– Когда это вы успели? – не отставал Зарад.
Мирэя молчала. Юниэр улыбался.
– Мы обручились Сиреневой ночью, – сказала Мирэя, подъехав к Зараду ближе, – по древнему закону. И после того, как закончится траур, – вздохнула она, – мы проведем обряд по сундарскому закону.
Зарад ничего не смог возразить. Уже тысячу лет никто из сундарских королей не обручался по древнему закону, но связи, обретенные таким образом, считались нерушимыми, и все признавали такой брак.
"Девчонка оказалась уж очень шустрой, – в который раз подумал Зарад. – А Юниэр ослушался моего приказа еще и в Сиреневую ночь. Это ему так не пройдет". – Он отдал войску приказ возвращаться, и солдаты повернули вспять. Им было, что обсудить по дороге.
Мирэя и Юниэр переправились через Серебряную Струю, переговорили с Торием и его людьми, проводили их в Нарисею. Там было безлюдно – все попрятались в ожидании расправы. Торий привел почетных гостей в свой дом. Они долго говорили о будущем государства. Позже к ним присоединился Эбрус.
Раненого Дориана сопровождала Айрен. Они добрались до его дома – большого шатра, усыпанного серебряными звездами. В нем было светло и прохладно.
– Как красиво! – восхитилась девушка. – Ты живешь здесь один?
– Да, – ответил он, опираясь на ее руку немного дольше, чем следовало, когда она помогала войти ему внутрь.
– Ложись и отдыхай, – сказала Айрен, усаживая Дориана на циновку, – а я позабочусь о твоей ране.
– Все будет в порядке, она сама заживет, – смущенно улыбнулся Дориан.
– Молчи, я знаю толк в этом деле, – возразила Айрен.
Она достала из походной сумки лечебные травы и стала смешивать в нужных соотношениях.
Дориан внимательно следил за сосредоточенными движениями ее рук. Он познакомился с ней во дворце несчастного Киннара. Девушка подала ему воду для умывания после долгой дороги. У нее был ласкающий взгляд, и смотрела она так пристально. Он возражал против ее помощи, но она настояла на том, чтобы вымыть ему голову, шею и спину. Такая непосредственность смутила его. Ему показалось, что девушка обидится, если он отвергнет помощь. Он сидел, изумленно глядя на нее в зеркало, и слушал, как она поет, любовно расчесывая его кудри. Поймав в зеркале его взгляд, она сказала: "Я никогда не видела фейров так близко. Ты очень красивый".
Когда он уходил, она собрала сумку еды в дорогу и вручила едва не насильно. Айрен прижалась на мгновенье к его груди и сказала: "Возвращайся поскорее, пожалуйста". Девушка вызвала в нем непонятное чувство, она его тревожила.
Он задумчиво глядел на нее, припоминая касания ее рук. У нее был изумительный тонкий профиль и светлые волосы. Айрен смело взглянула на него; он встретил ее взгляд и с радостью заметил, что она краснеет.
– Подай мне зара, – попросил он, указав на серебряный графин.
Айрен легко поднялась и наклонилась за графином.
Фейр пригубил кубок и воскликнул:
– Да он забродил, его хозяин слишком долго отсутствовал!
– Это не опасно? – встревожилась Айрен.
– Нет, зар не может принести вреда. Попробуй, – предложил он и протянул ей графин.
Она послушалась и выпила пенный напиток. Он с удовольствием наблюдал за ее движениями.
– Ну как? – спросил он.
И снова она подарила ему тревожный взгляд.
– Голова кружится… а у тебя?
Он поцеловал ее запястье. Айрен начала бережно разматывать бинты. Когда последний слой оторвался от раны, стало больно, но он стиснул зубы и не застонал. Тонкими, сильными пальцами Айрен смазала рану целебной мазью.
Когда Айрен увидела фейра, ее молодое здоровое сердце впервые забилось неровно. Ей хотелось смотреть на него, трогать, гладить, а остальной мир стал каким-то маленьким и неинтересным.
Вот и сейчас, голова кружилась вовсе не от зара. Она не просто лечила рану, но старалась перелить в него свою силу и любовь.
Дориан понял, что она полностью поглощена его исцелением, и почувствовал, как через движения ее гибких пальцев в него входит горячая волна энергии. Айрен не выдержала напряжения и закрыла глаза.
– Айрен, Айрен, что с тобой? – испугался Дориан. Он погладил ее волосы и удивился их мягкости. – Айрен! – шептал он, невольно касаясь губами ее лба.
Она открыла глаза.
– Я… я, – его взгляд ободрял ее, – хочу быть твоей женой. – И испугавшись своих слов, она уткнулась лицом ему в грудь.
Дориан не отстранился. Ее слова не показались абсурдными, он чувствовал, что так и должно быть. Никто, кроме нее, не может быть его женой. Он молчал, задумавшись. Айрен решила, что рассердила его, и разрыдалась.
– Тише, – успокоил он ее, – посмотри на меня, – он поцеловал ее нежно в заплаканные глаза. – Конечно, да. Я хочу, чтобы ты была моей женой.
Теперь можно было обнимать, ласкать это страстное искреннее создание, потому что она принадлежала ему. Они долго лежали, обнявшись, глядя на небо в круглый просвет крыши шатра, счастливые оттого, что обрели друг друга.
Айрен отказалась ехать с Мирэей, она попросила позволения остаться в Нарисее. Мирэя испытала странное чувство: показалось, что часть ее самой отрывается от нее. Айрен всегда была рядом и заботилась о ней. Но она не упрекнула подругу.
– Будь ей хорошим мужем, – сказала она Дориану.
Тепло простившись с нарисейцами, королевская чета отправилась в обратный путь. Чернолун был рад, что госпожа снова с ним, но чувствовал, что Мирэя грустит и, поддавшись ее настроению, размеренно и спокойно скакал вперед. Юниэр и Мирэя почти не разговаривали.
Свадьба
Занималась заря. Обитатели королевского замка еще спали, а Юниэр уже сидел в саду, в беседке. Вокруг было тихо – в последние дни ему так не хватало тишины. Он пришел сюда, чтобы подумать, представить себе, что ждет его дальше. Днем он не смог бы сосредоточиться в круговороте суеты, в котором жил сейчас. Юниэру было грустно: он не хотел быть королем и не представлял себя на троне. Он не завидовал тем, кого судьба вознесла высоко, и хотел жить сам по себе, никому не подчиняясь, никем не управляя. До сих пор он считал себя одним из счастливейших людей в мире: радости встречал с упоением, несчастья быстро забывал, а ненужной суеты избегал. Конечно, самым прекрасным событием в его жизни была встреча с Мирэей. С того самого момента, как он впервые обнял ее Сиреневой ночью, Юниэр понял, что не одинок больше и, что бы ни случилось, он всегда будет стремиться к ней.
Он мечтал о том, чтобы, доверившись ему, она пошла бы за ним в далекие страны, чтобы свободно, как простые путники, они вместе переходили из одного города в другой, останавливались там, где понравится, знакомились бы с людьми, гостили у друзей. Конечно, у них был бы какой-нибудь дом, зимнее пристанище от холода и вьюг. Сидеть на одном месте скучно, а дороги дарят встречи и делают мир ярче.
Юниэру хотелось, чтобы Мирэя отреклась от власти. Это же смешно, его Мирэ – королева! Но, наблюдая за ней в эти дни, Юниэр чувствовал, что его желание не сбудется. Мирэя стала вдруг серьезной, ответственной и на диво деятельной: выступала перед людьми, совещалась с министрами. Даже Зарад не мог ей перечить, он как-то стушевался, потускнел и потакал ей во всем. Юниэр думал, что Зарад будет препятствовать его женитьбе на Мирэе, ведь ни для кого не было секретом, что только себя он представлял на сундарском троне. Но и этого не случилось.
Кто он, собственно, такой? Никто не знал об этом. Он безродный. Зарад прав, ему некого назвать отцом. Как его запишут в книгу правителей Сундара? Король без родословной? Юниэр не любил думать, а тем более говорить о своем происхождении.
Его нашли на берегу Земуны во владеньях Непреклонного Эреба. Лицом младенец был светел и чист, завернут в дорогую ткань. Не было заметно, что ему пришлось долго путешествовать. Эреб решил воспитать его вместе со своими сыновьями. Но он никогда не называл его сыном, и Юниэр с малолетства знал, что взят в дом из милости. Эреб был сундарцем, славным воином, без огрехов в происхождении, и жена его, Любилия, тоже отличалась благородством и добрым характером. У них было три собственных сына и четыре дочери, так что Юниэр вырос в многолюдной семье. Его никто не притеснял и ни в чем не отказывал, но мальчик был чужим. Когда ему минуло шестнадцать лет, Эреб отдал его в армию Зарада. И началась кочевая жизнь…
Зарад посоветовал ему, до того как окончится траур, навестить Непреклонного Эреба, чтобы тот усыновил его, дал имя.
Вчера они обсудили это предложение с Мирэей. Юниэр ожидал, что она возмутится, заплачет, будет убеждать его, что она ни дня не может без него прожить. Но она лишь сказала: "Да, пожалуй, так будет лучше, по закону. Только постарайся вернуться поскорее. Если Эреб будет упрямиться, обещай, что я щедро награжу его".
Все это не нравилось Юниэру.
"Хорошо, я уеду, – думал он. – Тогда она, может, заметит, что все эти дни ей кто-то помогал, всегда был к ее услугам, утешал, веселил, любил, наконец. Как она может быть такой эгоисткой?"
Юниэр улыбнулся своим мыслям. Но улыбка вышла натянутой. Он все-таки не хотел быть королем.
