Ведьма

Вселенная не только загадочнее, чем мы себе представляем, но и загадочнее, чем мы можем представить.

ПРОЛОГ

…Сынок, Проша, сегодня тебе исполнилось три года. Я решил написать тебе это письмо. Когда ты станешь взрослым, прочтешь его и сам решишь, как поступить с тем, о чем я тебе поведую. В 1918 году, меня, еще не достигшего двадцати годков забрили в белую армию Колчака. В то время по молодости и малограмотности я не понимал, кто такие белые, красные, и не разбирался, кто и за что воюет.

Привезли нас в Уфу и приставили охранять деревянные склады. Как потом мы узнали, там хранится золото. Но мне было все равно, что охранять. В ту пору я был нелюбопытен, не до того было. Несколько раз нам, охранникам, отдавали приказы, и мы грузили тяжелые ящики на телеги и везли на железную дорогу.

Так мы мотались до февраля 1920 года, когда Колчак передал власть Деникину. И вновь поступил приказ готовить телеги для переброски золота. Куда? Нам не сказали. Да мы и не интересовались. Это была очень тяжелая работа: погрузка ящиков на телеги, передвижение по ухабистым дорогам, потом разгрузка, снова погрузка в вагоны. Это изматывало наши силы.

Однажды нас подняли глубокой ночью. Во дворе уже стояли три груженых подводы, с уложенными на них ящиками с золотом. Мы еще подивились, что нас не погнали на погрузку. Кто-то другой сделал за нас нашу работу. Поступил приказ, что группа в составе двенадцати человек, в том числе и я, отправляется сопровождать и охранять груз, а какой, нам не сказали. Да мы сами догадались по знакомым ящикам на телегах. Главным в сопровождении был назначен Гдальский, мужик замкнутый, неразговорчивый, с суровым обличьем.

В пути мы узнали, что груз везем на станцую Уда, это в Иркутской области. Однако попасть туда нам не удалось. Наш дозорный, смотавшись в железнодорожный поселок, доложил: станция захвачена красными, белых расстреливают, все их имущество конфискуют, то есть забирают. Гданьский не ожидал такого расклада, и не знал, как действовать дальше. Он сидел на земле, привалившись к дереву спиной, и думал. Мы понимали, что попали в безвыходную ситуацию.

Наконец наш голова встал, отряхнулся от хвоинок, и отдал приказ двигаться дальше. Куда? Мы не спрашивали. Потом мы шли и шли. А лучше сказать тащились. Почти два года мы добирались до Хабаровского края. Да и неудивительно, зимой отсиживались либо в глухих поселениях таежных аборигенов, либо на зимовьях. Из двенадцати охранников нас остались всего четверо: я, как самый молодой и выносливый, Гданьский, как самый упорный и двое мужиков. Остальные погибли, не вынеся дорожных тягот.

Лошади наши падали в дороге. Мы заменяли их, покупая у поселян. Благо, как я понял, у главного денег было вдосталь. Видать помимо золота он вез и деньги. Каждый раз, просыпаясь на привалах, утром я обнаруживал, что ящиков с золотом становилось все меньше. Да и неудивительно. На себе тащить тяжелый груз нереально, а покупать лошадей становилось все труднее.

Едва живые мы доползли до поселка Гвасюги, что в Хабаровском крае, но в сам поселок не рискнули заходить. Остановились на берегу широкой реки Хор. Перебраться через нее, мы уже не имели ни возможности, ни сил. Вдобавок ко всему, заболевшего неизвестной болезнью охранника вынуждены были везти на телеге вместе с золотом, которого осталось всего два ящика.

Весь путь мы шли пешком, понимая – погибнет лошадь, вынуждены будем бросить и телегу, и золото. Куда мы его везли, никто не знал, да и сил не было об этом думать. На привале мы похоронили заболевшего охранника. А утром обнаружили мертвым и второго. Осталось нас двое: я и Гдальский.

– Все, мне кранты, больше не могу, – заявил главный, с трудом втягивая воздух. Я стал замечать за ним, что в последнее время он все чаще кашлял с надрывами и хрипами. Кожа его пожелтела. Он сидел, привалившись спиной к стволу дерева, и растирал рукою грудь.

– Видать скоро подохну, – сказал он, не поворачивая ко мне головы. – Я знаю, у меня чахотка. Не дотяну.

Что такое чахотка в то время я не знал, и не хотел, чтобы он умирал, тогда я останусь совсем один. Я не готов был к этому.

– Фрол, – все так же, не глядя в мою сторону, сказал Гдальский. – Ты выкопай яму, и зарой в ней ящики. Приметь место. Если выживешь, то сможешь когда-нибудь забрать их. А я уже не жилец.

Я стал возражать, что он не помрет – мне до слез стало жалко его. Но он прервал меня и сказал:

– Слушай и не перебивай. Тебе надо пробираться к железной дороге. А путь здесь один – по реке. Здесь идет сплав леса. Прибейся к сплавщикам, скажи, что потерялся в тайге. Народ здесь незлобивый, я знаю, – тихо, словно сам себе говорил он. – Доберешься до Дормидонтовки, это железнодорожная станция. Большие поезда там проносятся мимо, а рабочие останавливаются.

Откуда он все это знал, мне неизвестно. Видать, был из дальневосточников, потому и вел нас по таежным тропам уверенно, обходя поселки и селения.

– Мой тебе совет, – продолжал он, – Не возвращайся домой, в Сибирь, там тебя пустят в расход, как белогвардейца, да и семью твою не пожалеют. Езжай на Восток. Затеряйся. В нынешней неразберихе поменяй фамилию. Вот тебе мой наказ, – тихо сказал он и попросил пить.

На утро я обнаружил его застывшим. Я похоронил его, закопал золото, приметил место, как советовал Гдальский, столкнул телегу с обрыва в реку. Впервые за весь путь я ехал верхом, а не шел за телегой. Лошадка принесла меня к берегу, на котором у костра сидели сплавщики. Вот, сынок, и все, что я хотел тебе поведать. Вкладываю отдельный листок, вроде рисунка и приметы места, где я закопал золото. Если у тебя хватит сил, и возможностей можешь его забрать. На это тебе мое родительское благословление».

Далее в письме Фрола Прокопьевича Пепеляева шли пожелания сыну и житейские наставления.

НАСТЯ

– Настена, подойди ко мне, – позвала Аграфена внучку. Девочка побаивалась своей суровой бабушки, хотя та ни единого раза не обидела ее. Но и не приласкала. Относилась к ней, словно та была не более домашнего предмета.

Своего деда Фрола, бородатого, высокого мужика, похожего на таежного лешего Настя любила. С нею он был ласков, возвращаясь из тайги, либо с рыбалки обязательно приносил ей гостинец. Была ли то маленькая птичка, попавшаяся в дедов силок, либо забавная рыбка специально для нее посаженая в баночку с водой. Настена долго играла с подарками, а потом рыбку относила к речке и выпускала в воду, а птичку подкормив, отпускала тут же во дворе.

Глупая пичуга не спешила покидать место своего пленения – усаживалась на колышек тына и принималась чирикать. Девочка считала, что птичка благодарит ее за угощение, и прощается с ней. Об этом она рассказывала своему деду, сидя с ним рядышком на ступеньках крыльца, когда тот отдыхал после трудового дня.

– У тебя, Настенка, доброе сердечко, хотя еще и крохотное. – В ту пору девочке едва исполнилось пять лет.

Но два года, как деда не стало. На валке леса его придавило деревом, удар пришелся в голову, Фрол умер на месте.

– Легкая смерть, – констатировала суровая Настина бабка, супруга Фрола, не проронив ни единой слезинки. Настя плакала навзрыд.

Деда похоронили, и Настена осиротела. Родители работали в леспромхозе на далеких делянках, там и жили. Домой наведывались нечасто. От силы два-три раза за сезон. Росла и воспитывалась девочка у деда с бабкой. Теперь она осталась наедине с суровой старухой.

Родители Насти приезжали на дедовы похороны.

– Мам, до окончания нашего договора с леспромхозом остался всего месяц. Получим расчетные и вернемся. Буду работать на местной лесопилке. Да и вам одним будет трудно жить без деда, – сказал Прохор, Настин тятька, после того, как последние люди покинули поминальное застолье.

– Да пора бы. Скоро умирать буду, с кем останется девчонка, – проворчала Аграфена, моя в тазу грязную посуду, которую подносила, собирая со стола, Дарья, ее невестка.

– Мам, что ты такое говоришь? О какой смерти? – запротестовал сын, по его мнению, вполне крепкой на вид матери.

– Ладно, не тебе судить о моей смерти, – как всегда сурово попеняла она сыну.

Отметив девять поминальных дней, Пепеляев Прохор Фролович с женой Дарьей Емельяновной отбыли на далекую леспромхозовскую делянку. Девочка осталась наедине со своей суровой бабкой.

АГРАФЕНА

Двадцатидвухлетний Фрол Прокопьевич Пепеляев прислушался к советам умирающего Гданьского. Не стал возвращаться на Родину в Омскую губернию, а решил отправиться на Восток.

Сплавщики накормили парня, и, пошарив по мошнам, снабдили его деньгами, которых едва хватило, чтобы добраться до Губерово. На перроне хозяйничал 1922 год. Хаос, не приведи Господи. Пачками шныряли какие-то военные, бегали люди с мешками. Охрипшими голосами кричали командиры: «Стройся».

Однако Фрол уже наслушался подобных команд. Юркнул в толпу то ли нанайцев, то ли якутов, грузивших на подводы пузатые мешки, набитые чем-то легким и объемным. Схватив мешок, понес его к телеге, тут же вернулся назад, взял второй. Он нагружал одну подводу за другой вместе с нанайцами, пока ни единого мешка не осталось на платформе.

– Однако, молодец, умеешь работать, – похлопал по плечу кривоногий абориген, улыбаясь щербатым ртом. – Айда с нами, – предложил нанаец.

– А можно?

– Почему нельзя? Забирайся на мешки, и айда. Умеешь править лошадью?

– Еще как! – обрадовался Фрол. Он не надеялся, на такую удачу. В лучшем случае его мог замести военный патруль. А это снова война неизвестно с кем.

Обоз двигался медленно, передние подводы въехали в какое-то селение, когда солнце уже клонилось к горизонту. Потом Фрол узнает, что поселок называется Таежное урочище, и что живут в нем в основном аборигены, сейчас называют их малой народностью. Кто из них кто, Фрол не задавался исследовательской целью. Попервости аборигены для него были все до единого на одно лицо. Это потом он станет различать их, а пока…

– Хочешь у меня работать? – спросил тот, кто предложил ему управлять лошадью.

– Хочу. А что делать?

– Я хозяин поселка, дел много, однако. Пасти скот, убирать в сараях, доить коров.

Фрол удивился тогда, надо же якут, или, кто он нанаец, а содержит двор и скотину. Но не стал высказывать своего удивления, согласился. Урочище жило своей таежной жизнью, словно на луне. Война его не касалась. Красные, белые не шныряли по дворам, выгоняя народ на митинги. Здесь время, словно остановилось.

Фрол работал, отдыхая душой и телом. Его никто не обижал. Работа у «хозяина» на его взгляд нетяжелая. Не сравнима с тасканием неподъемных ящиков с золотом. Постепенно стали забываться охранная служба в армии Колчака, и почти двухгодичный, кошмарный путь по непролазной тайге с Деникинским золотом, закончившийся гибелью людей.

В поселке Фрол прожил почти шесть лет. За это время успел жениться на русской девушке Аграфене, хмурой и неулыбчивой девке, на восемь лет старше его. Да о чем рассуждать? Выбора невест в поселке не было. Зато была выгода. Батька невесты в то время работал в Губерово председателем сельсовета, где к тому времени установилась советская власть.

Тесть выправил для него документы на Фрола Прокопьевича Пепеляева, хотя его истинная фамилия была Зародько. Малый запомнил наставление Гдальского. С новоявленными родственниками держал язык за зубами, не стал откровенничать и о смене фамилии, как и о своей принадлежности к Деникинской армии.

А вот имя и отчество Фрол оставил подлинные. Не решился отрекаться от родного тятьки, и собственного наречения. С помощью все того же Аграфенового родителя, молодые перебрались из захудалого нанайского поселения в русскую деревню Новопокровка. Где посей день и проживает его семья, его супружница Аграфена, да внучка Настя, правда уже без него.

– Подойди, Настёна, – повторила Аграфена более приветливым голосом, видя, что та не решается приблизиться к ней. – Ты не бойся меня. Я хочу, чтобы ты была не такой, как все, а умела управлять людьми, как тебе заблагорассудится, – говорила старуха девочке, не понимавшей ни единого ее слова. – Иди, иди поближе, – подзывала она Настю, когда та, было, двинулась к ней, да не доходя до бабки, остановилась.

Аграфена привстала с лавки, на которой сидела, притянула к себе внучку, и, зажав ее между колен, принялась ладонями сдавливать девчонке голову.

Уставясь в Настины глаза, старуха бормотала непонятные слова. Девочку охватила слабость, ей захотелось спать. Настена едва держалась на ногах. И только сжатые бабкины коленки, не позволяли свалиться ей на пол. Аграфена, круговыми движениями продолжала массировать голову внучки, словно втирая в нее свой бубнеж.

Настя очнулась, вернее, проснулась, когда за окном уже было светло.

– Вставай, – сказала ей Аграфена, входя в комнату. – Иди встречай родителей, вон, пришел автобус.

Настя молнией схватилась с кровати, оделась и пулей выскочила на крыльцо. От автобусной остановки навстречу ей шли улыбаясь, ее родненькие: мамка с тятькой. Девочка кинулась к родителям. Воспоминания от вчерашнего бабкиного шептания у Насти не осталось и следа. Не помнила она и того, как очутилась в кровати раздетой, и укрытой одеялом. Родители вернулись навсегда.

После радостных приветствий, и вкусной еды, лежа в постели, Настя вслушивалась в тихие голоса родителей и бабушки Аграфены. Оттого, что наконец-то тятька с мамкой вернулись домой, Настя уснула счастливой.

– Ну что же, вот я вас и дождалась, – начала разговор Аграфена, когда стол был убран, а посуда перемыта, вытерта и поставлена на место. – Завтра я умру. Не перебивайте, – на протесты сына с невесткой, строго сказала старуха. – Дарья, мое смертное будет лежать на табуретке, рядом с моей кроватью. Остальное, что делать, сами знаете, не маленькие, – как всегда сурово, подытожила Аграфена.

Сын с невесткой сидели, будто пришибленные. У Дарьи вовсе некстати мелькнула мысль: «Ведьмы умирают трудно», – об этом она слышала от деревенских баб. Когда те меж собою шептались, будто ее свекровь ведьма. Однако, Даша только посмеивалась. Она не верила бабьим сказкам. Но когда в ночь под Рождество зашла на кухню, чтобы попить воды, увидела такое, отчего решила, что у нее поехала крыша. У печи, спиной к ней стояла ее свекровь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.