– Это не важно. Чтобы больше никто из вас здесь не появлялся. Иначе я вас всех порешаю. Ты понял?
– Охренел? Ты с кем разговариваешь?
В общем, назад на лифте он ехал на первый этаж без сознания. Но на этом все не закончилось.
В тот вечер я возвращался домой с подругами, и вдруг сзади крик:
– Эй, баклан, это ты тут наркоманов не любишь?
Я понял, что начинается заварушка.
– Настя, иди за Антоном. Марин, а ты давай за нашими: если найдешь, скажи, чтобы быстро рвали сюда.
Девчонки побежали за подмогой. Я повернулся. Их было человек десять. Они быстро взяли меня в плотное кольцо. Для тех, кто никогда не имел дело с наркоманами, поясню, что это вовсе не обязательно заколотые доходяги, которых плевком перешибешь. Передо мной стояли обычные дворовые парни с не самыми слабыми руками и ногами.
– За базар отвечать надо!
Это был тот случай, когда ждать не имело смысла и нужно было бить первым. Я и ударил.
Исход драки мог бы быть другим, если бы мне не помешал алкоголь. Точнее, если бы он не помог. Все произошло очень стремительно, почти моментально. Секунда – и мы с противниками уже на земле. Подо мной кто-то из парней. Я бью его по лицу об асфальт, он еще пытается сопротивляться. Его друзья лупят меня ногами по телу, но этих ударов я уже не чувствую. Желание подавить сопротивление противника, разорвать его и броситься на следующего – сильнее боли.
Вдруг что-то произошло. Вспышка в глазах. Темнота.
Я на мгновение теряю сознание. Встаю. Кружится голова. Я смотрю на людей вокруг, но ничего не понимаю. Они как будто в страхе отодвигаются от меня.
Опускаю глаза вниз и вижу кровь. Чувствую жжение где-то слева.
Прикасаюсь к лицу – на моей руке моя щека.
– Кто меня порезал? – зарычал я. – Ты тварь? – Я схватил первого попавшегося.
– Не я.
– Ты? – Они бросились врассыпную. Я увидел фигуру пацана, который был в моей крови больше всех.
Тут я потерял над собой контроль.
Я несколько раз ударил его о павильон остановки. И продолжал наносить удары.
Я потащил его к обочине. В голове пронеслись кадры из фильма. – Зубы на бордюр, сука, зубы на бордюр!
Под ударами он почти перестал сопротивляться. Я схватил его за шею и прижал к асфальту.
Кто-то кричит сбоку и сбивает меня с ног.
Я отлетаю в сторону. Это что еще за мудак?
– Отойди, мужик. Не вмешивайся. – Я снова хватаю парня и тащу его.
Мужик врезается в меня с разбегу. Толчок. Я теряю хватку. Парень успевает убежать. Я теряю его из виду. Рядом продолжается драка. На дороге лежит кто-то из парней со стороны наркоманов. Все в дымке, тумане. Беру шарф, складываю его в несколько слоев и зажимаю лицо. Что-то вспоминаю о том, что от кровопотери можно умереть. Мозг подсказывает: надо в травмпункт. Торможу машины. Все пролетают мимо.
Вдруг мужской голос зовет меня: «Садись быстро, поехали!»
Это тот самый мужик, который сбил меня с ног, В травмпункте я сидел и ждал очереди. Позвонил отцу: «Пап, меня немного порезали, ты только маме не говори». Конечно, они приехали вдвоем, мама в слезах. А мой спаситель, дождавшись, пока приедут родители, так же неожиданно исчез, как и появился.
Щеку зашили, но шрам, как видите, остался на всю жизнь.
История на этом не закончилась. Я же говорю, Тольятти – маленькая деревня, каждый хоть раз в жизни пересекался с каждым.
Мой отец работал следователем. Через пару лет после той драки он допрашивал очередного подозреваемого. Светило тому порядочно, уже не помню за что. А у меня отец – человек душевный, с преступниками всегда общался на равных. Они разговорились, и подозреваемый разоткровенничался:
– Много я, конечно, в жизни зла натворил, но были и добрые дела. Как-то раз двух пацанов спас – одного от смерти, другого от тюрьмы. Один со щекой отрезанной, я его из драки вытащил, а то без трупа точно бы не обошлось. Жизнь бы себе сломал, дурак. Надеюсь, на том свете зачтется.
Я теперь вспоминаю этого мужика, когда начинаю осуждать кого-либо. Я говорю себе: «Стоп. Перед тобой просто человек, который совершил глупый поступок. Но откуда ты знаешь, на что он еще способен? Может быть, случись война, этот парень тебя из-под обстрела раненого вытащит. А кто-нибудь другой, с безупречной репутацией – оставит умирать на поле боя».
Ненависть всегда держится на мифе. Мы в своем воображении превращаем неудобного человека в символ зла и начинаем его ненавидеть. По сути, эта подмена и есть корень всякой войны.
«Белые волки» просуществовали меньше полугода. Однажды, находясь на чужой территории в Самаре, один из лидеров самарских фанов по кличке Чудо вызвал меня на разговор. Нас обступили 10 человек из его основы.
– До меня дошли слухи, что у тольяттинских главный теперь ты. Когда будут драки между нашими городами?
Я не знаю, с чего он взял, что я главный, но в тот момент мое самолюбие возликовало. Я почувствовал, что еще одна цель, к которой я интуитивно стремился, достигнута. И, как это всегда бывало, тут же потерял к ней интерес.
– Драк больше не будет никогда.
– То есть как? Всегда были, а теперь не будет?
– Потому что это бесполезная трата времени. У вас есть бойцы, и у нас есть. Силы нужно объединять для борьбы за общие интересы, а не расходовать на драки друг с другом.
– Да? А полтора года назад в Доме пионеров на сейшене не ты ли прыгал на меня с кулаками в футболке Screwdriver?
Я чуть было не покраснел, но не подал виду.
– Я. Был таким же дураком тогда. Но теперь поумнел немного.
Сила скинхедов была в известном смысле иллюзией. На меня дважды заводили уголовные дела, в них не было никакого состава преступления, но, если бы мой отец не работал в органах, нашли бы. Однажды он попросил своих коллег провести со мной беседу. Опера говорили: «Серега, не занимайся фигней, в этом вашем движении полно стукачей. Вы крайние. Вас сольют в ту же минуту, как только понадобится пугнуть народ националистами, или прикроют вами чужой косяк».
Я всерьез не задумывался над их словами, но определенные ростки в моем сознании они посеяли. В каждой культуре есть люди, которые ее потребляют, и люди, которые ее создают. Применительно к праворадикальному движению того времени 90 % его участников – оголтелая массовка. Крики, лозунги, концерты, пиво, драки. Мы тоже какое-то время кричали «Слава России!», пили водку, занюхивали хлебом и закуривали «Беломором». Но это быстро прошло – буквально за пару месяцев. А потом мы быстро эволюционировали из потребителей праворадикальной культуры в ее создателей. Я читал Ильина, Столыпина, историю Колчака, основателей Белого движения и других великих русских деятелей и мыслителей. Из единомышленников мы теперь ориентировались на московских националистов – таких, как Белов-Поткин из ДПНИ. Людей, которые, как нам тогда казалось, уже масштабно мыслили, управляли серьезными проектами.
В определенном смысле мы стали более опасны для системы.
Я помню, как однажды нас задержала полиция. Меня начали обыскивать. Нашли документы из Академии госслужбы при президенте: тогда я уже снова взялся за ум (хотя бы в вопросе получения высшего образования) и поступил в этот вуз. Опер удивился: «О как! Ну, и какие у тебя там оценки? Двоек много?» – «Одни пятерки». – «Ну, надо же. Лидер группировки, Академия госслужбы… Опасный ты парень». Я эту формулировку запомнил.
«Коловрат»
Но главное разочарование в движении было связано даже не с рисками, а с отсутствием возможности реально что-то изменить. Мне хотелось большего. Я искал возможности выйти на новый уровень, расширить свой круг влияния, сделать что-то настоящее.
Новое дело я придумал себе сам. Решил устроить первый в Тольятти концерт группы «Коловрат».
