Я остановился перед ее домом, с запозданием сообразив, что вроде бы не должен знать, где она живет. Но нет, в небольшом городке это не должно вызывать подозрений, ведь ее отец видная фигура.
– Сколько тебе лет, Белла?
Должно быть, она постарше одноклассников. Может, поздно пошла в школу или отстала. Но нет, не может быть, – при ее уме.
– Семнадцать, – ответила она.
– На семнадцать ты не выглядишь.
Она засмеялась.
– Ты что?
– Мама вечно твердит, что я родилась тридцатипятилетней и с каждым годом становлюсь все больше похожей на женщину средних лет. – Она снова засмеялась. Потом вздохнула. – Что ж, должен же кто-то в семье быть взрослым.
Это кое-что прояснило для меня. Не составляло труда понять, как легкомыслие матери приводит к зрелости дочери. Ей пришлось рано повзрослеть и взять мать под свою опеку. Потому-то ей и не нравится, когда опекают ее саму – ей кажется, что это ее работа.
– Ты тоже не очень-то похож на старшеклассника, – вывела она меня из раздумий.
Я нахмурился. Стоило мне что-то узнать о ней, как она слишком многое замечала в ответ. Я сменил тему:
– Так почему же твоя мать вышла за Фила?
Она помедлила, прежде чем ответить.
– Моя мама… для своих лет она очень молода. А с Филом, по-моему, чувствует себя еще моложе. Во всяком случае, она в него влюблена. – Она снисходительно покачала головой.
– И ты не против ее брака? – удивился я.
– А не все ли равно? – спросила она. – Я хочу, чтобы мама была счастлива… а она хочет быть вместе с этим человеком.
Это альтруистичное замечание потрясло бы меня, если бы не вписывалось в общую картину, не дополняло то, что я уже узнал про ее характер.
– Такое великодушие… интересно.
– Что именно?
– Готова ли она отплатить тебе той же монетой, как ты думаешь? Кем бы ни оказался твой избранник?
Вопрос был дурацкий, и сохранить беспечный тон мне не удалось. Как глупо даже предполагать, что кто-то способен одобрить меня в качестве избранника для своей дочери. Как глупо даже надеяться, что Белла выберет меня.
– Д-думаю, да, – под моим взглядом она запнулась. От страха? Мне опять вспомнилась мисс Коуп. О чем говорят другие признаки? Широко раскрытые глаза могут означать обе эмоции. Но трепет ресниц вроде бы свидетельствует против страха. У Беллы приоткрыты губы…
Она спохватилась:
– Но она же мать. Это другое дело.
Я иронически улыбнулся.
– В таком случае не выбирай слишком страшных.
– Слишком страшных – это каких? Сплошь в пирсинге и татуировках? – Она усмехнулась мне.
– Можно сказать и так. – На мой взгляд, это определение не содержало никакой угрозы.
– А как сказал бы ты?
Вечно она задавала не те вопросы. Или, пожалуй, вопросы в самую точку. Во всяком случае, такие, на которые мне не хотелось отвечать.
– Как думаешь, я могу быть страшным? – спросил я, пытаясь слегка улыбнуться.
Она задумалась, потом ответила серьезно:
– Хм… пожалуй, можешь, если захочешь.
Я тоже посерьезнел.
– А сейчас ты меня боишься?
На этот вопрос она ответила сразу:
– Нет.
Улыбаться стало легче. Вряд ли я услышал от нее чистую правду, но ведь она и не солгала. По крайней мере, ей было не настолько страшно, чтобы захотелось сбежать. Я задался вопросом, какие чувства вызвало бы у нее мое сообщение, что этот разговор она ведет с вампиром, и внутренне сжался, представив себе ее реакцию.
– Может быть, теперь ты расскажешь мне о своей семье? Наверняка твоя история гораздо интереснее моей.
И уж точно страшнее.
– Что ты хочешь узнать? – осторожно уточнил я.
– Каллены усыновили тебя?
– Да.
Она замялась, потом робко спросила:
– Что случилось с твоими родителями?
Ответить было нетрудно. Даже лгать ей не пришлось.
– Они умерли много лет назад.
– Сочувствую, – пробормотала она, явно встревоженная тем, что расстроила меня.
Она тревожилась обо мне. Какое странное чувство – видеть ее заботу, пусть даже такую, которую принято проявлять из вежливости.
– На самом деле я их почти не помню, – заверил я. – Карлайл и Эсме давным-давно уже стали мне настоящими родителями.
