А рядом – смотри-ка! – колокольчики! Мал-мала меньше! Совсем как настоящие, что на звонницах висят, только крохотные, пальцами взять можно! Самые большие годятся коню в сбрую повесить – с перезвоном чтоб ездить, с переливами хрустальными!.. Ну а самые малые – это только детям играться… хотя тоже дело.
А вот мед! Хорош новгородский мед, вкусен, сладок! С ягодами есть, с орешками! Разложен по тем же берестяным туесам – в них он особенно духовит. А если взять еще и пряник, да в мед обмакнуть… у Ивана аж слюни потекли.
Благо следующей на глаза попалась малая корчмарица. В Новгороде такие на каждом перекрестке. Иван нашарил сребреник и торопливо попросил:
– Мне большой квас, шкварки, двойной драник со сметаной и леденец-петушок!
– Здесь снедать будешь, молодец? – осведомилась корчемная прислужница.
– Нет, с собой.
– Два больших кваса, – поправил Яромир, вынырнувший будто из ниоткуда. – И плюшку со шкварками.
Иван покосился на оборотня с легким испугом. Тот всегда так внезапно возникал… и так же внезапно исчезал. Словно шапку-невидимку за пазухой прячет.
Набив брюхо, Иван только разохотился к покупкам. Заполучить хотелось решительно все!.. И вот этот колокольчик!.. и печатный пряник!.. и глиняну свистульку!.. и бусы желтые, из честна камня илектрона!.. и крест нательный, серебряный!..
Разгоряченный Иван замер перед лотком с иконами. Ох, красота!.. Лики расписанные, будто живые, сейчас заговорят!..
– Вот эта почем? – ткнул княжич в маленькую иконку Иоанна Воина, своего крестильного святого. – Покупаю!
– Покупать-то ты, может, и покупаешь, да я не продаю, – строго ответила старуха-лоточница.
– А… а почему?! – разинул рот Иван. – Чего ж ты стоишь тут тогда, коли не продаешь?!
– Продавать не продаю, а вот обменять могу, – сказала лоточница.
– Обменять?.. а… а на что?..
– А на деньги. Я тебе икону, а ты мне три марки кун.
Иван озадаченно захлопал глазами. Старуха поджала губы, покачала головой и наставительно произнесла:
– Нельзя иконы покупать, молодец. Оскорбительно сие для святого образа. Только подарить можно или поменять на цто-нибудь.
– Ага, ясно, – кивнул Иван, делая вид, что все понял.
Взгляд у него при этом был глупый-преглупый.
Яромир тоже негромко торговался. Несколько сребреников переменили хозяина, а оборотень сунул за пазуху расшитый золотом узорчатый платок. Заметивший это Иван наморщил лоб – кому это Яромир такое берет? Не себе, это точно.
Попутно волколак о чем-то или о ком-то расспрашивал. До Ивана доносились отдельные звуки – вроде чье-то имя. Отвечали Яромиру не то чтобы неохотно, но как-то испуганно, словно расспрашивал он о том, о чем в приличном обществе не говорят. Пару раз торговые гости даже сплевывали на землю – да с таким отвращением, злобой!..
Время перевалило за полдник, самый пик торжища остался позади. Кое-кто уж потихоньку сворачивался, перекладывал товары в носильный короб или возок. Народ разбредался по домам.
– Эй, эй, а ну, не стой на дороге-то! – донесся чей-то недовольный голос. – Отойди, борода, не видишь – сам я иду!
Иван обернулся и завидел здоровенного детину, шагающего так, словно сему торгу он нераздельный хозяин. Широкоплечий, щекастый, кудрявый, а уж рожа до того наглая, да сытая!.. Не иначе, боярин какой… хотя скорее боярский сын – для боярина слишком уж безбород. Так, щетина длинная.
Или, может, тоже княжич?
Хотя одет не по-княжески. Да и легко слишком, не по погоде. Только сапожки расписные, да белая рубаха с петухами. А на поясе – увесистый кистенек.
Шел детина во всю ширь улицы, только и ища, кого бы толкнуть плечом. Народ с его пути спешно расступался, в глаза старались не глядеть. Красные девки на глазах становились еще краснее и отворачивались, прикрывая руками филейные места.
На Ивана детина даже не глянул. А вот возле Яромира приостановился, гэкнул и дурашливо поклонился:
– Гой еси тебе, добрый молодец! Как звать-велицать?
– Здрав будь, боярин. Яромиром прозываюсь, – спокойно ответил оборотень.
– Славное имецко, прямо княжье, – цокнул языком детина. – А есть ли у тебя, Яромир, кисет со скифским зельем? Не угостишь ли?
– Не балуюсь этим, боярин, и тебе не советую. Бесовская привычка.
– Так, может, ты мошной богат? Не поделишься ли с хорошим целовеком?
– С хорошим – отчего ж и не поделиться? Только где же он? Что-то не зрю таких, – начал озираться Яромир.
– Цего-о?.. – повысил голос детина. – Ты пошто дерзкий такой? Страх потерял?!
– Страха я с рождения не ведал, боярин, – негромко сказал Яромир. – Не приучен бояться всякого сброда.
– Эй-эй, Яромирка, ты сбродом-то не обзывайся, это уже обидно! – возмутился детина, пихая оборотня в плечо.
Яромир в ответ пихнул его. Они еще дважды друг друга толкнули, а потом вдруг расхохотались и обнялись так, что кости затрещали.
– А мне тут уже добрые люди шепнули, цо меня какой-то цолт ищет, спрашивает по всему торжищу, – гыгыкнул детина. – Ну я и думаю – пойду гляну, кому там Вася понадобился. Не охерацыть ли его там на всякий слуцай. А это вовсе и не цолт оказался, а ты, Яромирка! Цо, как живешь-можешь?
– Сам здоров, и тебе желаю. Ты, говорят, в Ерусалим об этом годе ходил?
– Было дело! – подбоченился детина. – Я теперь, поцитай, целый паломник, не хвост свиняцый! Уважай меня! А ты цего поделываешь? Это кто с тобой?
– Это Иван Берендеич, – представил княжича оборотень. – Тоже не хвост свинячий – тиборского князя брат!
– А, который Ванька-дурак? – гоготнул детина. – Слыхал, как не слыхать!
– Яромир, а это кто такой? – обиженно спросил Иван.
– А это, Вань, Васька, сын Буслая, – с удовольствием представил и детину оборотень. – Богатырь, дебошир и пустобрех.
– А-а… – протянул Иван.
Про Буслаева-то он тоже слыхал. Как не слыхать? Про него на Руси, почитай, только глухой не слыхал. Василий Буслаев – плоть от плоти Новгорода, кровь от крови. Всю жизнь пробуянил на площадях, во главе толпы. Свергал князей и тут же призывал новых, а потом и тех тоже свергал. Чуть ли не каждый год менял власть, живя в этом безумном людском водовороте, дыша им и питаясь.
В этом весь Васька Буслаев.
– Ну цо, Яромирка, как тебе мой Новгород? – окинул рукой Буслаев так, словно и в самом деле владел всем городом. – Красиво ли? Душевно ли?
