Сквозь толпу зевак спешно пробился Кватрибалис, резко схватив друга за руку, и вышел вместе с ним из здания.
Такое никогда не забыть, даже находясь в отхожем месте мира. Шум снаружи слегка поутих, дав пришельцам донести свои слова до слуха Идериса.
– Ид! – пробилось сквозь тяжесть дождя.
– Улитка! – последовал другой, более мягкий, гладкий голос.
Не может этого быть. Идерис быстро пробежался по своему одеянию перед выходом из деревянного прогнившего кокона. Ткань изрядно поизносилась, заросла грязью и редкими следами еды, питья и крови. Дыры и рванины встречались повсюду, открывая, то посеревшую, ранее белую, рубашку, то начинающую стареть, кожу. В тот день он выглядел так же…
– Хватит дёргаться! – раздражительно выкинул Идерис, но не слишком громко, чтобы отец не услышал.
– Я уже устала так сидеть, – капризно выдавила Грейсвильда, ёрзая на стуле, – И хочу в туалет! – маленькие ноги, не достающие до пола, заходили в воздухе, как качели.
– Потерпи, я почти закончил, – уже вспотевшие, пальцы мальчика аккуратно танцевали в белоснежных волосах сестры, заплетая косички из, успевших отрасти за четыре года жизни, молочных ручейков.
Маленькой Грейсвильде ничего не оставалось, как спокойно просидеть на стуле, пока брат не закончит делать ей причёску, что она и сделала, не забыв дополнительно надуться и скрестить руки на груди.
Белые локоны уже не так послушно поддавались плетению, скользя на влажных подушечках пальцев мальчика. Болотные глаза уже порядком устали, отказываясь сосредоточиться на одной точке, вечно размывая картину перед глазами, как море смывает следы с песка во время прилива. Скорее всего, это последствия ночных забот Идериса. В следующий раз лучше всё-таки не читать книгу отца так долго, или делать это днём. Но тогда не хватит времени поиграть на берегу с ребятами, да и отец не разрешит, ведь «сначала нужно научиться терпению». Ещё чуть-чуть и готово. Зато всем остальным заниматься – это пожалуйста, а чем-то… взрослым – «ещё маленький», «научись терпению», «пока не понимаешь». – Нахер всё! – произнёс у себя в голове, уже полюбившуюся фразу, услышанную от Крестгко, во время очередного гуляния с друзьями на стыке Полдера и Ветреного моря, Идерис, – Мне уже почти одиннадцать, я точно могу делать что-то, кроме того, с чем и малявка справится! – гневная мысль отразилась на реальности, дёрнув снежную нить сильнее нужного, вызвав тем самым короткий болезненный писк младшей сестры.
– Эй! – сердитый тоненький голосок пробился наружу, – Я же сижу ровно!
Идерис молча отпустил волосы Грейсвильды, закончив причёску, и направился к выходу, навстречу своим друзьям. У самой двери сестра догнала мальчика.
– Злюка! – мягкий толчок ребёнка слегка пошатнул Идериса, ударив плечом об стену.
– Эй, иди сюда, малявка! – рявкнул, ещё не сломавшимся голосом, Идерис и сразу заспешил наружу, поняв, что отец мог услышать.
Быстрый лёгкий топот по мягкой земле, а затем уже и по намокшему песку, доставил мальчика к, уже развлекающимся, друзьям. Алла, чей отец состоял в городском совете каким-то важным фигом, кинула в Бугемта, отец которого промышлял ловлей крабов, песчаный пирожок, разбрызгав по груди мальчика мокрые, отдающие солью, комки береговой пыли. Бугемт в ответ кинул такой же пирожок в ответ; песок разлетелся по бирюзовому сарафану девочки, задев ещё и воротник рубашки, выглядывающий, из-под голубого покрывала. Близнецы Майки и Лаффантин, сыновья кузнеца, как обычно, сидели на старой коряге и комментировали происходящее снизу сражение Аллы и Бугемта. Крестгко, сын проститутки, мирно лепил замок из песка вместе с Лаврентием, отец которого погиб, сражаясь на какой-то старой войне. Мальтараллия сидела возле воды, топя ноги в поступающих пенящихся волнах Ветреного моря, разговаривая о чём-то с Эрвиком, иногда тихо выдавливая смех.
