Роза достала из кармана брюк ключ от кабинета. Дороти отдала ей ключ за десять часов до своей кончины и велела зайти туда после завершения всех похоронных формальностей. Дороти не сказала, что именно ждет Розу в кабинете, велев лишь посмотреть несколько видеофайлов на своем компьютере.
Роза знала, что не найдет там никаких мумифицированных или иных трупов, однако не торопилась открывать дверь. Если там действительно хранились какие-то секреты, способные изменить ее мнение о Дороти, Роза Леон не хотела их знать. Вплоть до знакомства с Дороти она в одиночку боролась с жизнью. Людей, вызывающих ее восхищение, можно было пересчитать по пальцам, но никто из них недотягивал до Дороти. Если же у вдовы Артура Хаммела и была какая-то темная сторона (в чем Роза продолжала сомневаться), что-то постыдное, Роза знала: столкновение с этим будет равнозначно стреле, пущенной ей в грудь.
Но ведь она обещала Дороти посмотреть файлы на компьютере. Сердце подсказывало: она поступает правильно. Если пообещала, обещание надо выполнять.
Роза отперла дверь и вошла в кабинет.
Он сразу же поразил ее своими размерами: футов двадцать шесть на тридцать. Из высоких окон открывался вид на знаменитое озеро, к которому каскадами спускались сосны.
Справа стоял антикварный бидермайерский письменный стол, крупный даже для мебели того периода. За ним вдоль стены тянулась столешница, шириной не уступавшая столу. Там стояли компьютер, принтер, сканер и другое оборудование.
Середину кабинета занимал бидермайерский диван и два кресла в стиле ар-деко. Между креслами стоял большой кофейный стол, стилизованный под китайскую лежанку кан. Стол украшала коллекция старинных японских бронзовых ваз. Дороти и Артур имели эклектичные вкусы и обладали несомненным талантом гармонично соединять разные стили и эпохи.
Больше всего Розу удивил алфавит, нарисованный на левой стене: двадцать шесть черных букв высотой в фут, выведенных через трафарет на белом фоне. С буквами соседствовали знаки препинания и символы вроде &, %, + и =. На полу перед стеной стояло невысокое устройство, назначение которого было непонятно Розе.
Обойдя стол, она уселась в офисное кресло, развернув его к монитору. Затем включила компьютер.
За полтора месяца, с тех пор как Дороти перестала появляться в кабинете, на всем скопился тонкий слой пыли. Однако компьютер работал.
Роза ввела пароль, сообщенный ей Дороти: Lovearthur.
Видео хранились в отдельной папке. Кликнув по ней, Роза увидела ряд пронумерованных видеофайлов.
Роза открыла первый файл… Оттуда на нее смотрела живая и внешне вполне здоровая Дороти. Такой хозяйка кабинета была месяцев десять или год назад. Дороти сидела перед компьютером.
«Приветствую вас, Роза Рейчел Леон, моя драгоценная девочка, – произнесла Дороти, глядя в камеру. – Мне посчастливилось найти вас, когда я оказалась в беде. Я говорю „посчастливилось“ не только потому, что вы превосходная сиделка и помощница. Вы – честный, этичный человек, умеющий быть по-настоящему сострадательным. Вы скромны, что тоже встречается редко в этом мире гордыни и эгоизма. Скажу больше, вы намного умнее, чем думаете».
Роза покраснела, будто ее хвалила живая Дороти. Глаза вновь наполнились слезами. Она потянулась за бумажным платком и вытерла глаза.
«В течение сорока восьми часов после моей смерти с вами встретится Роджер Остин. Как вам известно, он мой адвокат. Он сообщит вам, что я сделала вас своей единственной наследницей».
Для Розы это было неожиданностью. Услышанное казалось ей сном. Она замотала головой, словно хотела возразить Дороти, чтобы потом, проснувшись, не разочароваться.
«Закон запрещает работнику хосписа получать наследство от пациента. Поэтому спустя пять месяцев вашей работы у меня, когда я узнала ваше сердце, мы изменили ваш статус, сделав вас компаньонкой-правопреемницей. Все было проделано с железной юридической точностью, исключающей отмену моего завещания. Впрочем, оспаривать некому. Родственников у меня не осталось».
Розу охватила нервозная потребность двигаться, чем-нибудь заняться, чтобы погасить внезапный всплеск энергии. Однако ее ноги настолько ослабли, что, едва встав с кресла, она была вынуждена снова сесть.
«После уплаты налогов, – продолжала Дороти, – вы вступите во владение этим домом со всем его имуществом и ликвидными активами в сумме двенадцать миллионов долларов».
– Я этого не заслуживаю, – заявила Роза, словно женщина на экране могла ее услышать и изменить свое решение. – Я провела с вами каких-то полтора года.
Дороти сделала паузу, словно предвидела, что в этот момент Роза начнет возражать своей благодетельнице. На ее губах играла озорная улыбка.
«Девочка моя, как бы я хотела оказаться здесь и увидеть ваше лицо. Знаю, поначалу вы испытаете замешательство и даже страх. Не бойтесь. Роджер Остин и мой бухгалтер Шейла Голдмен – хорошие люди. Они дадут вам толковые советы по части инвестиций. А со временем – я в этом не сомневаюсь, поскольку успела вас узнать, – вы научитесь решать такие вопросы самостоятельно».
– Никогда, – дрожащим голосом возразила Роза.
«Обязательно научитесь, – снова улыбнувшись, подтвердила Дороти. – А сейчас вас ждет второй сюрприз, значительно превосходящий первый. Простите за некоторую грубость, дитя мое, но этот сюрприз будет равнозначен пинку под зад. Вы готовы?»
– Нет.
Уперев руки в стол и подвинувшись ближе к камере, Дороти понизила голос и заговорила с предельной серьезностью, что гипнотически подействовало на Розу.
«Как вы знаете, Кипп – смышленый пес. Но он гораздо умнее, чем вы думаете. Он – тайна, настоящее чудо. И он такой в мире не один. Есть и другие. Свое сообщество они называют Мистериум. Могу предположить, что Кипп – продукт генной инженерии. Должно быть, в его роду были лабораторные собаки, над которыми проводились радикальные эксперименты. Этим собакам удалось сбежать. Дорогая Роза, по уровню интеллекта Кипп не уступает нам с вами. Он – сокровище, которое нужно беречь. Вы должны стать его хранительницей. После того как вы посмотрите другие файлы, когда собственными глазами увидите, как Кипп общается со мной с помощью алфавита на стене кабинета, вы не только мне поверите. Я уверена, вы почувствуете, что нашли свое жизненное предназначение».
Роза повернулась к черным буквам на противоположной стене. За спиной слышался голос Дороти:
«С тех пор как я была маленькой девочкой, а это было очень давно, меня не покидало странное чувство, которое обитает в самом глубинном и потаенном уголке моего сердца. Я думаю, что у вас было такое же странное чувство и вы, как и я, считаете, что глупо говорить об этом».
Приятный холодок пробежал по затылку Розы. Она смотрела через большие окна на ярусы леса, спускавшиеся к озеру. В предвечернем свете весь пейзаж приобрел мистические черты. Казалось, она видит горное озеро в ином мире, озеро, в глубинах которого жило нечто, породившее легенду.
«Роза, я всю жизнь прожила с ощущением того, что в мире есть тайная магия и что жизнь – нечто большее, чем то, что могут открыть нам наши пять чувств. Я верила в чудеса и знала: однажды такое чудо случится и со мной».
Такое чувство могло появиться и у женщины, выросшей в бедности и не знавшей любви. Возможно, именно у подобной женщины оно и могло появиться, ведь у нее не было иных надежд, кроме тех, что она черпала из своего воображения.
«Жизнь способна выдавить из нас это чувство, если мы только позволим, – продолжала Дороти. – Но я никогда не позволяла и была вознаграждена. Роза, однажды чудо само пришло ко мне на четырех лапах».
16
Он был везучим псом.
Территория кемпинга была полна детей всех возрастов. Они бегали и прыгали. Кипп знал, как малыши и ребята постарше любят тайком брать со стола еду и подкармливать собак.
Вскоре он убедился, что ему несказанно повезло. Кроме него, вокруг не было ни одной собаки, которую дети могли бы кормить. Дети подбрасывали мячи, запускали пластмассовые летающие тарелки, но никто из четвероногих не включался в их игру.
Еду еще не все начали готовить. Немного рановато для ужина.
Но двое мужчин уже стояли у портативных мангалов. В воздухе пахло тлеющими древесными углями.
Один из поваров мариновал стейки в глубокой кастрюле. Он только начал разжигать мангал.
Мужчина был худощавым. Его тело покрывал коричневый загар. Волосы были зачесаны назад. На его футболке красовалась надпись: «Вилку прочь». Чуть выше надписи было изображение трехзубой вилки с отогнутыми боковыми зубьями. Прямым оставался только средний.
Этот человек не показался Киппу дружелюбным. От него пахло завистью и злостью.
У второго на газовом гриле с шипением жарились толстые котлетки для гамбургеров, а рядом раздувались, исторгая соблазнительный аромат, франкфуртеры.
Кипп выбрал второго повара и сел рядом с ним.
Он сидел, водя по земле хвостом, навострив, насколько позволяло их строение, свои висячие уши, задрав голову и всем видом изображая симпатичного пса.
Хотя Кипп и не признавался себе в этом, таким актерским мастерством, как у него, обладали очень немногие собаки.
Собакам несвойственно бахвальство, но ложной скромностью они тоже не отличаются. Все так, как есть, не больше и не меньше.
Второй повар был из тех, кто разговаривает с животными. Конечно, не на уровне доктора Дулиттла. Он не умел вести с ними диалог. Но Киппу он понравился.
От него пахло добротой, и на нем не было футболки с грубой надписью. Киппа он называл «дружище».
