Трудно быть человеком. Цикл «Инферно». Книга первая

© Игнат Черкасов, 2021

ISBN 978-5-0055-1437-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0055-1438-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Альтернативная вселенная, где дела обстоят проще, люди в биологическом плане крепче, а процессы истории протекают быстрее.

Москва, полночь сентября 2014 года. Третий этаж раздолбанного и полностью расстрелянного торгового центра как после штурма спецназа с последующей зачисткой помещений. К слову говоря, трупы этого самого спецназа и лежали на полу бутиков. Малыми группами по два, три человека. Кто на полу, кто прямо на витрине с ножом в спине, кто с пробитой головой торчал из стены. Помимо трупов, всё здание было обильно усеяно дырками от пуль разных калибров и боеприпасов. Это была настоящая бойня, после которой остался только он. Под гул сирен и криков прохожих, на месте разрушенной стены после выстрела из гранатомета, показался человек.

Упав на колени, ни то от восхищения, ни то от обильной кровопотери, он с придыханием смотрел на объятый красным пламенем Кремль, с холодным дулом пистолета у виска. Свершилось! То, к чему он, совершенно сознательно, шел всю свою жизнь.

– Как по мне, так достойный финал для наемника. Теперь осталось главное, кончить с этой гребаной жизнью и отправиться на заслуженный покой. Я иду в ад… наконец то.

Выстрел.

Глава 1. На пороге ада

Выстрел в голову не принес ожидаемого покоя, а тем более награду наемнику, скорее наоборот. Его обуяла тревога, с пронзительно нарастающим ужасом. Дикий вопль, с которым человек падает в бездну, его вопль. Ужас нарастал, нещадно подавлял волю и ввергал в пучину отчаяния. Он еще не видел, но чувствовал, что-то приближается и незримо тащит его к себе. Дикий рык, звериный, насквозь пропитанный ненавистью и неутолимым голодом. Наемник еще никого не видел, но уже готов был отдать все, включая свою жизнь и жизни всего мира в придачу только чтоб исчезнуть, чтоб прекратить этот дикий ужас. Он попытался закрыть глаза, но не смог, не было век, не было тела, не в чем было спрятаться и хоть как-то ограничить страх и ужас, который его переполнял. Но все было кончено, в него вцепились существа неописуемой мерзости, издававшие мерзкие рыки и ржач. Он окончательно отчаялся и сдался.

Инферно видел все, там для него не было ни верха не низа, ни права, ни лева, он видел все и не мог это остановить. Он не просто чувствовал определенную гамму эмоций, он все это испытывал все сильнее и сильнее. Это тот пик, который при жизни тело человека ограничивает и сразу гасит. Тут же тела не было, не было границ и конца и края ужасу, отчаянию и стыду за прожитую жизнь. Не было горящей сковороды, на которой он бы тут же согласился жариться хоть всю жизнь, ведь у тела есть предел мучений, но у него и мига не было прийти в себя от этого безумия.

Среди нескончаемых мук наемник стал ощущать, как тьма поглощает его изнутри. Как все светлое, что он испытал в жизни или видел у других, бесстыдно порочит тьма и оскверняет своим извращенным восприятием. И тут он понял, если допустит это, ад его поглотит, и он сольется с ними навеки. Но воли не осталось, он ничего не мог сделать, только с ужасом осознавать, что сливается с этим местом навеки. Но дойдя до самого сокровенного, тьма остановилась. Наемник испытал ностальгию, чувство, которое не испытывал с детства и о котором давно забыл, это была любовь к матери. К матери, которую он бросил, что бы стать тем, кто положит жизнь свою и многих других на его пути, чтобы попасть в ад. Мать, которая по его вине умерла от горя в одиночестве, брошенная сначала его отцом, а после и сыном. Инферно только сейчас осознал в полной мере, как поступил с матерью. Любовь к матери и покаяние за свое предательство выжгли всю тьму из наемника. Ярчайший свет поглотил наемника и стал незыблемой стеной между ним и адом. Больше наемник не чувствовал ни мук, ни страданий, не угрызений, только покой.

Глава 2. Свобода воли

– Сережа

Добродушный голос в свете окликнул Инферно по давно забытому имени из детства и юности. Словно пелена с глаз сошел свет, и наемник увидел под собой ночной город. Это была Москва, та же ночь, те же сирены по всему городу, панические вопли горожан и стратегически важные объекты в огне. Наемник все отчетливо видел, хоть и находился на высоте полутора километра в воздухе над горящим городом. Словно орлиным глазом он видел все, во всех четырех направлениях, что происходило в городе, видел и ощущал, но ничего поделать уже не мог. Он знал сценарий государственного переворота, который в итоге должен был сломать весь мир. Естественно не весь, но опыт позволял заполнить пробелы. Без труда вычислил заводил и вербовщиков, которые как загонщики стада вели толпу на убой. Толпу искренне надеющихся, что идут бороться с коррумпированной властью, с произволом монополий, за суверенитет страны, одним словом – За все хорошее против всего плохого. Им невдомек, что их поводыри, разменяют их как пешек при первой же стычке с силовиками. А после с тыла затопчут как мясо вместе с их транспарантами о свободе и демократии бойцы невидимого фронта с гражданством преимущественно соседних государств. Если так задуматься, эти ребята, польской, украинской и другими наружностями настоящие патриоты, идут в бой за свои страны, только не понятно, почему они этим занимаются на территории России. Можно предположить, что своим присутствием они усиливают толпу обычных работяг. Притом что количественно, что качественно. Количественный фактор дает движению массовость, а если еще сделать правильный кадр как в Югославии в свое время, чтобы надавить на эмоции, а не апеллировать фактами, чтобы кричать с пеной у рта как силовики топчут свободу и демократию можно добиться многого. Например, разоружить СОБР и сдать его разъяренной толпе на съедение, как в бывшей союзной республике. А самое главное пустить по CNN нужную нарезку, дабы держать в страхе остальных политических пешек мира сего. Качественный фактор создает костяк толпы из тех же поводырей, провокаторов и интернационального силового блока. Одним из важнейших инструментов качественного фактора являются, связисты, которые координируют действия и следят за маршрутом и новыми вводными от их хозяев. В своей совокупности эти уроды являются серьезной силой и скрытой угрозой, которые в один момент могут переломить ход истории того или иного государства при помощи его же слепого народа. И, как правило, ведут они народ не к светлому будущему, а на заклание ради интересов своих господ.

И главную роль в этой трагедии, поистине мирового масштаба, сыграл, тогда ещё радикально настроенный Инферно. И хоть с сожалением он наблюдал за бойней на улицах между силовиками и силовиками иностранных ведомств с поистине русским размахом, в душе он понимал, что дело уже кончено. Судьба этого народа, этой страны и целого мира решена еще час назад. Как говорил русский классик – «Дом, раздираемый изнутри, не устоит». Признаки закрытого контура на улицах он не мог увидеть, да и не их это поле деятельности. В такой стране разборки на улицах это как пыль в глаза, после чего нож в спину в кабинете Кремля. Вся ирония в том, что на этот раз, псы разделят участь своего хозяина. Как сказал куратор, процитировав философа давно минувших дней – «Рим предателям не платит». Но что больше поражало Инферно, при встрече с этими самыми предателями из высоких кабинетов, с серьезными пагонами и алчными монополистами у них в глазах читался один страх. И не перед этой беззубой властью, а перед той самой хищной фракцией, которая одной рукой жмет их руку, заверяя в вечной дружбе с хищной улыбкой до ушей, а в другой руке за спиной держит нож, ожидая момента. Но зная и всё, понимая, всё равно верят и стоят на коленях перед западными господами и ради чего?! За жвачку и джинсы, грубо говоря. Инферно поражала их слепота, ведь с ними в приличном обществе даже дел никаких не ведут, все договорники не в закрытых клубах, а в высоких коридорах, подальше от джентльменов и лордов, прям как с ним, с инструментом, по сути, расходным материалом, коим он, несомненно, и являлся. Что наводило на достаточно явный вывод об их не радужной перспективе в ближайшем будущем.

Справедливости ради, были и те, кто знал, как играть в эту игру и главное с кем играют. Судя по приоритетности целей в списке на ликвидацию, у Инферно сложилось впечатление о кастах в руководстве России. Дело вот в чем, наемник не первый раз работает по списку и что касается стран прогрессивного и инклюзивного запада, Африки и любой из Америк, там как список не крути, приоритетность у всех целей одинакова. Все просто, нет идейных расхождений, только цена вопроса и истекшая гарантия ресурса. В России же, что касается касты чиновников, чем дальше от кормушки, тем выше приоритетность цели, то есть несет реальную угрозу срыва операции. Каста силовиков аналогично, только в иерархии звезд. Перевелись нынче Суворовы, Кутузовы и адмиралы как Ушаков.

Но лично Инферно хватило и майора из местного МВД, даже не ФСБ. Благодаря оперативной работе майору удалось его вычислить. Хоть сверху и была крыша от западных партнеров, и майору выдали запрет на захват. Но мужик оказался тертый калач и идейный, видать советской школы еще, потому и майор до сих пор, и выдвинулся с местным ОМОНом на задержание. Но и Инферно был идейным, хоть и с радикально отличной идеей. А что бывает, когда встречаются две идеи?.. Бойня. Майор не смог остановить Инферно и подарить ему, такую желанную им, смерть в яростной схватке. Пришлось, как всегда, сделать все самому.

– Сережа.

Снова этот добродушный голос.

– Кто ты? Где ты? Покажись.

Инферно не испытывал страха пред таинственным голосом, скорее тихий стыд, но больше его переполняло любопытство.

– Я частица Бога в тебе.

– Совесть что ли.

Скорее констатировал факт, нежели спросил.

– А где ты была, когда я творил все это? Почему не остановила!

– Там же, где ты меня и оставил. В твоей юности, когда мне ты предпочел холодный расчет и амбиции зверя. На протяжении всех этих лет ты заливал меня кровью и закапывал трупами своих жертв, ведомый ненавистью и звериной яростью к своим собратьям. Лишь несколько раз твое сердце воззвало ко мне, когда ты испытывал боль потери, когда наблюдал смерть невинных и когда сам пролил кровь ни в чем не повинных людей из мести. Но мой отклик оказался тебе не по вкусу. Боль осознания содеянного ты не захотел принять и прогнал меня вновь. А остановить человека нельзя, это нарушает его свобода воли. Силком в рай не затащишь.

– Ты про семью полковника. Ты и про это знаешь?

– Я часть тебя, я знаю всё.

– Тогда ты должна знать, что я искал свой путь в этой жизни и был убежден, что нашел его.

– Только это тебя и спасло.

– Спасло? О чем ты? Я был в аду! По-твоему, это похоже на спасение?

– Тебя спасли твоя убежденность и твоя решимость. Ты познал мир, принял его и занял в нем свою нишу. Ты был всегда честен с самим собой и отдавался своему идеалу, санитару мира, до конца. Избери ты веру в Бога, а не в человека и, прожив жизнь с такой же убежденностью и решимостью, стал бы святым. Потому говорю, только это тебя и спасло. А в аду ты не был, лишь коснулся края его бытия. Попав в ад, люди с ним соединяются в пороках и страстях. Ты лишь почувствовал, в преддверии ада, послевкусие своей жизни.

– Теперь это со мной навсегда? Это послевкусие.

– Здесь нет времени, но это часть тебя будет, пока будешь ты.

– Тогда как мне это исправить?

– Здесь уже поздно, что-либо исправлять, здесь дают отчет за пережитую жизнь перед лицом совести.

– Почему ты меня не осуждаешь, ведь я только сейчас понимаю что натворил.

– Врач не осуждает больного, он ему помогает излечиться.

– И как ты мне поможешь?

– Я помогу тебе осознать всю пережитую тобою жизнь, все мысли, все слова, все поступки.

– И как мне это поможет?

– Так же как помог ад.

– Что?!

– Если бы ты не коснулся его границ и не испытал его ужаса на себе, ты бы мне никогда не поверил. Повторюсь, сила твоего убеждения и решимости сродни упорству, но если упорство признак самодурства, то убеждение и решимость признак веры. И лишь показав тебе преддверия ада, можно было переломить силу твоей веры в него. Тоже касается и твоей жизни, на примере добра, ты увидишь зло. Так тебе это поможет.

– Так это значит, ты меня в ад спустила?

– Все что я делаю, все ради пользы человека. Людей без всякой веры, ведущих животный образ жизни, ад не стесняется и не прячет своего истинного обличия. Людей же веры, но заблудших, ад приманивает страстью, которая преобладает над человеком больше всего. В твоем бы случае похотью.

– Действительно хорошо меня знаешь. Тогда давай лечиться.

И снова пелена перед глазами, но на это раз не света, а его жизни. От самого рождения и до самого конца. День рождения и первые года неосознанной жизни пролетали за секунды. Но с каждым новым годом время все сильнее и сильнее замедлялось. И уже с шести лет его жизнь шла секунда в секунду. А с девяти все чаще останавливалась на паузу осознания своих непреднамеренных поступков, и к каким последствиям они приводили, даже спустя десятилетия. В конкретный раз это было разбитое сердце девушки, по имени Катя, которую балуясь, поцеловал Сережа, когда им было по девять лет. Ему были открыты первое смущение девочки, потом симпатия на протяжении многих лет, после надежды общаясь с ним и переживания, не видя отклика в его сердце и наконец, разбитое сердце после встречи его в обнимку с другой. Но хрупкое сердце, хоть и разбито, но продолжало питаться надеждой. Но даже пересев к нему за одну школьную парту, он продолжал ее не замечать. Все надежды умерли в тот день, когда прямо на уроке, он неожиданно встал и страшно избил, сзади сидевшего одноклассника. С того дня она его больше не видела. А после подружка помогла, втянув в молодежную и популярную субкультуру Эмо и суицид через четыре месяца депрессии.

– Печально конечно, но откуда я мог знать, нам же было по девять лет, да я вообще пошутил.

– Нет. Ты не понимал, что делаешь и точно не знал, к чему все приведет. Но в тот день твоей виной была не шутка, а бахвальство перед одноклассниками на перемене. В свою очередь к баловству и вольной игре чувств тебя привела систематическая кража сладостей и несоблюдение нормы.

– Что я могу сказать, меня мама в детстве не наказывала, вот и вырос своевольным.

Ни отговорки, ни оправдания, ни даже попытка пошутить не помогали, Инферно начинал испытывать стыд и угрызения.

– Катя была уготована мне судьбой, почему она не выдержала и сломалась?

– Судьбы нет. Свобода воли человека превыше всего и нет ничего, что могло бы сковать ее или ограничить.

– Тогда что!?

– Любовь слишком сильное чувство для одного. Но к тому времени ты уже изменился. Но до этого времени мы еще не дошли.

– То есть мы могли быть вместе?

– Да, если бы ты смягчил свое сердце.

Наемнику стало невыносимо стыдно, он мог спасти жизнь этой девушки. Отрекись тогда от предложения Ловцова и поступи по совести, все пошло бы иначе.

– Нет.

– Что нет?

– Не пошло бы иначе. Девушку бы ты спас, но нет жизни без испытаний, нет победы без борьбы.

– Ты и мысли мои читаешь?

– Мы едины, только так я могу помочь.

– А девушка, Катя, она… в аду?

– Да, но не по твоей вине, это был ее выбор.

– Нет. Перестань. Хватит! Я больше так не могу. Выпусти меня! Это только девять лет, а ты знаешь, что я начал творить дальше, я их всех убил и даже невинных, а перед смертью обрек и весь мир.

– Нам некуда идти. Знаю, но только так тебе можно помочь, только вскрыв гнойник и отчистив рану, можно спасти человека.

Инферно впервые в жизни и за ее пределами начинал чувствовать сострадание к своим жертвам, даже к подонкам и мерзавцам, которые возможно и не были такими однозначно. Он никогда не смотрел на жизни людей под таким углом, где каждый был звеном одной цепи и все судьбы переплетались и так сильно влияли друг на друга. Только теперь он начал понимать, что вскоре придётся посмотреть в глаза не только своим жертвам, но и в глаза их, горем убитым, родителям.

«Раз имел наглость смотреть в их глаза перед смертью, так имей мужество смотреть в них же после смерти» – Сказал себе Инферно и продолжил лечение, а впереди его ожидал ответ за переломный год и за пролитые реки крови в последующие года жизни.

Глава 3. Книга заблуждений

Верить можно в кого и во что угодно, но только решимость и вера в свои убеждения дают гарантии, что человек кем-то станет в этой жизни. Не всегда кем-то хорошим, но точно не тлёй, прожигающую жизнь, плывущую по течению, куда кривая завернет. Но человеком, который сам в праве и в состоянии выбрать свой путь. Но какой, вот главный вопрос на первом этапе, осознанной жизни. А есть ли разница? Если для всех людей уготован один и тот же финал, смерть. И не важно, какую судьбу ты выбрал и кем стал, жнец смерти всех и каждого пожнет. При всем этом никто не знает час своей смерти (за редчайшими исключениями, связанными с разными религиями или мистикой). Хотя это и понятно, стоит узнать человеку час своей смерти, так в тот же миг его беззаботная жизнь и закончиться. Этот дамоклов меч уже не отпустит. И чем ближе срок, тем сильнее будет давление на поведение человека, что непременно повлияет на его дела. А как до подлинно известно, действия человека из-под палки, сильно отличаются от действий без оказания на него давления. Вся разница в искренности. И что мы имеем в итоге:

– кто-то устроил так, что у всех людей разные судьбы, но финал один.

– кто-то скрыл час смерти от человека, чтобы не сковывать волю человека.

– кому-то нужен был искренний выбор человека.

Но зачем? И, по сути, между, чем человек может сделать этот выбор, зная, что все равно умрет. В наши дни столько выбора, что можно запутаться. Но если вернуться к исходной точке, во времена первых людей на земле, к дикой жизни, без суеты и только с одной заботой – выжить, природа выбора человека становиться очевидной. Это выбор между щедростью и жадностью, заботой и эгоизмом, созиданием и разрушением, смирение и властью. Это выбор человека между добром и злом, еще одна константа, как и смерть.

Получается, тот, кто устроил жизнь по этим правилам, подчинил всех людей смерти, но оставил свободным выбор между добром и злом, почему? Почему этот кто то, оставил такой выбор? Ведь любой знает, от мала до велика, что нужно всегда выбирать доброе и никогда зло. Но откуда эта догма пошла? Испокон веков мудрецы и старцы призывали к добру, а те, кто считал иначе, пожирались этим добром. Дикие племена, чьи названия были стерты из истории, выбравшие зло, блуждавшие в темноте, были уничтожены цивилизацией, под знаменами света и добра. Свет опалял тела язычников, а лицедеи добра забирала их жен и детей в рабство. Свет просвещения веками сдерживал познание мира. Первая война и каждая последующая начиналась под лозунги мужества и защиты угнетенных и слабых. Каждая революция совершалась во имя свободы и справедливости, одна кровавее другой. И посей день, добро никак не уймется и только и ищет, кого бы наставить на путь истинный.

Так может быть мудрецы этого мира не так мудры, может быть тому, кто ввел эти правила и подчинил им, каждого из нас было виднее. Возможно, будучи автором этого мира, он же и являлся его законодателем. К тому же ввел эти правила, этот кто, не только для одних нас, но и для животного мира. И как всегда мудрости людей, по истине, нет предела. Они и в животный мир влезли со своими священными принципами добра. На этот раз объектом возмездия, под лозунги добра и защиты, были выбраны злые волки. И добрые люди принялись делать то, что единственное у них лучше всего получалось, уничтожать зло, в любом его проявлении. Благородное дело благовидных господ, как и ожидалось опытными и разумными людьми, то есть еретиками и противниками добра, не привело к раю на земле. Добро людей в очередной раз нарушило естественный порядок и привело к локальной катастрофе. Как оказалось злые хищники, лютые и беспощадные звери, являлись санитарами леса. Они поддерживали баланс среды своего обитания, естественный отбор, загоняя лишь слабых и больных. Их полное уничтожение, привело к вырождению всего леса. Слабые и больные начали плодить себе подобных, тесня сильных и здоровых в брачные сезоны. Со временем пасечных мест стало на всех животных не хватать. Трупы, загнанных хищниками жертв, удобряли почву. Теперь же животные умирали крайне редко, что так же пагубно сказалось на плодовитости почвы. Хрупкий баланс был восстановлен только после завоза волков с других лесов. Хотя первый год показал перевес уже в сторону волков, которых пришлось отстреливать, чтобы снова вернуть баланс.

Выходит, так, что даже самые мудрые из нас не понимают и тем более не знают мир, в котором живут. Метод проб и ошибок, это скорее метод дурака, нежели мудреца, коими мы себя называем. Но есть ли альтернатива этому методу или мы так и будем вырождаться как олени в лесу без хищников. И продолжим игнорировать естественные законы жизни этого мира, подменяя их предположениями мудрецов.

С теорией Дуализма Сережа ознакомился в старших классах, но не на уроках в школе, а у товарища в гостях. С товарищами ему не везло до этого. Не было точки опоры, общих интересов. Не было ничего такого, что могло связать его с кем то. Быть единомышленниками в чем то и развиваться вместе. Но в чем? Интересы сверстников про машины и романтику бандитской жизни его не прельщали, да и заинтересовать не могли. Они были будто разного поля ягоды. И совсем другое дело его товарищ по секции бокса. На общем фоне он выделялся своим поведением и манерами, что и привлекло Сережу.

Времена были не простыми, хоть лихие 90-ые были позади, и на дворе стояло новое тысячелетие. В странах СНГ к русскоязычным продолжали относиться враждебно. Сначала винили, в какой-то колонизации, потом, что развалили СССР. И плевать, что эти две претензии аннулируют друг друга, главное винить. Особенно жестоки были как всегда дети. Не важно что, главное ляпнуть, по дразнить за страну, в которой Сережа успел только родиться, за русскую фамилию, которую он уже ненавидел. В старших классах был пройден пик, но до них школа для Сережи была настоящим адом.

На секцию Сережа записался, не чтобы потом гонять обидчиков, а, чтобы найти нормальных товарищей. Вдруг не везде так, вскоре он убедился в обратном. Он попал в русскоязычную группу, которая численностью была в пять раз меньше группы местных. Дело усугублялось тем, что тренировались оби группы в одном зале, в одно время по вечерам. И когда уже казалось хуже некуда в первую же тренировку, во время самостоятельной отработки техники, Сережа узнал об одной пагубной привычке, их русского тренера. Тренеров, как можно понять, тоже было двоя. Юрий Саныч полностью оправдывал лозунги местной пропаганды о пьющих русских, тактично умалчивая об их профессиональных качествах. В итоге, практически в одно, и тоже время, а именно на этапе самостоятельной отработке техники, Юрий Саныч, приняв на грудь, начинал не без оснований критиковать технику местного тренера. В будущем, став Инферно, Сережа не раз вспоминал своего первого тренера добрым словом. Человека, который поставил ему правильную базу и обучил советской технике, невидимого удара – сокращение дистанции, остановка, выключающая реакцию противника и удар в челюсть. Но в юности, каждая такая критика тренера, переходила в легкую перепалку между ними, тем временем, все стягивались к центру, нервно ожидая, чем у них там все закончиться. Каждый раз, мог стать для Сережи последним, учитывая какие быки стояли на противоположной стороне.

Несмотря на все трудности, Сережа продолжал ходить заниматься, что в будущем ему не раз спасало жизнь. А привел его к такой жизни Юра Ловцов, его товарищ по секции. Пока Сережа присматривался к новым товарищам, на правах новичка, то есть на птичьих правах, Юра сам подошел. Это не походило на знакомство в привычном понимании этого слова, скорее будущий товарищ выложил местный расклад, притом весьма прагматично. В будущем Юра Ловцов и прагматизм станут синонимами для Сережи, как в бытовом смысле этого слова, так и в философском. А сейчас, это был, как глоток свежей воды, после многолетней засухи серых будней. Юра приобщил его к новому миру, где он не был изгоем, где он был полноправной его частью. Звеном одной цепи, которая на каждой тренировке сдерживала натиск превосходящих сил противника. Где они стояли плечом к плечу и могли рассчитывать друг на друга в противостоянии.

Именно тогда Сережа узнал и испытал на себе силу обстоятельств. Он посещал много секций, как до секции бокса, так и после, но нигде больше, сила обстоятельств, не заставляла так сплотиться, в один кулак. Где все личное меркло перед общей угрозой и в принудительном порядке заставляло сплотиться. Ломая, каждую отдельную деталь друг об друга, перемалывая индивидуальные амбиции, сращивая сильного со слабым, ковался монолитный механизм противостояния.