Иллюстрация жизни

Астрономия заставляет душу взирать ввысь и ведёт её туда, прочь ото всего здешнего.

Платон

Астрал H2O

Воздушные потоки несли его по ветру. Он наслаждался головокружительным танцем тёплого парения в невесомости. Навык был отточен до безупречности. При желании можно было ускориться до молниеносной скорости или, наоборот, замедлиться, вплоть до полной остановки. То отдаляясь от земли, то вплотную подлетая к траве, растущей в том или ином городе, он контролировал перемещения посредством своего сознания. Всё, что для этого требовалось, – всего лишь закапать в нос вещество «Астрал H2O».

Оказавшись в носовом проходе, «Астрал H2O» покрывает слизистую оболочку носовых пазух. До девяноста процентов вещества впитывается в кровь через маленькие капилляры, начиная своё путешествие по всему телу. Эти капилляры связаны с более крупными венами, которые доставляют препарат прямиком к сердцу. Благодаря учащённому сердцебиению, большая часть вещества попадает в мозг и достигает миллиардов нервных клеток. В глазах принявшего «Астрал H2O» темнеет. Но затем сразу же появляется свет, в который его резко выталкивает из тела через голову. Человек испытывает невероятное ощущение свободы, лёгкости и воздушности. Отсутствие веса, отсутствие физических ощущений и необходимости дышать – неотъемлемая часть эффекта от принятого препарата.

По личным ощущениям он мог бы описать себя как объёмный светящийся шар, размером с футбольный мяч, не имеющий чётко выраженных контуров. Этакий энергетический сгусток, мягко и без усилий перемещающийся с разными скоростями по всему миру.

У всех, кто принимал вещество, складывалось примерно одинаковое представление о нём: «Астрал H2O» даёт свободу. Кто-то считал, что это «путешествие души»; кто-то говорил, что впадает в «нирвану»; кто-то называл это состояние «полётом фантазии», ну и, конечно же, находились те, кто полагал, что это мощный галлюциногенный препарат. Мнений было много, но одно оставалось неизменным: вещество даёт возможность путешествовать везде, где только заблагорассудится.

Он медленно парил над городами, любовался окрестностями, потом с лёгкостью пёрышка поднялся высоко в небо. Пролетая над самолётом, он начал взлетать ещё выше и оказался за пределами земной орбиты. Взмывая вверх, явственно ощущал себя здесь и сейчас. Частью этого огромного мира, где даже мысли текут не так, как это привычно. Нет сковывающих движений. Есть только свободное перемещение, наблюдение и безграничный полёт. Он и есть чистая мысль, душа. Свободно парящая душа.

Ровно через двадцать минут его мягко отнесло обратно в тело. На то и был расчёт, ведь необходимо было явиться на работу не позднее десяти утра. Для двадцатиминутного полёта требовалась одна капля вещества в каждую ноздрю. Подобная прогулка у него стабильно проходила каждое утро со дня основания процветающей французской компании «Astral—Fly». Такой полет позволял ему настроиться на новый рабочий день и выглядеть всегда безупречно свежим и отдохнувшим в глазах своих подчинённых. Этот ритуал он совершал ежедневно, подготавливая с вечера на своём столе маленький пузырёчек с жидкостью прекрасного голубого цвета.

Как только открыл глаза, недовольно «растекаясь» и ощущая себя вновь внутри своего тела, он медленно подтянулся и встал из-за рабочего кресла, посмотрел в окно своего огромного дома. Во дворе, нетерпеливо покуривая сигарету, его уже ждал водитель, который каждодневно подгонял машину к входу дома, чтобы отвезти начальника на работу.

Перед выходом из дома механически и без особых чувств поцеловала его в щёку жена, поправив напоследок галстук.

Очередной этап

Вот и наступил мой сорок седьмой год жизни. Поздравляю тебя, Пьер, с очередным прожитым годом. Я – чертовски счастливый человек для своего возраста! У меня есть любимая женщина, с которой я могу провести в радости и довольствии хоть целую вечность. У меня есть крыша над головой, правда, она слегка протекать начала… так, но это мелочи. Нужно всего лишь будет вызвать мастера. У меня есть друзья и любимый кот. Правда, он сильно разжирел в последнее время. Ну, да ничего, и так неплохо. Есть работа, и на ней я сам себе начальник, правда, доход небольшой, но главное – на жизнь хватает. И есть любимое дело, благодаря которому у меня есть всё это. И плюс ко всему, оно тоже мало-помалу приносит дополнительный доход. Что ещё нужно для счастья? Да, пожалуй, для счастья должно быть всё просто и понятно, а больше ничего и не нужно. Разве что чуточку виски в честь своего дня рождения…

С этих мыслей Пьер Нуаре начал свой новый день. На часах был полдень. В этом он себе никогда не изменял – спать как минимум до полудня он любил всю свою жизнь.

В остальном же за последние годы Пьер очень сильно изменился. Он отрастил себе бороду в стиле якоря, полагая, что его лицо выглядит более привлекательным и мужественным с подобной угловатой бородой. Также Пьер, сам того не замечая, прибавил в весе, что тоже сыграло немаловажную роль в желании отпустить бороду, так как, по его мнению, она могла визуально скрыть лишние набранные килограммы, по крайней мере, на лице. Выпирающий живот, так нахально выпрыгивающий из штанов, скрывать ему едва ли удавалось. Да, собственно, он и не особо старался его скрыть, зная, что его благоверная видит его всегда молодым и неизменным. А то, что остальные окружающие видели в нём все эти перемены, – его не сильно беспокоило. Ведь это всё лишь временное и столь же естественное, как и возраст. Так или иначе, перемены внешности свойственны любому живому существу, и с этим он уже давно свыкся. Появятся морщины, вероятно, живот станет ещё более выпирающим. Но втайне всё это приносило ему лишь ещё один повод для радости. Он хранил секрет внутри себя, о котором окружающие и не догадывались. Только теперь он очень явственно понимал, каким именно образом старику Этьенну удавалось до самой смерти сохранять живой и никогда немеркнущий блеск в глазах.

Из глупца для окружающих он превратился в зрелого мужчину. Взгляд его стал более сконцентрированным, глубокомысленным, но в то же время искристым. Нрав стал более простым и сговорчивым. Ну, а мысли стали степеннее и стройнее. Он обзавёлся новым кругом знакомых и приятелей, с которыми периодически вёл беседы в кафе и барах, попивая свой любимый виски. Страх из его жизни напрочь исчез. Бояться было нечего. Он знал, что с ним всё будет хорошо, при любом раскладе. Всё жизненное словно едва касалось лично его. «Это всё пройдёт, не стоит суетиться зря», – постоянно твердил он себе.

Все перемены в Пьере произошли вследствие его уверенности в завтрашнем дне. Всё было просто, складно, оттого и счастливо.

«Счастье таится в простоте хода вещей».

Картины он писать не переставал. Но делал это не из нужды заработка, а по наитию. И только тогда, когда совершенно неожиданно появлялось необъяснимое вдохновение. Тогда непременно он брал кисть в руку и вырисовывал свою фантазию. Но такие моменты случались с ним довольно редко. Примерно раз в несколько лет Пьера поглощала та или иная идея, и он полностью отдавал себя в её власть. Но по завершению картины, снова терял всякий интерес к любимому пристрастию.

Тем более он думал, что творец может воплотить в жизнь только одно выдающееся и гениальнейшее произведение, а таковое он уже создал. Свои работы не без малого он очень любил и не хотел с ними расставаться, но всё же периодически выставлял на витрины своей лавки для продажи. Прохожим и зашедшим покупателям явно приходились по душе его работы. Однако мало кого могла устроить невообразимо высокая цена за товар, чтобы осмелиться его купить. Оттого многие картины просто стояли за стеклянными окнами витрины и притягивали взгляды прохожих до тех пор, пока какой-нибудь редкий посетитель не приобретал одну.

Он поднялся неторопливо с дивана. Его домашний кот, которого он назвал Серб, подошёл к нему и начал обтираться об ноги, намекая, что пора подавать ему завтрак. Это был заведённый ритуал на протяжении последних четырёх лет, с того самого дня, когда он подобрал на улице маленького, ослабленного котёнка.

Пьер погладил Серба, затем, неохотно волоча тапками по полу, почесал отлежавшиеся во сне ягодицы. Он открыл верхний ящик тумбочки, чтобы достать оттуда корм для кота. Как только рука потянулась по направлению к коробке, кот уже умудрился пробежать на полной скорости расстояние между ними и врезаться в ноги Пьера, не успевая вовремя затормозить на скользком полу.

— Держи, держи, Серб, кушай на здоровье. Набирайся сил, чтобы в следующий раз не врезаться в меня, – Пьер высыпал коту содержимое картонной коробки.

После освежающего душа он триммером подбрил свою бороду. По завершению искусного бритья внимательно посмотрел в своё отражение. Результатом он остался доволен. Широко улыбаясь, Пьер начал вслух проговаривать себе комплименты, звучащие как каждодневные аффирмации.

Я – молодой, гениальный художник. Я – избранный мастер. Всё у меня идёт и протекает именно так, как и должно быть. Я – чёртов везунчик!

Таков был его настрой на предстоящий день.

После он спустился вниз по лестнице и открыл входную дверь лавки для посетителей. Табло с графиком работы с появлением нового владельца магазина живописи, в лице Пьера, гласило:

Такой график нравился далеко не каждому посетителю, однако Пьер был хозяином своего заведения и имел все основания выставлять часы работы такими, какими ему заблагорассудится. Тем более что постоянные покупатели в случае срочной необходимости, бывало, звонили в дверной звонок в нерабочее время, и Пьер, хоть и без удовольствия, но всё же спускался из своей жилой комнаты вниз. Он шёл им навстречу, немного поднимая цену за доставленное ему неудобство.

В этот день посетителей было немного. Но, к его удивлению, семьдесят процентов всех зашедших сделали крупные покупки, что составило трёхдневную выручку.

Настроение Пьера было на высоте. После закрытия магазина он посчитал кассу, проверил товар, расставил всё по своим местам и зашёл за чугунную дверь раньше, чем обычно. Он тщательно осмотрел находившиеся там картины. Аккуратно счистил с них осевшую за день пыль. С этим заданием он справился всего за час.

В 19.30 Пьер покинул дальнюю комнату и поднялся к себе наверх. Снова покормил кота, который из-за ненормально лишнего веса небрежно передвигал своими лапками. Автоматически пару раз погладил его. Серб одобрительно посмотрел на хозяина, словно говоря: «Спасибо, можешь идти», – и приступил к поеданию корма. И Пьер пошёл. Пошёл переодеваться в маленькую гардеробную комнату. Поправил на себе чистую ароматно пахнущую рубашку и классический черный пиджак с рукавами в три четверти. Он решил выглядеть менее празднично и просто расстегнул три верхние пуговицы на рубашке, а вниз решил надеть джинсы и любимые классические кеды.

В 21.03 Пьер вышел за дверь дома. На улице было прохладно. По ощущениям, всего десять градусов тепла. Но он всё же не стал брать с собой пальто и решил до бара добраться на такси.

В баре его уже ждали все приглашённые гости, начав трапезничать без самого виновника торжества. Они успели за время знакомства с ним выучить привычку Пьера не замечать времени и относились к этому с завидным пониманием и спокойствием. Оттого не стали зря терять время и решили начать маленькое пиршество без него, зная, что и сам Пьер на этом не заострит внимания. Тем более что все были после работы, а значит, голодные, да и про самого Пьера тоже не забыли, заранее заказав ему на своё усмотрение несколько вкусных блюд. И попросили официанта выносить их поочерёдно с момента прихода именинника.

К Пьеру на встречу из-за стола первым встал его лучший друг Папиллайон. Вторым с места привстал поприветствовать и поздравить Пьера его приятель Мартин, хозяин кафе, в котором Пьер был завсегдатаем, пока не сменил своё место жительства. Следующими были два художника, с которыми он познакомился благодаря сайту об изобразительном искусстве. Со временем они периодически стали встречать друг друга на выставках современных художников и впоследствии стали хорошими приятелями. Несмотря на то, что они были практически вдвое младше самого Пьера, он находил их очень интересными собеседниками.

И завершающими круг были две девушки, которых эти же самые художники позвали за компанию. Как выяснилось немного позднее, они были натурщицами. Весьма привлекательной наружности. Одна из них – с чёрными, стриженными под каре волосами. На ней был кожаный ошейник, ярко-красная помада и пирсинг в брови. Кожа на лице была неестественно белой, что ярко подчёркивало старомодное пристрастие, столь популярное среди молодых особей, – подражание вампирам.

Вторая была в одежде свободного кроя, благодаря которой никому из присутствующих мужчин так и не удалось даже предположить, какое у неё телосложение. Волосы, которые она часто во время разговора задумчиво наматывала на палец, были каштановыми, вьющимися. А лицо казалось весьма симпатичным и притягательным, хотя отличалось близко посаженными большими карими глазами, что придавало ему некоторую изюминку.

Пьер, садясь за стул, обрадовался принесённому блюду, съел без остатка всё содержимое и только после этого включился в беседу. Спустя некоторое время он намекнул Папиллайону, что настало время произносить тост в честь именинника. Его друг не стал отпираться и, поправив свои очки, встал из-за стола. Молча оглядел присутствующих гостей, глубоко вдохнул и заговорил:

– Дорогой Пьер. Я буду краток, но всё же в угоду тебе буду соблюдать нашу традицию: на каждом дне рождении первыми произносить друг другу тост и пожелания.

Он слегка закашлялся и оглядел всех присутствующих.

– Так вот, ты хороший малый. Жизнь у тебя полна чудес. И я горжусь тем, что за столько лет дружбы ты для меня стал не просто товарищем. Ты для меня поддержка, брат по духу и, возможно, самый близкий человек. Ты, как никто другой, умудряешься сохранять своё жизнелюбие и энергичность. Так вот, желаю тебе беречь этот немеркнущий блеск в глазах. За тебя, Пьер!

Все подняли бокалы в сторону виновника торжества и. громко чокнувшись, отпили по несколько глотков дорогостоящего шампанского.

После первого произнесённого тоста, они стали шумно обсуждать свою жизнь, попеременно меняя темы разговоров.

Девушки смеялись во весь голос, то и дело хватаясь за животы. Мужчины расслаблялись в приятной непринуждённой компании. Ну а Пьер периодически ловил на себе взгляд от натурщицы с волнистыми волосами, отчего его глаза становились масляными, как у кота.

В 00.15 девушки начали сборы, несмотря на уговоры художников остаться. Сославшись на то, что им рано вставать, они всё же покинули компанию. Перед уходом девушка с длинными волосами, которую звали Софи, три раза поцеловала Пьера и приобняла его, недвусмысленно намекая, что не против ещё одной встречи с ним.

– О-о-о! Похоже, Пьер, тебе может подарочек перепасть ко дню рождения, – сказал один из художников с усмешкой в голосе, после того как девушки покинули ресторан. – Телефончик её дать?

– Хм… спасибо, не нужно, – улыбаясь, отозвался Пьер, – конечно, она весьма симпатичная девушка и мне очень приятно внимание от такой красотки. Но, как вы знаете, у меня уже есть любовь на всю жизнь.

– А, ну да, ну да… У тебя же там есть любимая… как её зовут? Что-то не припомню её имени? Наверное, оттого что мы её никогда не видели? – съязвил Лоран, слегка прищуривая свои зелёные глаза.

– Боюсь, что и не увидишь, – отозвался Пьер, – с такими проходимцами, как вы, знакомить её я и не собираюсь, – отшутился Пьер, сам радуясь тому, как ему удалось легко сманеврировать словами в ответ слегка нахальному Лорану.

– Смешно! Ну ладно, как знаешь, ну а я, пожалуй, приударю за Софи. Она мне уже давно нравится, и фигурка у неё такая, что аж дух захватывает.

– Удачи! – откровенно пожелал ему Пьер.

Лоран лишь повёл плечами в ответ и задумался, раскладывая в голове схему своих дальнейших ухаживаний за Софи.

Спустя некоторое время два приятеля – Лоран и Элвин – неторопливо тоже покинули Пьера, оставляя его в кругу самых близких друзей: Папиллайона и Мартена.

Папиллайон, как показалось присутствующим, вёл себя на протяжении вечера несколько отстранённо. Обыкновенно он встревал в разговоры, любил поспорить на любую тему и всячески старался блеснуть своими знаниями. Но не сегодня. В этот день он вёл себя очень тихо и задумчиво.

– Друг, у тебя что-то стряслось? Может, ты лучше расслабишься и побудешь среди своих друзей, а не среди своих любимых планет? – сказал Пьер, отпивая из стакана.

– Да нет, всё как обычно. Ты прав, – сказал Папиллайон и наигранно заулыбался. После они втроём смеялись от души, громко обсуждая тему «что было бы, если бы», и упивались своей безудержной фантазией, что не ведала границ.

– Вот представьте, что мы все лишь только отголосок чьей-то идеи. А на самом деле нас вовсе и не существует. Существует лишь только чья-то мысль. А мы живём, не догадываясь о том, что кто-то нас просто-напросто придумал.

– Ты о Боге говоришь, Пьер? – спросил Мартен.

– Не совсем. Я говорю о том, что какой-нибудь, скажем, художник взял краски, лист бумаги и… нарисовал нас.

– Просто сумасшедшая мысль! Но мне она нравится! – поднимая бокал, сказал Папиллайон просто для того, чтобы поддержать Пьера в особенный день.

– Пьер, допустим, он смог изобразить и нарисовать нас. Так? – спросил Мартен.

– Так.

– А как же наши характеры, исключительные судьбы? Они же у нас всех различны. Отпечатки. Радужки глаз и т.д.?

– Ну, это уже детали. Представь, что какой-то художник когда-то нарисовал нашу планету и всё существующее на ней, а потом поставил картину в угол и приступил к следующим: к солнцу, к вселенной и всему прочему. А картина-то внутри себя уже продолжила существование вместе с её обитателями. Она эволюционировала. Потом появились и мы.

– Ну, а что? Всё быть может, – с деловитой задумчивостью произнёс Мартен, которого в действительности крайне мало интересовала данная тема и, не сдерживая себя, сладко зевнул.

– Ага, – автоматически отозвался тот и, громко икая, сел ровнее. – Нет, а всё же, что, если мы есть никто иные, как нарисованные кем-то ещё давным-давно человечки. Что, если мы все с вами заодно простая выдумка какого-нибудь художника вроде меня? – сказал Пьер и улыбнулся своим мыслям.

– Да, но всё же стоит детальнее рассмотреть данный вопрос. Космическое пространство не ведает границ, – наконец включился в беседу Папиллайон. – Так?

– Верно.

– Ну, если вдруг и существует какой-то художник, который смог нарисовать наш с вами мир. И звёзды со всеми планетами вместе взятыми, даже, допустим, умудрился всё это дело проиллюстрировать в полном объёме. Каким образом тогда кто-то из нас умирает и кто-то рождается? Каким образом картина умеет самопроизвольничать, развиваться и жить своей жизнью, Пьер?

– Ну, не знаю, друг. Может быть, со временем сама идея и воплощается в реальность?

– Вероятно. Если бы кто-то нас и придумал, и мы были бы всего лишь воплощением его идеи, этот кто-то и вдохнул в нас жизнь? Ты же не будешь отрицать, что мы с вами живые существа?

– Конечно, нет.

– Мы с вами ходим, думаем, рассуждаем, предоставлены сами себе и каждодневно совершаем тот или иной выбор, исходя из своих интересов и убеждений. У нас есть с вами свой уникальный внутренний мир? – поправляя очки, обратился он к Пьеру.

– Ну да. Дальше что с того? – спросил Пьер, которого очень увлекал ход рассуждения Папиллайона.

– А этот внутренний мир как называется?

– Душа.

– А душа – она видимая или нет?

– Нет. А если бы мы были нарисованы, она была бы видимой?

– Скорее всего.

– Но мы её не видим?

– Конечно, нет.

– Но она же существует? – спросил ещё раз Папиллайон.

– Существует.

– Откуда ты это знаешь?

– Доказано же. Этот гадкий Астрал и есть перемещение души, – сказал с отвращением Пьер.

– Ну, допустим. А где хранится наша душа?

– В самом теле.

– Как в сосуде?

– Да, похоже на то.

– Так если сосуд наш разрушается с течением времени, куда девается душа?

– В другой мир, – не думая ответил Пьер.

– Хм… Занятно выходит. То есть, по-твоему, получается, что наш мир – один из множества картин?

– Возможно и так. Отчего же нет?

– И выходит так, что нам с вами не стоит бояться, что наш мир конечен и мы рано или поздно всё же окажемся в другом месте? – спросил Папиллайон задумчиво и посмотрел на Мартена, который уже клевал в стол головой от скучного для него разговора.

– Вероятно.

– Ну, Пьер, подумай хорошенько. Если он создал картину, и мы в ней каким-то образом ожили. Даже предположим, что он одарил каждого из нас своей душой, хоть она и невидимая. И даже предположим, что таких картин множество. Каким образом наша с вами душа по завершению жизни сможет переселиться в другую картину?

– Ну, душа же бессмертна.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что так и считаю, – не нашёлся чего ответить Пьер.

– Ладно, предположим, душа бессмертная. Предположим, что мир конечен. И представим, что она перевоплощается в другом мире по «износу» нашего сосуда. Так что ли?

– Да, наверное.

– Если душа бессмертная, значит, она есть часть идеи?

– Да.

– Есть идея – есть душа?

– Да.

– А идея неиссякаема?

– Да.

– А души лишь часть её?

– Ну, наверное.

– Здорово! То есть выходит, что твой художник придумал не только мир, но и саму идею, откуда и черпаются наши души?

– Вероятно.

– Блин, мне нравится эта мысль. Молодец, Пьер! – сказал Папиллайон, который воодушевился подобным разговором. – А вот смотри. Если есть место, откуда берутся все неиссякаемые идеи, значит, есть и картина идей. Но кто же может стоять над всем этим?

– Ребят, может, хватит уже? Мой мозг сейчас опухнет, – сказал Мартен, немного пробудившись от сна.

– Да, сейчас закончу свою мысль, – сказал Папиллайон и продолжил: – Значит, есть какой-то великий художник, который прорисовал всё это? И картину идей в том числе?

– Ну, пожалуй, есть, – сказал Пьер.

– Так не есть ли это Бог? – наконец подвёл Папиллайон к нужной ему мысли.

– А какая разница, как его назвать? В моём представлении ОН и есть художник. Иллюстратор. Гениальный сценарист.

– Можно и так назвать. В общем-то, мы с тобой всё это время и говорим об одном и том же, просто разными словами, – поставил точку Папиллайон, придя в своём разговоре к интересным для него умозаключениям.

Спустя некоторое время, после того как был осушен ещё один бокал дорогого вина, так красиво разлитый по бокалам опытным сомелье, Папиллайон решился кардинально перевести тему разговора и приглушённым голосом обратился к Пьеру:

– Послушай, Пьер.

– Ну?

– Только, пожалуйста, не сердись на меня, – заранее извиняющимся тоном попросил его Папиллайон. – Ты же помнишь Мэри?

Пьер подал корпус вперёд, опёршись на край стола, чтобы была возможность лучше услышать тихий голос напротив сидящего друга. Но, ещё не осознавая заданный вопрос, организм Пьера уже дал мгновенную реакцию посредством выброса адреналина в кровь, что было крайне сложно утаить. Зрачки Пьера от одного лишь упоминания её имени резко расширились. Он громко сглотнул и, взяв себя под контроль, на всякий случай переспросил: