– Димыч, – скромно представился тот, пожал руку Коваржу. – Имел удовольствие общаться с вами по рации.
Сам при этом смотрел не в глаза, а куда-то в сторону. Прямо нерешительный студент на первом свидании.
– Ну, весело-весело с вами, – поддел их Морозов. – Оборжешься. Внутрь пошли, что ли, проводим старый подлый год. Якутенок, идешь с нами?
Молодчик в оранжевом жилете обещал подойти позже.
– Много народу здесь? – поинтересовался Коварж.
– Не, – Морозов загасил окурок, открыл дверь в маленькие сени. – Хозяин с женой. Зовут Олег. Жену, бляха, не помню…
– Ирка, – подсказал Димыч и тут же покраснел, будто при родителях выругался.
– Верняк, – кивнул Морозов. – Еще один КамАЗист, Рыков. Баба с ним какая-то. И мы, три богатыря, у каждого по пол ху…
Вот, казалось бы, много в стране дорог. А дураков еще больше. Но так сложилось, что за недолгую карьеру дальнобойщика Коварж почти в каждом рейсе пересекался с весельчаком Морозовым. В кафе, на стоянках, на дорогах, даже в больших городах. Морозов при встрече часто шутил, что у него много клонов, хороших и не очень. Главное, не встречаться с ними в полночь, предупреждал весельчак, начиная при этом подвывать…
Внутри кафе было жарко, даже душновато. Небольшая плазма на стене показывала приключения Шурика, из-за помех на экране комичный персонаж походил на привидение. Рядом, за стойкой, суетилась та самая Ирка, немолодая, некрасивая, с какими-то мужскими чертами лица и серыми усиками над губой.
– С наступающим, – соблюдая приличия, улыбнулся ей Коварж.
– И вас, – улыбнулась она. – Всем гостям сегодня небольшой подарок…
– Чебурек? – обрадовался Коварж.
Та виновато развела руками.
– Чебуреков нет, мясо кончилось. Сосиска в тесте и кофе.
– И на том спасибо. Пока лучший подарок за сегодня. А это вам…
Выложил на стойку конфеты. Заглянул в зал, где за столиком в углу сидел, видимо, КамАЗист Рыков, а с ним…
– Да ну нахер, – выругался Коварж, узнав плюгавую суку.
Ведунья, мать ее.
«Ты до полуночи не доживешь, я с тобой не поеду…»
– Ты чего? – насторожился Морозов, а стоящий рядом Димыч опять покраснел.
– Девка, – пробормотал Коварж, – днем подвозил. Ущербная… заявила, что сдохну сегодня…
– Кто? – хохотнул Морозов. – Экстрасекша? Не смеши! Идем, заново, по всем приличиям, с ней познакомлю!
И, не дав опомниться, потянул Коваржа к столу.
– Дамы и господа! – пробасил Морозов, шутливо раскланиваясь. – Действие второе! Те же и Радик Назимович Коварж!
Так же шутливо захлопал сам себе. Обратился к ведунье:
– Слышал, что вы уже знакомы. Это замечательно!
Та вскочила на ноги, загородилась стулом.
– Преследуешь меня, урод? Сказала же, что не хочу с тобой…
Настроение, как стрелка спидометра, упало до нуля. И злость, и досада – за долю секунды это все перемешалось у Коваржа внутри, а теперь грозилось вырваться наружу. И только Морозов, замахавший руками, остановил извержение внутреннего «вулкана».
– Так, стоп-стоп-стоп. Это не дело, это неправильно! Радик, скажи мне… Радик, эй! Слышишь меня?
– Чего? – Коварж не отрывал взгляда от напуганной ведуньи.
– Радик! Ты умирать собираешься сегодня?
– Чего? – не понял Коварж.
– Вот же заладил, как попугай, просто скажи «нет». Не собираюсь сегодня умирать. Скажи…
– Нет, – сказал Коварж, – не собираюсь сегодня умирать.
– И убивать никого не собираюсь, – продолжил Морозов.
– И убивать никого, – повторил Коварж, – не собираюсь.
Плюгавая сука, похожая на испуганную крысу, так и стояла, прикрывалась стулом. По лицу ее, сплошь покрытому прыщами, пробегало то недоумение, то злоба, то страх. Прямо «охота на ведьм, наши дни».
– Так, – повертелся на месте Морозов, взял со стола салфетку, замахал ею, как белым флагом. – Вас, душа моя, как по паспорту…
– Не ваше дело, – прошипела ведунья.
Но КамАЗист Рыков, равнодушно наблюдавший за драматичной сценой, громко икнул и выдал ведунью:
– Зинаида она, как у Шурика в кине.
Ведунья уронила стул, за несколько метров обошла Коваржа и Морозова. Последний пошутил:
– Мы так-то не кусаемся.
Но Зинаида шутки не оценила. Ткнула в Коваржа пальцем:
– Чтобы не подходил ко мне. Я знаю, что ты семью свою убил…
А Коваржа как по голове ударили. Ноги сделались ватными, и где-то глубоко-глубоко будто бы раскрылась старая рана, а оттуда потекло нечто мерзкое, дурно пахнущее…
– Сука, – прохрипел он. – Сука-а-а… никого я не убивал… зимой гололед… а там фура… вот и разбился… их насмерть, а мусора, твари…
Голос предательски дрогнул, так же предательски зародилась под глазом одинокая слеза.
