– А зачем в этом выставила, как его?…
– В интернете? Так это модно сейчас!
– Ну а почто голая-то снималась?!
– Почему голая? Это стринги называются!
– Ага, стринги: здесь черта и здесь черта. Больше нету ни черта…
– Натаха хотела показать, что ни деда, ни мороза не боится!
– Телеса она свои показывала. – обидчиво проворчал попутчик и умолк.
– Все равно, пусть вдова у себя поселит. – упрямо повторила жена, покосившись на Зарубина. – От греха подальше.
– Она поселит! И себе парня приберет! Любит приезжих…
Тетка вздохнула:
– И то правда… Но и к нам его тоже опасно. Залезет ночью к Натахе…
– Вот и будем до пенсии ее кормить, если никто не залезет.
– Будем, а что остается? Теперь зубы вставили…
Обсуждали это так, словно Зарубина не было!
– Мне все равно надо к Костылю. – не вытерпел он. – Лицензии к нему выписаны…
– Костыль тебя в лес не пустит. – заявил попутчик. – И охотиться не даст, пока приказ губернатора не исполнит, дива не изведет.
– А эти дракоши дадут?
– С дракошами тебя ни один леший не тронет. – вставила тетка. – Тем паче со вдовой. Ей даже губернатор не указ.
– Как же так? – обескуражено спросил Зарубин.
– Дак Драконя-то был председатель! И Герой!
– Председатель чего?
– Как цего? Объединенного колхоза!
– Но ведь колхоз у вас развалился?
– Колхоз-то развалился. – восхищенно согласилась попутчица. – Да только Драконя каждый день отправлял в Тотьму молоковоз на три тонны. И еще один перерабатывал на своем маслозаводе. При вдове так еще больше стало.
– Откуда же столько?
– А этого никто не знает. – заявил ее муж. – Феномен природы. Известно точно, они дома только двух коров держит, этих самых тряпошных, французских. Чтоб детишек парным молоком поить. И еще нетелей на продажу. Которых волки режут.
– Колхоза нет, а надои есть?
Бывший всегда откровенным, попутчик начал темнить или толком ничего не знал и строил предположения.
– Колхоза-то нет. Да ведь земля осталась. Драконя можно сказать, с детства председатель. Его отец тоже был председателем, вот и научил. Сын далеко вперед смотрел, и перед самым крахом укрупнился – соединил три колхоза и леспромхоз в одно аграрно-промышленное хозяйство. У него столько власти в руках было – ого! Всю пахотную землю, выпасы, сенокосы, все под себя подгреб. Колхозные леса и гослесфонд впридачу! А еще со всех собрал холостых молодых специалистов и выдал за них всех трех дочерей. Чуть ли не в приказном порядке, одну свадьбу гуляли. Куда бы теперь Костыль не сунулся, председатель документы и карты на стол – везде его территория. Даже губернатор вынужден считаться. Поэтому Недоеденный арендует у него угодья, а в договоре все прописано. Вроде даже звери принадлежат колхозу «Пижменский Городок». Будто у Дракони каждый медведь с биркой. Костылевы гости стрелят зверя, станут шкурать, а него в ухе написано, чей. Так Борута говорит, сам видал…
– Может у вас и речка Пижма молочная, с кисельными берегами?
– Вроде того. – подхватила тетка и глянула на мужа с укором. – Сказал бы уж прямо, нечего человека водить вокруг да около…
– Сама и скажи! Я экономическую базу обозначил.
– От нечистой силы молоко. – заявила попутчица. – Говорят, стада Драконины пасет и кормит дивье лесное. И от постороннего глаза прикрывает! Потому и масло получается вкусное.
– Если пасет сила нечистая. – в тон ее мужу серьезно заметил Зарубин. – Молоко должно быть мерзкого качества. Тем более, масло!
– А ты занозистый мужик. – вдруг определил попутчик, защищая супругу. – Вредный, все с подковыркой… Или журналист, или из налоговой.
Зарубин вздохнул с сожалением.
– Не угадал… Хотя статьи иногда пишу… Просто любопытно стало, откуда столько молока? Я же когда-то вологодский Молочный институт закончил, зоотехническое отделение.
– Дак там наша Натаха учится! – изумилась тетка. – Ты местный, что ли? Вологодский? То-то я чую, как родной.
– Вырос в Грязовце. – с гордостью произнес Зарубин. – Есть у вас такой городок…
– Как же, знаем! – почти хором и весело воскликнули попутчики.
Дорога из Москвы лежала как раз через этот город, и он свернул с трассы, заехал, чтобы побывать возле дома, где прожил чуть ли не половину жизни. Когда-то там жила бабушка, у которой он воспитывался с шести лет – отец служил в конвойных войсках, и часто переезжал из одного лагеря в другой, поэтому Игоря оставили в Грязовце, чтоб ходил в одну школу. Раздолбанный, унылый и тщедушный городок еще называли Грязенбург, однако Зарубину он нравился. Можно было выйти из дома сразу в лес и собирать грибы, а в поле – землянику, что они с бабушкой и делали. Она и отдала его потом учиться в Молочный институт, поскольку всю жизнь проработала главным технологом на маслозаводе.
Бабушка давно умерла, поэтому он постоял возле дома, где жили уже незнакомые люди, посмотрел в окна на чужие занавески и отчалил на Пижму.
– А как в Москве-то очутился? – изумилась тетка. – Номера-ти у тебя московские! Всех наших после молочного по колхозным фермам разгоняли!
– Дальше учиться поехал. – уклонился от расспросов он.
– Теперь ферм-то нету, куда Натаха пойдет? К Дракониной вдове на ферму – не возьмут. У них семейное предприятие… Девка умная и свиду – одно загледенье! Жениха бы ей доброго и взамуж отдать…
Зарубин прервал это откровенное сватовство.
– И где же все-таки фермеры берут молоко?
– Толком никто не знает. – опять заерзал попутчик. – Если всерьез, то говорят, в Кировской и Архангельской областях скупают, за свое выдают. Но тоже вранье, у нас напрямую и дорог-то нет. Чтоб скоропортящийся продукт возить. А туземцы коров давно не держат, молоко в магазинах берут…
Тетка чуть не выдала какую-то их тайну.
– Борута говорил, у вдовы дойное стадо где-то, от налогов спрятанное. И все эти тряпошные, породистые…
