детей, пора тебе привыкать к обществу взрослых.

На другой день Аладдин встал чуть свет и едва мог дождаться прихода дядюшки. Увидев его ещё издали, он наскоро попрощался с матерью и побежал к нему навстречу. Волшебник встретил его очень ласково и с улыбкой сказал:

– Ну, пойдём, милый мой, я покажу тебе сегодня прекрасные вещи!

И он повёл его за город, где возвышались роскошные дворцы, окружённые великолепными садами; вход туда был доступен всякому. Аладдину казалось, что он попал в сказочное царство. Отдохнув в одном из садов, они пошли дальше, любуясь окружающими видами. Скоро дворцы и сады стали попадаться всё реже, а потом и совсем исчезли; местность начинала напоминать пустыню. Аладдин предложил вернуться домой, но волшебник уговорил его пройти ещё немного, обещая показать ему такие чудеса, которые ему и во сне не снились. Наконец путники достигли двух невысоких гор, между которых лежала небольшая долина. Это место и было настоящей целью путешествия волшебника. Из своих волшебных книг он узнал, что здесь, под землёй, находится чудесная лампа, которая могла сделать его могущественнее всех земных государей. Но он также знал, что не сможет вынести лампу сам; для этого-то, как мы уже сказали, ему и понадобилась помощь Аладдина.

Волшебник велел Аладдину собрать побольше сухого хвороста, развёл костёр и подбросил в огонь разные благовонные травы. Скоро поднялось густое облако дыма, а волшебник, стоя неподалёку, стал бормотать какие-то непонятные слова. Вдруг земля задрожала и разверзлась почти у самых ног волшебника и Аладдина; в расселине показалась каменная плита с ввинченным посередине медным кольцом.

– Смотри, – сказал мнимый дядюшка Аладдину, – под этим камнем скрыто сокровище, и ты один можешь его достать. Кроме тебя, нет другого смертного, которому было бы позволено дотронуться до камня и спуститься в подземелье, – даже я не смею этого сделать. Поэтому исполняй теперь в точности всё, что я скажу тебе, иначе ты не только не получишь сокровища, но и погубишь и себя и меня.

Аладдин обещал дядюшке делать всё, что он ему прикажет, и волшебник приказал ему взяться за кольцо и поднять вверх плиту.

– Но как же, милый дядюшка? – спросил Аладдин. – Ведь эта плита так велика и тяжела, что мне одному её не поднять.

– Делай то, что тебе приказывают, – строго сказал волшебник, – я ничем не могу тебе помочь. Возьмись за кольцо, произнеси имя своего отца и деда, и ты увидишь, что плита поднимется сама собой.

Аладдин взялся за кольцо и действительно без труда поднял плиту. Под ней оказалось отверстие с лестницей, уходящей вниз.

– Ну, милый мой, – сказал ему волшебник, – теперь слушай внимательно и постарайся ничего не забыть. Ты спустишься в подземелье; прямо перед тобой будет дверь, а за ней – громадная пещера в виде трёх больших зал. В каждой из них стоят огромные сосуды с золотом и серебром, но если ты до них дотронешься, то мгновенно умрёшь; иди вперёд, ни на что не оглядываясь. Так ты дойдёшь до прекрасного сада, в котором растут плоды необыкновенной красоты. Не обращай на них внимания и иди вперёд, пока не увидишь перед собой лестницу из пятидесяти ступеней;

Аладдин без всякого колебания быстро спустился по лестнице в подземелье и сделал всё так, как велел ему волшебник. Не останавливаясь ни на минуту, чтобы полюбоваться великолепными залами, он поспешно шёл вперёд и наконец увидел лампу, взял её и пошёл назад. Только теперь, на обратном пути, он отважился получше присмотреться к саду. Там было множество фруктовых деревьев с такими чудными плодами, что он не мог ими надивиться. Одни из них, молочно-белого цвета, были жемчужинами, другие были совершенно прозрачны, но переливались всевозможными цветами, то были огромные бриллианты; красным, зелёным, голубым, фиолетовым или желтоватым цветом сверкали рубины, изумруды, топазы, аметисты, сапфиры и ещё многие другие драгоценные камни. Аладдин, никогда не видевший никаких драгоценностей, принял их за простые разноцветные стёклышки; но так как они были удивительно красивы, то он решил взять их для забавы и набил ими карманы. После этого он пустился в обратный путь, даже не подозревая, какое нёс с собой сокровище.

– Ну что, нашёл лампу? – нетерпеливо спросил волшебник, как только увидел юношу.

– Разумеется! – отвечал Аладдин. – Дайте мне руку и помогите подняться на лестницу.

– Скорей давай лампу, тебе легче будет подняться! – сказал волшебник.

– Не беспокойтесь, дядюшка, да я и не могу сейчас её достать. Лампа запрятана у меня глубоко, а сверху навалено множество блестящих плодов из того сада.

Спор продолжался довольно долго: ни угрозы, ни ласки – ничто не действовало на упрямого юношу.

– Ну, так пропадай же вместе с лампой, негодный мальчишка! – с бешенством закричал волшебник и снова стал бормотать волшебные заклинания. Не успел Аладдин опомниться, как плита легла на прежнее место.