«Она очень хорошая, – предупредила жена. – Но… Вообрази, что это я. О’Хара и мистер Мото не договорились, началась война, и мы с тобой случайно встретились».
Марек присел, согнал с лица ненужную улыбку. Поглядел прямо в светлые глаза-ледышки.
– Не «еще один». Ты поверь, а я очень постараюсь, чтобы это стало так.
Гертруда Веспер немного подумала.
– А пожимать руку – обязательно?
– Нет, – усмехнулся он. – Совершенно необязательно!
– Тогда держи!
И она протянула ладонь.
6
Женщина попыталась заснуть. Выпила лекарство, задернула занавеси. В номере сразу же стало темно, слишком темно, и она впустила внутрь узкую полоску солнечного огня. Разделась, легла на кровать, прикрыла веки. Но свет не исчез, превратившись в большое желтое пятно с рваными краями, словно кто-то плеснул краской прямо в зрачки.
Открыла глаза, наскоро вспомнила, какие лекарства еще есть в сумочке. Телефон на столике, можно поднять трубку и вызвать врача.
На какой-то миг стало страшно. Ей скоро тридцать.
Всего только…
Уже…
Она носит с собой целую пригоршню упаковок с таблетками, каждые полгода ложится в клинику, читает медицинские журналы. Что будет через год? Через три? Стоит ли оно того? Ей все время кажется, что лучшее впереди, но дни сгорают один за другим, и сегодня ничуть не лучше, чем вчера.
Мысли прогнала. Она делает что хочет, идет своей дорогой, добивается всего, чего желает. А это – главное. Иначе… А иначе не было б ничего – как и ее самой. «Проститутка из портового борделя, которая ничего не умела и всего боялась». Она не простила О’Харе этих слов, но босс был прав. Ошибся в другом – нельзя лепить из глины собственное подобие, а после оживлять. Големы злопамятны…
– Война – отец всему, – сказал как-то О’Хара. – Не помню, чья мудрость, но это действительно так.
– Гераклит Эфесский, – не думая, отозвалась она. – Если полностью: «Война – отец всему и царь».
Их последний год в Шанхае. Вместе уже давно не живут, у него в особняке – очередная любовница, девчонка-китаянка, она купила маленькую квартирку во французской концессии. Узкий переулок, выходящий на авеню Жоффр, третий этаж, дверь с двумя замками. С боссом виделись на службе, но иногда, и такое случалось, он просто заходил поболтать. Зашел и сейчас. Поцеловал в щеку, выставил на стол бутылку светло-красного «Dynasty Cabernet Sauvignon», ее любимого.
Присел в кресло – нога за ногу, подбородок вверх.
Закурил.
Пепельницы в квартире не было, и она поставила на табурет обычное фарфоровое блюдце.
– Гераклит Эфесский… – О’Хара прищурился, резким движением стряхнул пепел. – Иногда на тебя страшно смотреть, Лиззи.
Она была Ильзой, но босс называл ее только так.
– Когда мы впервые встретились, ты была голая, с синяком на левом боку, и от тебя скверно пахло. Пришлось отправить тебя под душ. Потом ты училась шлепать на пишущей машинке, затем спросила у меня, что такое двойная бухгалтерия и чем она отличается от тройной… А не так давно я сообразил, что ты танцуешь вальс лучше, чем я.
Она слышала это не в первый раз. Пожала плечами, открыла сервант, чтобы достать рюмки.
– Ты недоволен?
О’Хара захохотал, громко, привычно, но смех на этот раз показался ей каким-то ненастоящим, словно жестяным. Затем стер улыбку с лица.
– Если бы у меня был такой сын, Лиззи, я бы горя не знал. Но мой балбес только и умеет, что гонять на спортивном авто и тратить мои деньги на модные галстуки из магазина на Грин-стрит. В детстве он любил отрывать крылья у бабочек. Думал, поумнеет, увы… Но я пришел не жаловаться. Скоро мне уезжать из Китая, а поэтому… Есть разговор, Лиззи!
Золотисто-зеленое вино, мягкое цветочное послевкусие. Сизый табачный дым, негромкий спокойный голос. В таком тоне босс беседует только с самыми серьезными клиентами. Сделка на миллион…
– Ты каждый день задаешь много вопросов, Лиззи. Не все они мне нравятся, но я отвечаю, куда деваться? Ты теперь незаменимая, сам вырастил, сам воспитал. Но ты ни разу за эти годы не спросила, ради чего, ради какой цели я приехал в Шанхай. Деньги? Само собой, как без них? Война – отец всему. Китайцы воюют, а значит, платят. Но когда я запретил продавать оружие генералу Янгу, ты даже не поинтересовалась причиной. А ведь это очень большие деньги – и они достались не нам.
– Ты бы все равно не ответил. Сам вырастил, сам воспитал. Есть вопросы, которые не стоит задавать, потому что ответ и так ясен. А есть такие, которые просто не надо задавать.
Рюмки еще не опустели, однако он налил вновь, до самых краев, плеснув на скатерть. Поставил на стол блюдце, зажевал мундштук папиросы.
Взглянул – прямо в глаза.
– Когда я был мальчишкой, то часто думал, что значит стать настоящим мужчиной. Вначале, сама понимаешь, дальше кольта в кобуре и одноклассницы на сеновале не мечталось. Потом… Потом я уехал в Европу вместе с парнями генерала Першинга. Добровольно, даже медицинскую справку подделал, чтобы взяли. Солдаты – вот истинные мужчины! Если бы… Нет, Лиззи, солдат – крыса, он огрызается, потому что его загнали в угол.
– И ты решил стать тем, кто загоняет в угол?
Они выпили. Она пару глотков, смакуя, О’Хара – залпом, до дна, явно не чувствуя вкуса. Выдохнул, взял папиросу, затянулся.
– Людей загоняют в угол политики, вся эта выборная сволочь, у которой есть единственный талант – врать в глаза. Такое дерьмо не по мне. Хочешь, расскажу, что такое настоящий мужчина?
Усмехнулся, блеснув крепкими зубами, пододвинулся ближе.
– Ты – настоящий мужчина, если к тебе сбегает чужая жена – прямо из-под венца, из главного столичного собора, чтобы провести брачную ночь не с мужем, а с тобой, в грязном купе второго класса!
Она сделала еще глоток, щелкнула ногтем по стеклу:
– Амен! Это высшее достижение настоящего мужчины?
О’Хара ответил неожиданно серьезно:
– Не достижение, Лиззи. Всего лишь показатель возможностей. Через много лет этот мужчина расстелил на столе карту мира, задумался – и ткнул пальцем в Европу. Зачем? Он решил устроить там большую войну. Ничего личного, просто business. Наметил победителей, побежденных, составил смету…
– А тебя он отправил в Китай?
Мужчина, неспешно встав, потянулся, хрустнув костями, положил на плечо женщине тяжелую ладонь.
– Есть вопросы, которых просто не надо задавать. Другое важно, Лиззи. В Китае мы сделали все, что хотели, – и взяли все, что могли. Скоро сюда придут японцы, и начнется пир трупоедов. А я стал достаточно силен, чтобы самому ткнуть пальцем в карту. Ты можешь остаться здесь, можешь уехать подальше и обо всем забыть… И можешь поехать вместе со мной! Ответ – сейчас, причем только «да» или «нет».
Она не спешила. Допила вино, взяла папиросную коробку, прикусила зубами бумажный мундштук. Зажигалка выстрелила синим огоньком, но с первого раза прикурить не удалось. Она щелкнула еще раз, еще…
7
– Я убедилась, господа, что мужчины – существа, совершенно не приспособленные к жизни, – изрекла баронесса фон Ашберг, закуривая сигарету, вставленную в чуть ли не полуметровый янтарный мундштук. – Не возражайте. Как говорят материалисты, практика – критерий истины.
